Письмо московскому другу

И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

("Письмо римскому другу", И. Бродский)


Здравствуй, друг мой.
Ты давно не отвечаешь.
Рановато для естественной кончины!
Жизнь — не более чем странная случайность,
Но обрыв её немыслим без причины.

Ни постов не занимал, ни — крупных денег,
Не холуйствовал за звёзды на погонах,
И томился не в пустотах академий,
А в пространствах переполненных вагонов.

Не накапливал престижные предметы,
Трескал суши и хрустел дешёвой пиццей,
Пил умеренно и как-то не заметил,
Что ворюга превратился в кровопийцу.

Осуждён ли без надежды на прощенье,
Разделяя Карабасов и маркизов?
Может быть, ты запятнал себя прошением
Выключать хотя бы на ночь телевизор?

Допускаю, ты задумал отмолчаться
Рыбой, воздух в лёгких заменив на воду.
Только глупо верить в то, что безучастие
И молчание — гарантии свободы.

С точки зренья параноидальной власти
В молчуне, скорее, прячется притворщик.
Раз — ни слова, то к чему-то да причастен —
Если не глухонемой, то заговорщик.

Не укрыться ни на юге, где оливы,
Ни на севере, где тундрокилометры.
И тюрьма за поворотом терпеливо
Ждёт молчальников с сумою переметной.

Так что — говори!
К примеру, то, что лживы
Утверждения физических законов.
Лей баланду — не до жиру, быть бы живу
Да без прутьев на отверстии оконном.

Чем глупей слова, тем с ними меньше риска.
На "Да здравствует..." бубни в ответ: "Взаимно".
Больше мата и бессмысленного крика
К звукам недопереписанного гимна!

***
В незаклеенном конверте обнаружат
Эти строчки, что вершат эпистолярий.
Не дойдут до адресата, так послужат
Развлечением для тайных канцелярий.