Пробуждение - Стихи разных лет - 1

ЛЕВ ГУНИН


ПРОБУЖДЕНИЕ

Книга стихов


_________________________

СТИХИ
РАЗНЫХ ЛЕТ
избранное

_________________________


Стихотворения, циклы, поэмы, сборники всех периодов
           Памяти моего дорогого брата Виталия

_______________
ИЗДАНИЕ 2019

© РАННИЕ СТИХИ    © СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ, переизданы в 2019.

Возможны ошибки в передаче текста везде, где использована
автоматизация. Тем, кого интересует творчество этого автора, можно
порекомендовать альтернативную версию (с обложкой, иллюстрациями, авторской вёрсткой) -



______________________
В это собрание вошли избранные стихотворения разных лет. Стихи без географической привязки (1970-1991), как правило, написаны в Бобруйске (Беларусь). Разножанровость, характерная для автора, и очень разные (по тематике, по образности, по типу) стихи в одном цикле или сборнике: это - широкий охват явлений, "вариантность личности", артистическая "смена" персонажей "первого лица".
______________________
© Лев Гунин: автор стихов; дизайн обложки; вёрстка; и др.
© Автопортрет Виталия Гунина на первой заглавной странице.
© Михаил Гунин (отец Льва, фотограф): фото сына (Льва) на первой заглавной странице.
______________________
Перед вами - первая книга ранних стихов уникального, ни на кого не похожего автора. В зрелом возрасте поэты, как правило, уничтожают свои ранние стихи. Лев Гунин нарушает это правило. В его время существовал круг тем, которых русскоязычные поэты никогда не касались. Он и это правило нарушает. В юности любой поэт уделяет большое внимание любовной лирике. Но и тут расхождение со "стандартом". Контрасты жизни и её печальный трагизм: вот тема, открывающая его раннюю поэзию (Осень. Ноябрь.). Никакая революция не в состоянии сделать людей счастливыми, искоренить социальное зло и страдания. Вот основной посыл. Интересно и то, что это не декларируется (вот что самое важное!), но проводится иносказательно, складываясь из образов. А какой подросток (в его время!) сделал бы героем своего стихотворения офицера Белой Гвардии, как бы подчёркивая, что есть две правды, каждая из которых - Правда! (Призыв белых). А тема тривиализации любви; а тема внутренней иммиграции! Уже в тот период стихи, написанные в традиционной манере, соседствуют с верлибром. И тут автор нарушает все стандарты и правила (по крайней мере - того времени), объединяя их в одном сборнике. Я неплохо знаю отечественную поэзию 1970-х - 1990-х, но не могу назвать никого, кто не подвергся бы влиянию своих именитых учителей. Лев Гунин был знаком с Вл. Высоцким, общался с поэтом Андреем Вознесенским, но никакого влияния ни первый, ни второй на его стиль не оказали. Зато он подвергся сильному влиянию символистов, акмеистов, футуристов, и др. поэтов рубежа веков. Для него ни большевизма, ни советского периода в истории не было. Анненский, Брюсов, Блок, Гумилёв, Мандельштам, Маяковский, Бальмонт, Ходасевич, Есенин, Кольцов, Полонский: вот, пожалуй, не только "отправная точка", но и пожизненный ориентир его поэтической Одиссеи. Он читал - в основном - дореволюционные книги (к которым имел доступ), боготворил дореволюционных поэтов. Хорошо знал польскую поэзию, особенно Норвида и Стаффа. Читал в подлиннике немецких поэтов того же периода, и, в переводах: французскую поэзию 1880-х - 1920-х. Даже т.н. "белоэмигрантские" авторы подверглись влиянию некоторых советских поэтов (Бунин, Набоков, Ходасевич), но Гунин - живя в СССР - вплоть до 1978 года, почти не испытывал на себе этого влияния. Сначала с родителями, потом самостоятельно - он, раз в год, или несколько раз в год - ездил в Литву, где имел доступ к дореволюционным российским книгам, а также к изданиям на польском и немецком языках, не изъятых советской цензурой. С поэзией на английском языке он не был знаком вообще, хотя прекрасно владел английским. Единственные исключения, возможно: Оскар Уайльд и Эдгар По. Восприятие советской действительности через фильтр воспитанного исключительно на дореволюционной культуре молодого человека: это неповторимая, захватывающая возможность, которую открывает перед читателем эта книга стихов.  -- Аркадий Коровин. -----
__________________
Большая редкость - сохранение первых стихов. Живое прошлое.
Лучше всего запомнилась Маша, которая ждёт и слюнит причёску. - А. Т. (издатель, лит. критик). (2024)
----------------------
Комментарий автора стихотворений: Считаю необходимым подчеркнуть, что часто не разделяю мнения и взглядов своих рецензентов и критиков. - Автор.
_________________________________________________________

