Тусклый ангел - Стихи разных лет - 2

Лев Гунин

Из книги стихов "Тусклый ангел"
(ОТСТУПЛЕНИЕ-1)



ТУСКЛЫЙ АНГЕЛ



В это собрание вошли избранные стихотворения разных лет. Стихи без географической ссылки (1970-1991), как правило, написаны в Бобруйске (Беларусь). Разножанровость, характерная для автора, и очень разные (по тематике, по образности, по типу) стихи в одном цикле или сборнике: это - широкий охват явлений, "вариантность личности", артистическая "смена" персонажей "первого лица".
______________________

© Лев Гунин: автор стихов; дизайн обложки; вёрстка; и др.
© Фото-автопортрет Виталия Гунина на первой заглавной странице.
© Виталий Гунин: фото старшего брата (Льва) за пианино - на первой заглавной странице.
______________________

Здесь, пожалуй, сильней чувствуется влияние немецкой поэзии (в сравнении с первым сборником). Сам автор считал эти годы кризисными. Но это, похоже, был период нового постижения действительности, годы учёбы. Образы, вызванные медитативными и созерцательными размышлениями, пантеистические зарисовки, внутренняя психологическая драма, сенсорные феномены, фантастические образы и необычное, поражающее воображение видение окружающего: всё это смешивается, разделяется, образует новые невиданные цепочки и узоры, как в окошке калейдоскопа. В этом и заключается одна из главных особенностей поэзии: обратить внимание на вещи с самой неожиданной стороны, генерировать размышление над непривычным и необычным препарированием явлений.  -- Евг. Штольц.
____________________________________




Лев Гунин


       Из книги
ТУСКЛЫЙ АНГЕЛ
(ОТСТУПЛЕНИЕ-1)
 
         
СТИХИ "КРИЗИСНЫХ" ЛЕТ


Книга стихов

1973-1974


Возможны ошибки в передаче текста везде, где использована
автоматизация. Тем, кого интересует творчество этого автора, можно
порекомендовать альтернативную версию (с обложкой, иллюстрациями, авторской вёрсткой) -




В это собрание вошли избранные стихотворения разных лет. Стихи без географической ссылки (1970-1991), как правило, написаны в Бобруйске (Беларусь). Разножанровость, характерная для автора, и очень разные (по тематике, по образности, по типу) стихи в одном цикле или сборнике: это - широкий охват явлений, "вариантность личности", артистическая "смена" персонажей "первого лица".
______________________

© Лев Гунин: автор стихов; дизайн обложки; вёрстка; и др.
© Фото-автопортрет Виталия Гунина на первой заглавной странице.
© Виталий Гунин: фото старшего брата (Льва) за пианино - на первой заглавной странице.
______________________

Здесь, пожалуй, сильней чувствуется влияние немецкой поэзии (в сравнении с первым сборником). Сам автор считал эти годы кризисными. Но это, похоже, был период нового постижения действительности, годы учёбы. Образы, вызванные медитативными и созерцательными размышлениями, пантеистические зарисовки, внутренняя психологическая драма, сенсорные феномены, фантастические образы и необычное, поражающее воображение видение окружающего: всё это смешивается, разделяется, образует новые невиданные цепочки и узоры, как в окошке калейдоскопа. В этом и заключается одна из главных особенностей поэзии: обратить внимание на вещи с самой неожиданной стороны, генерировать размышление над непривычным и необычным препарированием явлений.  -- Евг. Штольц.
____________________________________




     ОГЛАВЛЕНИЕ:

1. Забудь! Горит полночная звезда.
2. ТАЙНА МГНОВЕНИЙ.
3. Чувства! Не разделяя, познать (...)
4. Наполеон! Повелевай мной.
5. Бросается вечно ненужная поступь...
6. Я сегодня хотел поиграть на скрипке...
7. Над холмом возвышались столбы, как спички...
8. Стук каблуков, удаляющихся на расстояние.
9. Мне кажется: весна в свои права (...)
10. Духами пахнет. Сосны вперемежку...
11. ИСТИНА.
9. Секс мёртв, как дерево. Блеском кружева...
10. ПАРК ОБМАНА.
11. Молчи. Тишина тебе песню споёт...
12. Когда встаёт рассвет...
13. Туман вечерний.....
14. Малиновая каша под ногами...
15. Усталый сумрак освещает небо...
16. Плеск стихий. Чёрное на белом…
17. Два дня как тает. Лужи блещут мокро.
18. Декабрьский дождь смочил ступени влагой…
19. Мокрыми окнами, лужами, зимним дождём…
20. Сижу один – и мне ничуть не жалко…
21. В сугробах зима утопает...
22. Зима окончена. Прозрачные ветрила…
23. Туман вечерний реет над домами…
24. Огромным облаком вставали перспективы...

___________________________



    *     *     *

Забудь! Горит полночная звезда.
Из прошлого не ходят поезда.
В желудке не растут боровики.
Шаги твои по скатерти легки.

Вчера оставил смятую постель.
Из кранов со вчерашнего капель.
И с вечера тупая голова.
И в горле со вчера першат слова.

Как тяжко от стоящих пирамид.
Трехгранник мощный на груди стоит.
Трехгранники стоят по всей земле.
Вершины их веков в туманной мгле.

Из каждой бьет недобрый странный луч.
Непроницаем, тонок и тягуч.
И образы из вышины скользят,
И шепчут нам, что тайны их хранят.
              10 Марта, 1974.



    ТАЙНА МГНОВЕНИЙ
 
Этот день не запомнился. Он растаял в других,
Отражающих будничность, днях, что проплыли,
Но до  э т о г о  дня и мгновений  т а к и х
Я не знал, что живут и минуты  и н ы е.

