Слово о Меньшикове

Светлейший. Страшновато было    
деньгу царёву в первый раз
зажать, потом купить кобылу,
потом продать и вновь украсть.
Враньё,  что важен в жизни опыт,   
всё от рожденья нам дано            
на два прихлопа, три притопа,
а тот,  кто не сумел – говно.
               
Ну а таких вокруг до чёрта,   
жалеть их – будет не с руки,
глядишь – народ как будто тёртый,
а пригляделся – вахлаки.
Знакомы коротко с рогожей
в глаза не видели кровать,
все говорят одно и то же               
и все боятся умирать.               

А страх лишь в ночь, когда не спится,
а утром дел невпроворот,
к тому же ждёт императрица.
И император. И народ. -
Вся необъятная держава
от Петербурговых орлов
и до последней кочки, ржавой
от крови царевых рабов.

…
Он воевал как воровал –               
безумно, дерзко, без оглядки
и карнавалы затевал,
когда играл со смертью в прятки,
и спал как пёс у ног хозяйских,   
раз нужно – значит умирай,
не знал повадок самурайских,
но был как истый самурай.       

Но впрочем это мы сегодня
так можем про него сказать,
когда и праздник новогодний
уже привычен, и кровать   
есть у последнего бродяги,            
ему сравниться с кем тогда,
когда вокруг полощут стяги, 
а рядом горе и беда.

Ломали стены городские,
на шпагу брали города,
царю покорная  Россия
шла не жалея живота
на север к морю как на плаху,               
перед рядами впереди,
мелькала красная рубаха,               
и яркий крестик на груди …

А настоящая защита -            
царёв подарок – образок,
в исподнее бельё зашит он
от сердца вниз, наискосок.
Ещё слова святого старца    
от пуль и вражеских интриг         
заменят для красавца панцирь,
в монахи только б не остриг.

У немцев тоже есть пророки,
но силы нет у них в руке,
и кровью писаные строки               
есть лишь на русском языке.      
Они доподлинны и святы,               
с похмелья, с гулкой головой,
кричишь, уставясь: браты, браты -
как будто в камень гробовой.

А всё перед глазами мнится,
как сквозь стекло дурного сна,    
постель, а в ней императрица,
а рядом царская казна.
Ах, Олексашка, Олексашка,
почти пробился ты в цари,
краснеет красная рубашка
при свете утренней зари.