     Из книги

ПРОБУЖДЕНИЕ

РАННИЕ СТИХИ


     1969-1972



СОДЕРЖАНИЕ
1. ТИШИНА… (…)  (выпущено в этой публикации)
2. ОСЕНЬ. НОЯБРЬ.
3. ПОРУКА
4. ЧЕРНЫЙ РОТ, КАК БЕЗДНА НОЧИ (…)
5. И ТИХО, И НОЧЬ ДОСЫПАЕТ (…)
6. ПРИЗЫВ БЕЛЫХ.
7. КАК ПРИЗРАК, НОСИЛСЯ В ТУМАННОЙ ДАЛИ (…)
8. ЗИМА. И МОРОЗ НА ОКОШКЕ (…)
9. РУКИ. ГИБКИЕ, ГИБКИЕ, ГИБКИЕ…
10. В ПОДВАЛАХ КАЗЕМАТА…
11. ДЕНЬ ЛЮБОЙ.
12. ОТТЕПЕЛЬ.
13. ОСЕНЬЮ.
14. ГОД 1972-й.
15. КАК ЧЁРНЫЙ ЧЕРЕП, ПУСТОТА…
16. ЖЕМЧУЖЕНА.
17. ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
18. СОН, КАК ДЕНЬ…
19. ПОСЛАНИЕ.
20. КАРУСЕЛЬ.
21. И ТОЛЬКО МРАЧНОЕ УЩЕЛЬЕ ТЁМНЫХ ГОР ….
22. МОТОР УРЧИТ…



Из книги стихов "ПРОБУЖДЕНИЕ"
 


  *    *    *

Тишина... Кругом одни мечтанья.
И прозрачные, как счастье, снятся сны.
А оттуда слышатся рыданья:
Из чужой и страшной стороны.

Лист осенний в воздухе кружится,
Солнце сверху нa' землю глядит.
Надо мне расстаться и проститься
С тихой радостью и горечью обид.

Лес шумит верхушками и плачет.
Голос райский песню запоёт.
Только песня эта бред, а не удача,
Только скоро всё исчезнет и пройдёт.

Тишина. Кругом одни могилы.
И скрипят под бурями кресты.
И сквозь сито дней блестят светила,
Как сквозь град жестокости - мечты.
    Сентябрь, 1970.



  ОСЕНЬ. НОЯБРЬ
Вот Ноябрь. Смотрю я в окошко
Этим праздничным, солнечным днём:
Где-то жалко мяукает кошка,
Где-то пьяный лежит за углом.

С костылями проплёлся прохожий.
Флаги, флаги повсюду несут!
Мчится день, на другие похожий,
А на кладбище гроб пронесут.
             7 ноября, 1970.



   ПОРУКА
Аляповатый дикий страх
Связал манжеты их рубах.
Связал им руки за спиной,
Как невод-сеть над головой.

Связал их всех между собой
Порукой липкой круговой.

Я - на беду - в их круг не вхож.
На них совсем я непохож,
Я их поступков не пойму:
Я не играю в их тюрьму!

Но, как назло, не кормят тут
Тех, кто избавился от пут.

Пусть даже и вкусив испуг,
Я пищу не возьму из рук,
И среди них - ручных зверьков -
Один без пут и без оков.

Мне остаётся только ждать -
И голодать, и прозябать...

С улыбкой гнусной на устах,
Двуличный, миром правит Страх.
И править ставит слуг своих
Он теми, кто забит и тих.

Он цепью всех связал одной:
Своей порукой вековой.

 Модифицированное (1980)
стихотворение 1970-го года



          *  *  *
Чёрный рот, как бездна ночи,
В крике жадном застывал,
И глаза в упор смотрели -
Белым камнем твёрдых скал.