В заповеднике времени, в тайной его глубине,
Я живу: в этом сгустке былых церемоний,
Осторожно шагая по прошлому - будто во сне,
Извлекая из сущего отзвуки  э т и х  гармоний.

Нежной плоти мясистой их спрятанных тайн я коснусь,
Весь их быт обустроенный томно окину я взглядом,
Чтобы кожей впитать эту странную зычность их струн,
И холмов, и оврагов застывшие в прошлом каскады.

Город весь как бы умер для смены реальных эпох.
Он остался в каком-то хрущовском и сталинском мире,
И ловлю я его еле слышный и сдержанный вздох
Ухом чутким своим в этой снятой на месяц квартире.

Я на улицу выйду. Пройдусь по  е г о  площадям,
Проведу как бы пальцем по улиц прямых перекрёсткам -
И почувствую пыль. Словно в комнате, где никогда
Годы не был никто, я стою с полотенцем и щёткой.

Только стоит ли лазить, на корточках пыль вытирать: 
Э т а  пыль не снимается, тайная дщерь откровений
Их часов и минут, их тревожных, рождённых опять
Здешних лет: временнЫх, эпохальных делений.

Пятилетками сталинских, вечных тридцатых годов
Эта жизнь (не живёт - или, может быть, не умирает?) -
Как саркома в сознании местных лобастых голов,
Как застывшая корка из вечности сделанной стали.

Что стирает из памяти всё, что выходит за "пять",
За пределы назначенной чем-то и тут - эпохальной - границы,
Начиная сначала - как в детской считалке, считать
Директивы обкомовцев, здания, связи в столице?

Но присутствие здесь, п р и м е р е н и е  к жизни моё
Создаёт аномалии внетурбулентных явлений.
И вторжением в жизнь изменяет невольно её,
Выдавая и м тайну для них недоступных мгновений.

Их суровый арбитр нас возьмёт, разведёт по углам,
Их - оставив в своей, этой строгой и замкнутой сфере,
А меня - изловчившись, в моё измеренье изгнав
И заставив скитаться, своей сокрушаясь потерей.

Я предвижу исход, хоть борюсь с пустотой до конца
За возможность остаться. Но силы неравны. И знаю,
Что для высших законов я напоминаю слепца:
Так во всём наугад я с клюкою своей выступаю.

Им судить, этим силам космических бездн,
Что нас держат в своём роковом, одномерном пространстве
Одномерного времени без продолженья и без
Глыбы трёх плоскостей, виртуального ордена странствий.

Им решать, кем нам быть, как и в чём преуспеть,
Перейти ли барьер, отделяющий мир прозябанья
От того, что над ним, что на спинах рождённых терпеть
Возвышает себя до кричащего бога-титана.

И за то, что проник я в начало попытки узнать,
И за то, что я выкрал фальшивое веко творенья,
Обречён я терпеть, кочевать, бедовать и страдать,
Повторяя удел восемнадцати т е х поколений.

С двух сторон я узнал, изучил судьбы предков своих.
Все они рождены были с долей суровой и жёсткой.
Ни один не сидел на платформе из согнутых спин -
Что пожизненно спят под невидимой страшной решёткой.

И за мысли мои, за отсутствие страха толпы,
За отсутствие трепета кролика нет мне возврата
Из гонимых всегда, ускользающих из-под копыт,
Из объявленных вечной персоной нон грата.

За пределом, за уровнем жизни моей
Простирается то, что мне может лишь только присниться,
Но - пока у меня бесконечность за спинами дней, -
Мне свободнее дышится, пишется, спится.

Я за мигом гонюсь, я за ним, лучезарным, тянусь,
Пробуждаюсь осыпанный грёзами в синей постели,
И за копию света я сразу рукой уцеплюсь,
Незаконно за ним уносясь без какой-либо цели.

Даже с жуткой занозой, сидящей в спине,
Этих тёмных предчувствий, трагически-грозных, -
Я несусь к облакам на чудесном коне
Представлений и мыслей, почти невозможных.

Я из будущих сфер в заповедник застоя попал,
Где застыло загадочно всюду прошедшее время,
И, туда возвращаясь, где мир весь давно побывал,
Вижу это как чудо и как непосильное бремя.

Свил гнездо мрачный монстр у них в головах,
Лоботомии мастер в слоях кружевных пустолицых,
И они - словно зомби - в застылое время попав,
Неспособны понять, что мертвее столба или спицы.

Только в их заколдованном сне побывать -
Эта роскошь имеет конкретную цену:
Либо нужно таким же мне стать,
Либо выплюнет вето из их параллельной вселенной.

И я знаю уже, что мне несдобровать:
На меня реагирует слизь как на чуждое что-то,
И из города этого тупость захочет изгнать,
Из пропахшего жижей застойного эры болота.

Потеряв своё место, другого уже не найти,
Суждено мне по жизни теперь бесконечно скитаться,
Но за мною останется остров такого пути,
С коим городу и континенту - уже не сравняться. 
Сентябрь, 1973. Могилёв.



    *    *    *

Чувства! Не разделяя, познать
Каждый в отдельности, миг, чьи законы
Лишь в бесконечном дано отыскать,
В том, что затеряно в непроторённом.

Я опускаюсь на самое дно
Чашечки ландыша, в благоуханье,
Чтобы увидеть, чего не дано
С роста огромного видеть в мельчайшем.

Я погружаюсь в прошедшие дни,
В сущность значительности мгновений,
В подлинность чувств, что только одни
Могут быть названы неповтореньем.

Вещи Ожили. Запах краски и штор
Перемешался. Стулья, кресла и пол
Заговорили;
простой р а з г о в о р
Стал бессловесным посредником чувства.

Сон стал реальным. В жизнь осязаемо
Вторглись иллюзии, став её смыслом.
Вместо обмана - узоры хрустальные
Выросли - будто ему в укоризну.

Быт растворился в огнях бесконечного,
В россыпях-днях полновесного крошева,
Кодом запретным всего безупречного,
Ангелом этого мира непрошенным.

И - за калиткой, другими не видимой, -
За облаками страны Незабвения:
Мир неприкаянный эры Мгновения,
Чуткий носитель НЕ взорванной Истины.
Октябрь, 1973. Могилёв - Бобруйск.



  *   *   *

Наполеон! Повелевай мной.
Я вновь Бетховена почту;
И на Валгалле современной
Я Ницше, Фридриха, прочту.

Лети опять, мой белый лебедь,
К недостижимым островам,
В Грааль высокий, словно небо,
К небесным солнечным лугам.

Не боги делают паперти -
И не политики живут:
За власть остаться после смерти
Друг друга смертные грызут.

И нам останется Бетховен,
И Ницше, и Наполеон,
И этот, ужасом наполнен,
Над сном безвестных тихий звон.
12 Марта, 1974.



  *   *   *

Бросается вечно ненужная поступь.
Проклятие грязному, свинскому миру!
И от пустого, безликого страха
Бросается ваза с кухонного шкафа,
Как я бросаюсь вниз головой через форточку.
         24 января 1974. Могилёв.



    *     *     *

Я сегодня хотел поиграть на скрипке,
Гриф которой виднелся из футляра
Обещанием прекрасных мелодий.

Я протянул к ней руку, чтобы наполнить
Душу и вечность звучанием сильным.

Но оказалось, что пыл мой напрасен,
И что не выразить мне вдохновенья:
Струны, повиснув, мне говорили,
Что бесполезно умрут эти звуки.

Я, предаваясь влеченью иллюзий,
Странствовал в землях, которых не видел
И не тревожил своим посещеньем.

Я, повинуясь влечению сердца,
Край созерцал, прежде мне неизвестный,
Но, несмотря на приметы различий,
В нём находил я знакомое с детства.

Путь, извиваясь, тянулся за солнцем.
Я догонял его ровную поступь.
И, утомившись от сотен желаний,
Снова протягивал руку за скрипкой.
   16 января, 1974. Могилев - Бобруйск.



  *   *   *

Над холмом возвышались столбы, как спички.
Белый снег - словно белое чрево Вселенной;
День был пуст; лишь предубежденья привычки
Вещи строили там, где вещей этих не было вовсе.

Пламени ярко-красные всплески взвивались -
Это бочки горели, смоляные, зажженные кем-то.
И смола стекала, словно слезы,
Или кровь, вытекающая из раны.

Витые стволы красноватых сосен,
Как жилистые тела канатов,
Стояли ровно, и непонятно склонялись,
Когда ветер раскручивал их вершины.

Слёзы капали сами. И воспоминанья о времени,
В котором я никогда не любил и не был,
Наполняли сердце тёплой болью,
Как воспоминанья о том, кого уже не вернешь к жизни.

Медленно передвигались звенья
Цепи заблуждений и ошибок,
Цепи просто существования в пространстве
И безмолвного тления чьих-то жизней.
        22 января, 1974.



  *   *   *

Стук каблуков, удаляющихся на расстояние.
Двери захлопнулись, шёпот затих.
Звуки, вдруг вырвавшиеся на прощание,
Тут же заглохли в звуках других.

Свет, так привычно и призрачно падающий,
Тонет в углах, и, дойдя до земли,   
Вдруг исчезает и, отражающийся,
Вязнет в мозгу, как навязчивый стих.

Шторы, так лицемерие скрывающие
Жизнь, вожделение плоти и смысл,
Чуть приоткрыты и, ниспадающие,
Прячут лицо будней комнат своих.

Листья с нечеловеческим трепетом
Свет пропускают и, снова сойдясь,
Сеют экстаз фантастическим зеркалом,
Бешеным танцем в чувства вклинясь.

Стонет кругом аномалия вечера:
В шёпоте листьев, в чуть слышных шагах,
В зримых приметах незримого вечного,
В трепете рук и в стучащих сердцах.

Музыка в стиле додекафонии,
Тембры и качества объединив,
Стала творением ясной гармонии,
В форму прозрачного вечера слив.

Неискушённый пришелец из прошлого,
Грустный, как сон, и наивный, как день,
Ловит приметы бесплотного крошева
И исчезающих деревень.

Стопами времени смысл насыщается;
Мерным кружением смутных начал
Сущность людская везде ощущается,
Плоти в литом ожиданье накал.

Волны телесные улицей тянутся
К тем, кто их чувствует и узнаёт,
И померещится образом глянцевым
Сна привидение возле ворот.

Запахов пряные пряди вклиняются -
В шорохи МЫСЛЕЙ, и к острому льнут;
Длинными нитями тени встречаются,
Новый ковёр ослепления ткут.

Эхом торжественным смены колышется
То, чего в мире сегодня не ждут,
И в тишине всё свободнее дышится
Сводом ночей и карбидом минут.

В масках столикостей ветви качаются,
И до балконов они достают,
И в полутьме - словно осы - встречаются
Блики, клинком вырываясь пут.

Накипью вечера - свет. Отражается
Пылом и прелестью - вечер, омыт
Полными венами жизни. Вздувается
Мир, от просвета сомнений закрыт.

В листьев гниении, в пряности запахов
И в вожделении сочной листвы
Прячется зов древней тьмы черепаховой,
Корни которой в кругах цветовых.