Смерть настигла и убила,
Отпечатав свой портрет,
И земля навек укрыла
Тела бренного скелет.

А мертвец на волю рвался,
Страшен был его порыв, -
Но в бессилии остался
Перегноем старых нив.

Это в пепел превратилось:
Мысли, чувства, имена...
То, что сбылось и не сбылось...
Ветерок... и вкус вина...

Смерть себе наград не просит:
Л ю д и  дарят ей венец,
А она людей уносит,
И для всех один конец.

Так чего же ты рыдаешь,
Так зачем же ты клянёшь?
Или ты - судьбы не знаешь?
Или ты чего-то ждешь?
 Ноябрь - Зима, 1970-1971. Москва.



  *   *   *

И тихо, и ночь досыпает,
И нету врагов в тишине, 
И всплесками мерно вздыхает
Спокойное море во сне.

И тёмные леса вершины 
Уныло и тихо стоят,
И, выгнув неровные спины,
Холодные волны молчат.

Тревожное небо светлеет,
Изменчиво камни лежат,
Сереющий сумрак белеет,
Верхушки дерев шелестят... 

И скоро гудок парохода
В свинцовой дали загудит,
Фигура пройдёт пешехода,
Людская толпа зашумит.

Но утро в прозрачном тумане
Настанет сквозь бездну времён:
И волны в пустом океане, 
И снова Земля без имён...
  Зима, 1970-1971. Москва



 ПРИЗЫВ БЕЛЫХ
Встань из могил, увядший цвет.
Своей нетронутой рукою
Взмахни - и злато эполет
Восславит радость над тобою.

Прошли весёлые деньки,
Но много нас, в могилах спящих;
Восстанем, братцы, от тоски,
И сядем на коней хрипящих.

И саблей, вынутой из ножен,
Мы начертим свой план, и снова
Наш путь копытами проложим
От Порт-Артура - и до Львова.

И взмоет вновь над Петроградом
Наш сине-красный царский флаг,
И станет вся Россия садом,
И станет нас бояться враг!

Так что ж, расправим наши плечи,
И сядем на борзых коней,
И въедем в пир кровавой сечи
За дело Родины своей.   
     Зима, 1971. Москва. 



        *     *     *
Как призрак носился в туманной дали,
Врывался в чужие хоромы,
Обрушивал шквал, потоплял корабли,
Ломал на порогах паромы.

Но вдруг улетел. И не стало его...
Откуда-то ветром подуло,
И тихо кругом, словно нет ничего...
Оттаявшим снегом пахнуло...

Никто не заметил, никто не увидел,
Что снова пришла тишина,
Что кто-то кого-то снова обидел,
И что наступила весна.

Но небо за тучи. И вымершим снегом
Укроет сырую листву,
И где-то в лесу над зелёным побегом
Взвихрится метель наяву.
  Март, 1991. Москва.


    *   *    *
Зима. И мороз на окошке.
Сквозь ветки узоров дома.
И мы собираем по трёшке,
И темень за будкой в умах....

Как водка, язык обжигая,
Шершавится ветер в лицо,
И снова, часы повторяя,
Всё те же дома, и крыльцо.

Всё то же, как будто нарочно.
Уходишь, приходишь опять...
А где-то внушается: срочно!,
Но время уже не догнать...

Живые и мёртвые души,
Каскады видений и лиц,
И воды внушаемой "суши".
Пустая условность таблиц.

Но Время стеной не охватишь,
Не пустишь по прихоти снег,
За счастье детей не заплатишь,
Бессилен и ты, Человек!

И снова зима, и виденье
В морозном снегу зашуршит,
И снова придёт воскресенье,
И время куда-то спешит...

Зима, и мороз на окошке,
Сквозь ветви узоров - дома.
И отблески в раме как плошки,
И в окнах - морозная тьма...
  Март, 1971.



                *  *  *
Руки. Гибкие, гибкие, гибкие, 
И расстёгнутый сверху халат. 
Губы. Липкие, липкие, липкие. 
И постель, и торшер; этот взгляд. 

И зрачки... как из бархата томного, 
И бокал, что стоит на столе; 
И глаза, как из золота тёмного, 
И огни на прозрачном стекле.

Потолок и ковёр, и движения, 
Мягкий волос и жар на руке, 
Встреча взглядов и глаз на мгновение,
И щека на горячей щеке.