И с устремлённостью, в пламени сочного
И полнозвучного трепета сил -
Длится мистерия стука височного
И полновесной тревоги настил.

Нитями прошлого, неосязаемый,
Но узнаваемый в связях тугих,
На глубине, чьей загадки не знаем мы,
Спрятан источник всех тварей живых.

Как пуповиной, с ним вечно мы связаны
Через предтечей и предков своих,
И выплывает знакомых рассказами
Неповторимый наш собственный мир.

Соизмеряемый с пульсом и гласностью,
Смыслом раздробленный на две поры,
Веет смятением ветер причастности -
И побужденьям приносит дары.

Всюду висит паутина влекущего,
Жизни неистовство в каждой норе,
И проступает и свет, и могущество
В переходнОй тонкостенной игре.
   Август, 1973.



   *   *   *

Мне кажется: весна в свои права
Уже вошла, хоть не пора как будто.
И - в окликах, в улыбках и словах -
Сквозит весна, без примеси и смуты.

В трамваях лица, лица за окном
Внезапно - вдруг - какие-то другие.
И разрезает палевым стеклом
Светила луч дворы непроходные.

Почти подсохло. Это в феврале!
Седой туман рассеялся по лужам.
И лишь в витрине ведьма на метле
Ещё висит напоминаньем стужам.

Но вновь, ворвавшись холодом в лицо,
Снег призывает страсть борьбы мятежной,
Как будто дух войны между концом
Весны живой и мертвенности снежной.

Так и меня никак не осенит
Решенье выбора, и я не знаю тоже,
Что - этот снег или тепло весны -
Милей мне в самом деле и дороже.

Лишь изредка - как свет в глуби прозрачной -
Мне тихий сад приснится, словно "да",
И кто-то в этой тьме волшебной плачет,
И слёзы-капли - времени слюда.
2 февраля, 1974. Минск-Бобруйск.



   *   *   *

Духами пахнет. Сосны вперемежку
С берёзами мелькают за окном.
Мир белый весь. И белы перелески.
И белый снег покоится на всём.

В снегу пушистом ветки утопают.
Седые линии проявлены чуть-чуть,
И Мир бегущий сонно догоняет
Полувидений розовая муть.

Дороги оттиск за окном мелькает,
Над чистым воздухом вибрирует туман,
И перед взором ровно пробегает
Черты седой безбрежный океан.

Промытый таяньем, лёд светится как будто.
И свет исходит от земли и пней.
И снег немой слетает поминутно
С кривых осин, с их плачущих ветвей.
2 февраля,1974. Могилёв-Бобруйск.


 
              ИСТИНА

Полосы, глубина, в которой нет покоя больше.
Что сказать, когда ничего не сделаешь
Из ничего не вытекающей сути?

Ах, что за желание в этом было!
Всё равно, и чёрная пропасть вздыхает,
И хочется ударить кого-то щёткой,
Чтобы он не мешал мне писать вот это.

Подъезд открывает свою пасть, как глотку,
В которой тонут и звуки, и люди, и мысли.
А я был в подъезде в эту минуту
И вышел с другой стороны Вселенной.

Крик безмолвия слышал ли кто когда-то?
Блеск бессвечения видел ли кто из смертных?
Песни мёртвых когда-нибудь мог расслышать?

А я не хочу жить в бестелесности мыслей,
Я хочу, чтобы мысли ответили на пытки,
В которых тонет добро, как в подъезде люди!

"Дивитесь" же на страдания несчастных;
Они ничего не скажут вашим безмозглым рылам.
Стройте же фундаменты на болоте,
Думая, что в том и заключается смысл жизни.

А мне остаётся записывать мысли,
В которых вы не нуждаетесь и не нуждались,
Чтобы потом эти мысли превратились в пафос,
Растлевающий, убивающий ваше сознание.
22 января 1974.



   *   *   *

Секс мёртв как дерево.
Всплеском кружева
Слетают тенью звёзд неповторимых...
Блестит эмаль; гнилая подошва
В улыбке скалит ряд зубов незримых.

Мысль ставит часть.
В бокалах свет искрится.
Питает бешенством тупая масса взгляд.
Секс мёртв как дерево, но, что не повторится,
Скрывает мертвенность, губами шевеля.

Прямые волосы блестят под абажуром;
Их жёлтый цвет мне ненавистен стал,
Улыбка скалится бесстрастно-ярким шнуром,
И рот кривой зияет как провал.

Бокал трясётся, разливая влагу,
В искристых брызгах тысячи огней.
И заливает чистую бумагу
Над чашей наклонившийся Орфей.

Хохочут струны. Диким воплем сладость
Влетает в створки приоткрытых ширм,
И гаснут краски, опрокинув радость,
И гаснут брызги за сортами вин.
24 января, 1974. Могилёв.



     ПАРК ОБМАНА

Фонтан ответа брызнул вверх;
Аллеи слов толпа заполнит.
Стоят шаги меж жестов-вех
Пустынь-дорожек, взглядов-молний.

Трепещет - рыбий, в чешуе, -
Огромный хвост. И о н из гипса.
На постаментах буквой "Е" -
Как стражи - изваянья Сфинксов.

Весь парк обмана засверкал
Кристаллами непостоянства;
Вокруг эстрады толп овал.
Вокруг оркестра орды танцев.

И тени лиц дрожат вокруг,
Как одуванчики на стебле,
Роняя семенной испуг
В сердца других, кто ими не был.
  Сентябрь, 1973 - Октябрь, 1975. Могилев - Бобруйск.