Лоб горячий и губы шершавые, 
Слов куски и потерянный сон. 
Снова утро и инеи ржавые,
Новый день, светофор, телефон.
 Январь-февраль, 1971. Москва



      *     *     *
                Володе Высоцкому
 
В подвалах каземата
Сидим мы день и ночь;
Часы бегут куда-то,
Уходят сутки прочь.
 
Всё так же сырость пахнет,
И ползает паук,
И где-то эхо ахнет
И оборвётся вдруг.
 
Здесь мокрые постели
И груды кирпичей,
Всю пищу крысы съели,
А входы без дверей.
 
Мы паром пропитались,
И с нас течёт вода,
Мы с кирпичом срастались, -
Мы камень навсегда.
 
Мы призраки немые,
И бродим в тишине,
Мы ночи спим большие
И видим дом во сне.
 
Но нам не нужен ветер,
И листья не нужны,
Не будем жить при свете,
Молчать без тишины.
 
Зачем нам, чёрным глыбам,
Идти на белый свет,
Бросать приманку рыбам,
Мурлыкать "да" и "нет".
 
И сколько б ни просились,
Мы к людям не уйдём:
Мы не для них родились
И не для них умрём.
 
Умрём среди обвалов,
Не закрывая глаз,
И несколько завалов
Похоронят и нас.
Зима, 1970-1971. Москва.



            ДЕНЬ ЛЮБОЙ
На улицах, на людных перекрестках
Кишит народ, безумствует Москва.
И оттепель, и слякоть встали костью
В ряд будней, в ихний лубочный овал.
 
Мелькают лица, сутолоки тени,
И стон шагов летит до потолка.
Метро ступени, садика ступени,
Ступени смыслов, впаянных в века.
 
В кармане, в потных пальцах пять копеек,
Для прорези обыденная дань.
И мир галдит, и к вечеру немеет,
Скатившись к силуэтам дачных бань.
 
От Сретенки идёшь к Проспекту Мира
С железным Феликсом в упрямой голове.
И мостовые жаждут эликсира
Волшебных грез, невидимых в Москве.
    Январь-Февраль, 1970-1971. Москва.
 

Лев Гунин, Анжела из Подольска, 1970. Фото М. Гунина. Друскенинкай.


           ОТТЕПЕЛЬ
Разворотом газеты шуршит надзиратель
В знаменитой Бутырской тюрьме.
И скрипит пятаком вдохновенный ваятель,
Вырезая звезду на окне.
 
На прозрачных проспектах немые деревья
Их пугливый покой сторожат.
И столбов-фонарей разнородные цевья
Как огромные свечи торчат.
 
Выдыхает, пуская несметные толпы,
Роговая троллейбусов рать,
И глотает их зев станций сретенских скопом,
Чтобы в шахту метро опускать.
 
Ни зима - ни весна. Грязноватая каша
Под ногами, куда не ступи.
И стоит, где музей, краснощёкая Маша,
Ждёт меня, и прическу слюнит.
     Февраль-Март, 1971. Москва.



          ОСЕНЬЮ 
Осень, как сон, 
в окружении вянущих трав, 
И как призрачный дым, и в осеннем чуть слышном дожде 
Осень, и нет неоконченных слов, 
И как сон, и огни, в колкой чаще миров, исчезающих в тёмной воде. 

Небосвод, устремляющий в познанный мир, 
В поздних звёздах бездействия, в спящих сном и в тиши, 
И в прозрачной воде, отражающей жёлтый эфир, 
И в тиши городов, в чуть шуршащей ночи, и в глуши... 

В глубине, под сверкающим конусом звёзд, 
Тёмный свод, и в холодном сиянии бездн 
Твёрдость льда, и чьи-то шаги, 
И срывающиеся капли, которым негде упасть...   
                Осень, 1971.


Лев Гунин, весна, 1971. "После Москвы". Фото М. Гунина.

            
               ГОД   1972-й
Пёстро-красная толпа серых людей.
Мир расколот надвое между "старым" и "новым".
Дождь, который не идёт, но должен идти
По сводкам информбюро погоды.

Город разрывается на две части,
Запахи встречаются в воздухе - и не могут слиться.
Люди одни, и их не терзают страсти
(которые стали бы "вторыми" (кроме людей),
но так не должно случиться).

Осыпающиеся стены домов, фонари,
И убеждение, подсказанное свыше,
Что крушение мира внутри
Есть крушение мира снаружи.

Я вспоминаю тридцать девятый год.
(Хотя я родился в пятидесятых.)
Тогда тоже боролся народ
И "правофланговые" за победу пролетариата.

Никто не верил, что будет война.
И было подписано Потсдамское соглашение,
Но мир был расколот - как чаша - до дна,
и началось многомиллионное отступление.

Теперь, правда, нет фашистской диктатуры, -
Но у нас диктатура пролетариата,
и значок ГТО с комплексом физкультуры
легко заменит слесаря на солдата.

Товарищ Иосиф ушёл в небытие,
Но в бытие и в спасении рабства
Товарищ Иосиф II в белом мундире
Встречает семидесятый год как год
                воскрешения из мёртвых.

И открытые створки в больничных казармах,
Как открытые створки преисподней,
Напоминают о деяниях тридцатьдевятых
Громадных империй единонародных.

И серый орёл атрибутов России
Заменён на серый цемент построек из камня:
Как распятый Иисус заменён на Ярило -
Бога цвета пролетарского знамени.

Улицы, залитые светом неона,
Сумерки, ореолом кружащие над светом,
Ремонтирующиеся магазины, как взятые крепости,
                знамёна
Которых отданы на растерзание.

Убийства кварталов; ограды, настилы,
Живот мостовых, что распорот ковшами машин.
Со стен исчезающих лиц
    стирают румяна узоров,
ресницы балконов кромсают чугунной свиньёй
посланники Хаоса, жизнь многомерную сплющив,
и Всадников тени оставив на кишках руин.
 
Хранители жизней ушедших стоят без основ,
И падают в грязь восковую прекрасными лицами.
Руины плодят восковые руины.
Бомбят наше прошлое прошлым его ступицами.
Как змеи, роятся их призраков тени.
И бывшие церкви стоят без крестов.
Разбили ступеням святые колени
О тёмного прошлого
  спины.

Проводит памятью по зубьям месть
Язычества чуждого - донебесного,
И голуби несут не благую весть,
А бомбы из града отвесного.
И некуда мыслям усталым присесть.

Кварталы - погосты будущих мертвецов.
Куда ни ступишь - о страшном напоминание.
И души убитых дедов и отцов
Струят над огнями квартальными.

И сквозь синеву проступает лицо
Из мира бывшего, запредельного.
И шепчут молитвы уста мертвецов,
Распухнув от яда смертельного.

Круговерть их миров. Руины навзрыд.
Сальная дымка город застила.
Плечи атлантов и кариатид
Сокрушила дикая сила.

Снаружи своих ожидаемых пятен
Зияют дыры пробитой вселенной.
И мир, что ни мне, ни другим не понятен -
До прежних пределов. До новых пределов.
  Весна - осень, 1972.



      *               *              *
Как чёрный череп, Пустота
Висела дном огромной чаши,
И на коленях Высота
Просила милости у павших.
               
Измятый Свет горел тепло,
Закованный под тихий шёпот,
И через тёмное стекло
Платила Дань испуг и ропот.
               
Густую шаль вертел Озноб,
И искры падали - как блики.
Стоял у двери красный гроб,
И семь свечей цвели, как лики. 

Со стульев мягких кружева
Спускались молча,
И утопала голова
В подушках волчьих.
               
В проёме двери тёмный фон
Стеклом зеркальным отражался,
И ледяной хрустальный звон
Хрустальным эхом отзывался.
               
Кровавым золотом парча
Блестела в сумеречном свете,
И бледно-жёлтая свеча
Горела светом семисвечным.
               
Печальным призвуком шагов
Шаги звучали,
И под попонами ковров
Полы стонали.

Дождь падал медленно, и крыша
Роняла слёзы
Шум капель поднимался выше,
К ветвям берёзы.

Шум листьев становился громче,
И в лунном свете
Стоял у двери черный гроб
И гасли свечи.
                Лето, 1971. 



   ЖЕМЧУЖЕНА
У второгодника Ивана,
стукаришки и подлюгана,
не быть Жемчужине "иной",
а быть ей Жемчуга женой.