  *   *   *

Молчи. Тишина тебе песню споёт.
Вместо слов в этой песне одна тишина, тишина...
Иди. Пусть покоя тебе не даёт
Эта белая снегом страна.

Развяжи
узелок и достань из него
Всё, что надо тебе, чтобы плоть поддержать.
Внемли
голосу рощ, но не знай одного:
Лишь того, что могло б задержать.

Слушай
звёзды и тот металлический звон,
Что серебряный свет иногда издаёт.
Руки вытяни. Ты увидишь, как он,
Заструившись, сквозь пальцы твои
уплывёт, утечёт.

Пальцы сжав, я открытой ладонью коснусь
Губ твоих -
чтобы слово не вырвалось вдруг.
И, прочтя по губам, в тишину унесусь,
Словно ветер, свистящий вокруг.

На просторах земли, под сиянием звёзд,
Дай обет совершенства, свободы обет.
Встань.
И всё, что укутал мороз,
Обойди, хоть за тысячу лет.

Помни: всё, что лежит пред тобой -
Жизнь твоя, и уж если захочешь отдать -
Сразу всё, чтобы тело с душой
Не томилось, не ныло опять...
   Ноябрь, 1973. Осиповичи - Раков.



   *   *   *

Как встает заря: рассвет
Входит бледными лучами;
В полутьме неяркий свет
Расползается кругами;

Утро каплет свет сквозь шторы,
Словно дней неслышных вздох,
И невидимые горы
Бьет несбыточный посох, -

Мир печален, и напрасно
Взор стремится отыскать
Радость тихую - в бесстрастном,
Жизнь - в идущем умирать.

Губы, яркие, как пламя,
Шепчут что-то, но в тиши
Уши сдавлены руками,
Шёпот страстный заглушив.

Руки вскинуты безвольно.
Взор уставлен в потолок.
И расшатывает больно
Зубья мыслей слов поток.

Ночь погибла, расколовшись
На реальность - и покой,
Серость будней, скучность новшеств
И часов усталых бой.

То, что слито воедино
Ночью в гармоничный строй,
На две разных половины
Перерезано зарей.

Все погибло, и напрасно
Взор стремится отыскать
Радость тихую - в бесстрастном,
Жизнь - в идущем умирать.
21 ноября, 1973. Могилев - Бобруйск.



   *   *   *

"Туман" вечерний реет над домами,
И дымом пахнет в воздухе сыром,
И в небе розоватом облаками
Недосягаемость плывёт над кирпичом.

Над стенами ажурным переплётом
Голубизна пленительно встаёт,
И вдаль недосягаемым полётом
Россия позабытая плывёт.
14 марта, 1974. Минск - Бобруйск.


      Лев Гунин, 1979. Фото М. Гунина.


    *     *     *

Малиновая каша под ногами.
От светофора на дороге кровь.
Блестят машины скользкими телами.
Разносит эхо чавканье шагов...

Под снегом лихорадочно спешат
Бесформенные толпы к остановкам.
И праздные троллейбусы шуршат
По улицам, залитым марганцовкой.

А в двух шагах от площади контраст:
Там кадры чёрно-белые мелькают.
Асфальтовая чернь - и пенопласт;
Снег - и земля; лучи - и тень густая.

На белом фоне - чернота ветвей.
И, в лужах чёрных светлым отражаясь,
Заборов саван в рамке флигелей,
И дым дворов, с углом соприкасаясь.

Воскресный вечер близится к концу.
И скоро окна ночь замажет чернью.
И нимб прозрачный городу к лицу,
Сползая, как вуаль, по воскресенью.
27 января, 1974. Бобруйск.



    *    *    *

Усталый сумрак освещает небо.
Луна горит вверху без облаков,
И тихо шествуют навстречу пешеходы,
Являя звуки медленных шагов.

Над умершим пространством ветер веет,
Печаль рассеяна в унылости теней,
И над домами безнадежно реет
Лазурный цвет среди земных огней.
5 марта, 1974.



    *    *    *

Плеск стихий. Чёрное на белом.
Белое на чёрном. Воскресенье.
Лица гаснут в ореоле спелом.
Звуки гаснут в уличном сплетенье.

Запах снега мягко режет воздух;
Тени расползаются мятежно.
Грань фасадов обозначить можно
По провалам окон полуснежным.

Снег идёт и незаметно тает,
Странно опускаясь у земли.
И вода бегущая смывает
Те следы, что годы провели.

Темнота, пришедшая за светом,
Шепчет что-то тихо сквозь туман.
И воскреснет в ореоле этом
Прошлое, и счастье, и обман.
27 января, 1974. Бобруйск.



             *    *    *

Два дня как тает. Лужи блещут мокро.
И капли падают, издав чуть слышный всплеск.
Кругом шаги. И тускло блещут окна.
И фонарей немой мигает блеск.

А в переулке белизна, как прежде,
И крыши цвет совсем без перемен.
И звёзды в небе так же ярко шепчут.
И сад молчит среди намокших стен.

Отчаянье одно покоем странным
Поверх всего безгласностью лежит,
И дух застыл смятеньем бездыханным,
И сердце скачет, мечется, дрожит.

Всех - без войны, без мора, без рецессий -
Всех истребит безглазая с косой;
Любовь, вражду, и всё, что есть на свете,
В Долину Мёртвых унесёт с собой.

На грани дня, когда голубоватой
От фонарей становится вода,
У всех дрожат на лицах клочья ваты,
И не исчезнут больше никуда.

И дождь, секущий землю без набата
И в ноябре, и даже в декабре,
Сползает по лицу, как виноватый,
Как горечь скорби, как потерь тире....
Декабрь, 1973. Бобруйск.



              *     *     *

Декабрьский дождь смочил ступени влагой,
И свет неяркий в сумеречном дне
Уперся словно меловой бумагой
В глухой забор и кактус на окне.

На лицах тень минут неповторимых;
Весь город странно пуст и одинок;
В домах горят огни наполовину,
И озаряют низкий потолок.

Незримым дымом пахнет у калиток,
И нежным талым снегом - от земли.
И всё пространство до ворот покрыто
Прозрачным шлейфом, тающим вдали.

В пустом просторе слово чётко слышно,
И каждый вздох грохочет в тишине,
А у знакомых Иисус и Кришна
Им шепчут о любви и о весне.
         31 декабря, 1973. Бобруйск.



          *     *     *

Мокрыми окнами, лужами, зимним дождем,
Ветром, несущим весеннюю свежесть и хром,
Чудом несбыточным, тем, что надеждой полно,
Нас опьянило январской погоды вино.

И в электричках сквозь строй проносясь деревень,
В тесных кабинах попуток трясясь целый день,
В хатах наволгших убогих на лавках у стен,
Я не забыл этот маленький, но феномен.
 
Чем-то тревожит и новую вносит печаль
Множество лужиц, блестящих везде, как сусаль,
И растворяет повсюду картинно холсты
Новой, чужой, непривычной для нас красоты.

Тёплые страны и папской Европы Гольфстрим,
Милые нравы и вольность мерещатся с ним,
И на работу опять я идти не хочу,
В пальцах до полудня старые фото верчу.

И натыкаюсь на дагерротипы дворян
В креслах плетёных, на улицы западных стран,
Долго на стены невидящим взором гляжу,
И позабытые строки чуть слышно твержу.
       15 января, 1973. Бобруйск.
   (Редакция 1981 года)



           *    *    *

Сижу один - и мне ничуть не жалко
Того, что было полчаса назад;
Вдали шаги, и праздничная ёлка,
И хлопанье дверей на зимний сад.

Сижу один - и пятна жёлтой краски
Указывают окон дальний свет;
И водит ветер по земле указкой,
И вниз уносит запах сигарет.

На ярком фоне освещённых залов
Темнеют сосен ветки и стволы,
И ветра свист вверху, над елью талой,
И блеск дорог под ожерельем мглы.

Пронизывает сырость без остатка,
Пропитый голос лает невпопад;
Сижу один - и мне ничуть не жалко
Того, что было полчаса назад.
Ночь с 30 на 1 января 1974. Горбацевичи - Глуск.



            *     *     *

В сугробах зима утопает,
Деревья по шею в снегу,
И тихо и медленно тает
Лед тонкий на зимнем лугу.

С деревьев не капает даже,
Но снег расползается в грязь;
И мокрыми ветками машет
Густая зелёная вязь.

Следы разбрелись по оврагам;
В далеком заречье простор;
И светлая снежная влага
Сочится из тающих пор.

Заборы чернеют под крышей,
Печально безмолвствует свет,
И катится дальше по лужам
Густой длиннозвучный ответ.
       31 января 1974.



             *      *      *
Зима окончена. Прозрачные ветрила
Весны ее корабль гонят прочь.
Дымок из урны, как паникадило;
И лоботрясов стайка за настилом:
Сбежав с уроков; видно, им невмочь.

О, межсезонье! Грустная эпоха!
Ничейная земля. Сражений мост.
На поле битвы отголосок вздоха,
Безвинно павших утренний погост
И сирая усмешка скомороха.

За стенами идет простая жизнь.
Встают. Полощутся в лохани. Чистят зубы.
Им - завтракать и тут же уходить.
Накинут в спешке полушубок грубый,
И - вниз по лестнице, до улицы - и фьить.

В других домах парадные подъезды
Ведут кротом в помпезные дворы.
Там те, что ездят раз в году на съезды,
В дом отдыха, на берега Куры,
И бритвой щёки гладят вместо лезвий.

И школа мавзолей напоминает.
И тихо все. И некуда пойти.
И на губах тепло и грустно тает
Последняя снежинка. Не грусти...
        Апрель, 1974.



   *   *   *

Огромным облаком вставали перспективы,
Крутыми арками покоились мосты;
На проводах покачивались гривы
Пустых окон из чёрной высоты.

Блестящим запахом трезвонили витрины,
Дороги уходили в даль земли,
И белые прямые исполины
До облаков дотронуться могли.

Я думал, что прощенье невозможно,
Но глухо отвечали поезда,
И я внезапно понимал, что можно
Из комнаты опять войти т у д а.
    19 апреля, 1974. Минск.
_______________________

______________
 
ОБРАЩЕНИЕ ГРУППЫ УЧАСТНИКОВ ДИСКУССИЙ НА ПОЭТИЧЕСКОМ ФОРУМЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ БИБЛИОТЕКИ МАКСИМА МАШКОВА К АВТОРАМ И ЧИТАТЕЛЯМ (2014) - ДОПОЛНЕНИЯ ВНЕСЕНЫ УЧАСТНИКАМИ ОБСУЖДЕНИЯ РАБОТЫ О МОЦАРТЕ (2023)