По принуждению ошибки
она склоняет стан свой гибкий
перед проклятым Жемчу-гом,
как под тяжёлым утюгом.

Так, раз в начале было Слово,
из-за ошибки "ивановой"
и я как будто предназначен
судьбе тяжелой - не иначе.

Потомок отпрыска Нафтали,
я из холодной серой дали
свой код влачу предназначенья,
как некто - банку без варенья.

Но если даже бюрократа
ошибка больше, чем гора  -
надежды нет и нет возврата
тому, что стало в Тех мирах...

И, если код ошибки высшей
записан на мою судьбу -
я никуда не убегу:
всегда беглец, повсюду лишний...
    Весна, 1972 - Осень, 1989.



ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Лёд. Слева солнца дымное марево.
Синее небо, бескрайний простор.               
Сзади - дыма табачного белое зарево,               
Вязаный, выцветший, высохший сор.

Мельница. Двое за проблеском света.               
Каплющий воском полунощный свет.   
Слепящий глаз жёлтый отблеск паркета,    
Звон рассыпающихся монет.

Кладбище, солнце. Песок осыпает
Старую изгородь скрывшихся лет.
Ветер обрывки бумаг разгоняет,
С пиковых прутьев сметает их след.

Лица с камней улыбаются нежно,
Те, что под камнями погребены;
Дети одни среди них безмятежно
Спят вечным сном, без тревог и вины.

Камень надгробий. Контрастные тени.
Пики ограды воткнуты в зенит.
Здесь отстаёт постоянство стремлений,
Непостоянство сквозь камень сквозит.

Лето. Слепящая знойность. И хвоя.
В бережно вправленном ситце - рука.
Где ощущение прошлого слоя,
Где тот раскол, что раззявил века?

Вздохи. Печаль меж бровей. Недоступно -
Символом веры - другая пора
Той же Планеты Забвенья. Без стука -
Та же потеря. Причал без добра.

Тлена томление - между тисками.
Гулких, сочтённых обрывков и лиц
Блеском свечи распадается пламя;
Сомкнут престол - то ли слов, то ли спиц.

Двое. Солнца ярчайшая бледность.
Дальние горы; пределом река.
Это предчувствие будущих версий
Жизни грядущей, огромной пока.

Это - загадочный звон, это - веский,
Точный, как вспышка, догадки рукав.
И отстранённостью, как занавески,
В небе ребристом висят облака.
  Лето, 1971 - Лето, 1973.



  *  *  *

Сон, как день, и нарушена свежесть весны,
В светлых проблесках серые строки часов.
И в опущенных веках невинность вменённой вины,
И в опущенных шторах молчанье не сказанных слов.

Шёпот стен. И в не связанных бликах теней,
Как в нарушенной связи миров,
Вечный Призрак в оковах реальных цепей,
Умирающий в чаше весов.

Вечных истин живой и родной хоровод,
Побратим незапятнанных душ,
Кандалами звенит из темнеющих гор,
Где бравурный рождается туш.   

Смена дней. И - под хохот их грузных часов -
Беспокоит извечный вопрос,
Словно грёза на чашах базарных весов,
Среди борон, оглоблей и кос.
               
Будней взвесь. И в безмолвном рыдании грёз
Новый мир. И печать простоты.
И зашторенных окон - их метаморфоз, -
По дороге рдяные цветы.
 
Время толщей страшит; за пределом весны
Одномерная плоскость доски.
И судьбы повороты - круги - не видны
Из-под той - против света - руки...
               
Робкий взгляд. Из-под мягкость скрывающих век
Так кольнёт простота.
И радирует сердцу покой.
И струят в глубину души медленные рек
От всесильной кристальности той.
            Весна, 1972.



   ПОСЛАНИЕ
Я Вас люблю, и что, если творенье
Навек под властью муз обречено....
И все прошло. И только дуновенье
Ещё последним вздохом рождено.

А руки холодны, и лёд сжигает сердце,
А губы яркие, и кровь сочится чуть.
А здесь темно, и пляшут звуки смерти,
И я один иду в последний путь.

Аккордов поступи. Орган над капителью.
И кладбище, и яркой вспышкой сон.
И отблеск света в ночи над постелью.
И в тишине под утро тихий звон...

Но… всё прошло. И тихо, и печально...
И бредит сумраком покинутый рассвет.
А тут - темно. И только... нереально -
Ещё любовь, которой больше нет.