 Читатели должны знать, что не только сам автор, но и его стихи подвергаются травле и вымарыванию, так что единственная возможность спасти его поэтические тексты: это сохранять их на внешние (не подключаемые к Интернету жёсткие диски, USB-флешки).
  Особенно досталось его доиммиграционной поэзии.
  Автор вывез в изгнание около 26-ти машинописных сборников стихотворений. Они состояли из 2-х собраний: 9-ти-томного - 1982 г., и 6-ти-томного - 1988 г. (охватывающего период до 1989 г.). Первое (до 1982 г. включительно) существовало в 2-х версиях. Кроме основных экземпляров машинописных сборников, имелись (отпечатанные под копирку) 2 копии каждой книги.
  В 1994 г. они - вместе с автором - благополучно прибыли в Монреаль.
  С 1995 г. он взялся вручную перепечатывать на компьютере отдельные избранные стихотворения, а в 2002 г. - сканировать и отцифровывать все привезённые с родины сборники. Примерно в 2006 г. добрался до предпоследнего тома собрания 1988 г. Но, когда было начато сканирование самого последнего тома, именно этот сборник исчез из его квартиры (уже после переезда с ул. Эйлмер на Юго-Запад Монреаля).
  Одновременно копии того же тома пропали из квартиры его матери, и из дома его приятеля (где хранился 3-й экземпляр). Это произошло, как нам сообщил автор (не совсем уверенный в дате) где-то в 2007-м году, вскоре после чтения (по телефону) отрывков из отдельных стихотворений Юрию Белянскому, культовому кинорежиссёру конца 1980-х, тоже проживающему в Монреале. Известный поэт и деятель культуры Илья Кормильцев как-то обещал автору издать сборник его стихотворений: из того же - последнего - тома. Проявляли подобную заинтересованность и другие известные люди. Интересно отметить, что именно в 2007 г. Гунина сбили машиной, нанеся серьёзные травмы.
  После 2017 г. постепенно исчезли все томики второго машинописного собрания доэммиграционного периода, и, к 2022-му, не осталось ни одного...
  Первая редакция доиммиграционной поэзии (включая поэмы) 2008-2011 г. г., сделанная самим автором, оказалась не очень удачной. Она опиралась на рукописные черновики, где почти над каждым словом надписано альтернативное, и целые строки (даже строфы) дублируются альтернативными версиями. Эта редакция была скопирована множеством сетевых ресурсов, так как поэзия Гунина в те годы пользовалась немалой известностью, и была популярна среди молодёжи и людей от 25 до 45 лет.
  Вторая редакция (также сделанная самим автором) - несравнимо удачней, и - в 2012 г. - заменила предыдущую.
  Однако - с 2013 г. - то ли сервера, то ли хакеры стали заменять файлы первой редакции версиями второй: это регулярно происходило на сайте Максима Машкова (lib.ru), на сайте Сергея Баландина, и т.д. (Следует добавить, что травля автора на сетевых форумах, на литературных сайтах стартовала ещё в середине 1990-х, включая разные хулиганские выходки в его адрес, массированно устраиваемые организаторами).
  О творчестве Льва Гунина писали: Орлицкий (оригинал - stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/178), М. Тарасова (stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/180), А. Коровин и Белый (proza.ru/2023/06/28/175), Игорь Гарин (proza.ru/2023/06/28/170), и другие литераторы, критики, издатели. В этих заметках - прямо или косвенно - упоминается об изощрённой травле. (Более подробно - у Коровина, Белого, и Тарасовой).
  О поэзии Льва Гунина на английском и на польском языке писали Kurt Flercher и Агнешка Покровска (?).
  В многочисленных интервью сетевым и печатным журналам (к примеру, в интервью журналу "Воркувер" - proza.ru/2023/06/28/171) - сам автор иногда косвенно затрагивает эту тему.
  На сетевых форумах обсуждалась систематическая порча литературных и музыкальных текстов. В своё время, отправляемые К. С. Фараю (Фараю Леонидову) многочисленные варианты перевода стихов и Кантос Э. Паунда подверглись злонамеренной модификации (вероятно, во время пересылки), и в печать пошли не окончательные, но черновые версии. Переводы Гунина текстов (эссеистики) Исраэля Шамира (Изя Шмерлер; знаменитый политолог, эссеист, корреспондент, известен также под именами Роберт Давид, Ёрам Ермас) с английского на русский вообще не вышли в свет вследствие порчи текстов во время пересылки Шамиру. По той же причине сорвалось несколько попыток издания "Прелюдий" для ф-но и сборника "Лирические пьесы" Льва Гунина, которые высоко оценили известные музыканты. (См. Ю-Тюб - youtube.com/@robertcornell6802).
(Лев Гунин по профессии музыкант, автор многочисленных композиций (включая музыку к фильмам), исполнитель классических произведений (ф-но) [youtu.be/KyHYzOl-xQY , youtube.com/watch?v=94Ac0OAZBAs, youtu.be/dGKy0yCkKnQ , youtube.com/watch?v=D2A4RWaDggQ&t=148s , youtube.com/watch?v=eCyavxkENF0 , youtube.com/watch?v=ym0uqTz_poo , youtube.com/watch?v=eDdh3Fg-H6s , youtube.com/watch?v=mrMikJVDC60, youtube.com/watch?v=_lLdndynze4 , youtube.com/watch?v=VODlm7l4MNY , youtube.com/watch?v=5B8k5H2zKzs , youtube.com/watch?v=E2Mo5d44WnQ , и т.д.] ; см. также фильмы "Гусеница" (Caterpillar) - youtu.be/qeDmEhaXMU8 , "Подушка" (режиссёр Юрий Белянский) - youtube.com/watch?v=BDrhptcbfwE&t=48s , Des souris et des hommes (режиссёр Жан Бодэ) - youtube.com/watch?v=Ctx2sm4ZnAI).

  Диверсии против его домашних компьютеров обсуждались с Ильёй Кормильцевым, Юрием Белянским, Кареном Джангировым, Исраэлем Шамиром, Мигелем Ламиэлем, Борисом Ермолаевым, Жаном Бодэ, Владимиром Батшевым, Эдуардом Лимоновым (Савенко), и другими известными личностями, с которыми автор был знаком, но реакция была одна и та же: "против лома нет приёма". Подробней эти случаи описаны в обширной работе на английском языке "The Punitive Health Care".

 
  Биографии этого автора неоднократно удалялись из различных энциклопедий, убирались с многочисленных сетевых порталов, но краткие справки о нём можно найти на сайте Сергея Баландина; в библиотеке lib.ru; в антологии "Мосты" (под редакцией Вл. Батшева, с участием Синявского и Солженицына; Франкфурт, Германия, Brucken, 1994); в литературном журнале PIROWORDS, под ред. Мигеля Ламиэля (английская поэзия Гунина); из-во Pyro-Press, Монреаль, 1997); в сборнике Throwing Stardust (London, 2003; Антология Международной Библиотеки Поэзии, на англ. яз.), English Poetry Abroad (London, 2002, на англ. яз.); в газете "Hour" (Montreal, Quebec, Canada); в сборнике "Annual Poetry Record" (Из-во Международного общества поэтов, Лондон, 2002); в культовом издании "Паломничество Волхвов" (Гарин, Гунин, Фарай, Петров, Чухрукидзе: Избранная поэзия Паунда и Элиота); в @НТОЛОГИИ - сборнике стихов поэтического клуба ЛИМБ (Поэтический Клуб "Лимб". "Геликон-плюс", Санкт-Петербург, 2000); в  в журнале АКЦЕНТЫ (1999); в СК НОВОСТИ (статья, написанная в сотрудничестве с кинорежиссёром Никитой Михалковым, Июнь, 2000. (Номер 27 (63), 14.06.2000); в публикации "Университетская пресса" ("Маэстро и Беатриче", поэма Льва Гунина; СПБ, 1998); в "Литературной газете" (Москва, №22, май 1994 г.); в литературном журнале ВОРКУВЕР (избранные статьи, интервью и поэзия Льва Гунина, Екатеринбург, 2006); в журнале поэзии ПЛАВУЧИЙ МОСТ (публикация избранных стихотворений, 23 декабря 2014 года. Москва - Берлин); в литературном журнале "AVE" (Одесса-Нью-Йорк, Номер 1, 2004-2005); в газете "МЫ", под редакцией Карена Джангирова (15 декабря 2006 года; репринт (повторная публикация на русском языке); первая публикация - на англ. яз. в культовом журнале "Wire" (январь 1997); вторая публикация - "По образу и подобию" (Теория мультипликации), газета НАША КАНАДА, выпуск 13, ноябрь, 2001); в Интернете теория мультипликации циркулировала с 1995 года; написана эта работа в 1986 году (братья Вашовски могли использовать ту же (дословно) идею для своего - ставшего культовым - фильма Матрица); в сборнике L'excursion (Leon GUNIN. La poesie du siecle d'argent. (На французском языке). QS, Монреаль, 2001); в литературной газете "Золотая антилопа" (Лев Гунин, рассказ "Сны профессора Гольца", СПБ, 2001); Лев Гунин, Миниатюрная книжка стихотворений, Париж, 1989 (Les tempes blanches. Белое время. Из-во Renodo, Paris 1989); в газете "КУРЬЕР" (многочисленные публикации Льва Гунина (1992-1993); в книге - Лев Гунин "Индустрия (…)", из-во Altaspera, Toronto (Канада), 2013, на русском языке), и т.д.   

  Лев Гунин живёт в Кбевеке (Канада) с 1994 г., не имея ни малейшего шанса когда-либо покинуть эту страну даже на короткое время, а - с 2001 г. - не имея возможности даже посетить другую провинцию. Он подвергается травле полицией и другим репрессиям.

________
 
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

  Несчастливая судьба литературно-поэтического творчества Льва Гунина - достойного большего внимания - сложилась не только в связи с широкой травлей и политически-мотивированными репрессиями (в частности: в стране, где он живёт (включая травлю полицией; административный прессинг; плотную изоляцию; помехи, чинимые в области коммуникаций; вызванное репрессиями обнищание; отказ в медицинском обслуживании…), но также по другим причинам.
  Одна из них - неумение, а то и упрямое нежелание автора тщательней просеивать написанное через сито более строгих требований. Именно сбой в таком отборе и приводит к недостатку внимания и ко всяческим казусам. Никто в наше время не выставляет ранние опыты на всеобщее обозрение. Зрелые авторы, как правило, уничтожают свои рукописи, предшествовавшие мастерству. Соседство стихотворений разного уровня в одном сборнике служит плохим предзнаменованием (имея в виду ожидаемую реакцию), и, хотя - более удачная - редакция 2012 г. уже является плодом более строгого подхода, она всё ещё цепляется за некоторые пласты личной биографии больше, чем следует при отборе.
  С другой стороны, если бы не травля, это могло способствовать экспоненциальному росту популярности среди широкой читающей публики, что, в свою очередь, с неуклонной неизбежностью повлияло бы на признание и в литературной среде. Так и происходит довольно часто с другими поэтами и прозаиками. К сожалению, этот автор находится не в таком положении, когда позволительна подобная роскошь. Чтобы пробить плотную стену замалчивания, остракизма, предвзятости и бойкота, ему следовало бы серьёзно подумать об этом. Но теперь, по-видимому, уже слишком поздно; состояние здоровья, ситуация, и другие помехи вряд ли позволят ему что-то изменить.
  Остаётся надеяться, что критики и все, способные повлиять на преодоление этой несправедливости, проявят чуть больше терпения, не побоятся затратить чуть больше времени, и с известной снисходительностью отнесутся к причудам этого уникального, ни на кого не похожего автора.
________________________________