А ночь длинна. С рассветом ветер веет.
Ступени длинные. И звук копыт угас.
А там, вдали, бесплотный воздух реет,
И я один иду в последний час...

Встаёт туман. Чуть слышно дуновенье
С террасных плит доносится одно.
Я Вас люблю, и что, если творенье
Навек под властью муз обречено...
           Лето, 1972. Бирштонас.



   КАРУСЕЛЬ
Взойди во прах! Пред сапогом
Весь мир кружится бледным диском.
Ты мой в мечтах, и мы вдвоём,
И вместе мы играем риском.
 
С железной цепью в вышине,
И чёрной бездной под ногами -
Я мчусь, и всё навстречу мне
Летит гигантскими шагами.
 
В движенье: вечности залог,
Движенье - детище Вселенной.
Я их природу превозмог,
И взвился ввысь над мглой презренной.
 
Взойди во прах. Несётся вдаль
Земля под кожаной перчаткой,
Рука сжимает твёрдо сталь
И прочь взмывает над площадкой.
 
Так ближе стань. Ты мчишь кругом.
Я над тобой вознёсся выше.
Изнемогай под сапогом -
И думай, что живёшь на крыше.
            Весна, 1971.



        *       *      *

И только мрачное ущелье тёмных гор,
От ярости пещерной разрываясь,
Судьбы сулило вечный приговор,
На мольбы гулким эхом отзываясь.

И никого, кто мог бы победить
Предначертанья роковую тяжесть;
И на гробах сиреневая кисть
Грядущего вердикты начертала.
            28 декабря, 1969.



           *     *     *
Мотор урчит, как зев звериный,
И плеск воды у самых ног;
Песков желтеющие спины
И мокрый, грязно-жёлтый стог.

А ты сиди и жди погоды;
А я хочу идти туда,
И пусть меня поглотят воды
И не отпустят никогда.

И всё пройдёт, и будет ветер,
И будет солнце в жёлтой мгле,
И я забуду всё на свете, -
Мне лучше там, чем на земле.

А ветер рвёт, и ярость снится,
Прошедшим в будущем конец,
И так и хочется напиться -
И утопиться, наконец.

И я стою над краем бездны
И краем борта пополам,
И груз качелей - мрак железный -
Я должен перевесить сам.

Что ж, удивить или увидеть?
И кто подумает о чём?
И смех звучит как победитель, 
А под ногами водоём...
        Лето 1971.

________  ______________

ОБРАЩЕНИЕ ГРУППЫ УЧАСТНИКОВ ДИСКУССИЙ НА ПОЭТИЧЕСКОМ ФОРУМЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ БИБЛИОТЕКИ МАКСИМА МАШКОВА К АВТОРАМ И ЧИТАТЕЛЯМ
(2014) - ДОПОЛНЕНИЯ ВНЕСЕНЫ УЧАСТНИКАМИ ОБСУЖДЕНИЯ РАБОТЫ О МОЦАРТЕ (2023)

 Читатели должны знать, что не только сам автор, но и его стихи подвергаются травле и вымарыванию, так что единственная возможность спасти его поэтические тексты: это сохранять их на внешние (не подключаемые к Интернету жёсткие диски, USB-флешки).
  Особенно досталось его доиммиграционной поэзии.
  Автор вывез в изгнание около 26-ти машинописных сборников стихотворений. Они состояли из 2-х собраний: 9-ти-томного - 1982 г., и 6-ти-томного - 1988 г. (охватывающего период до 1989 г.). Первое (до 1982 г. включительно) существовало в 2-х версиях. Кроме основных экземпляров машинописных сборников, имелись (отпечатанные под копирку) 2 копии каждой книги.
  В 1994 г. они - вместе с автором - благополучно прибыли в Монреаль.
  С 1995 г. он взялся вручную перепечатывать на компьютере отдельные избранные стихотворения, а в 2002 г. - сканировать и отцифровывать все привезённые с родины сборники. Примерно в 2006 г. добрался до предпоследнего тома собрания 1988 г. Но, когда было начато сканирование самого последнего тома, именно этот сборник исчез из его квартиры (уже после переезда с ул. Эйлмер на Юго-Запад Монреаля).
  Одновременно копии того же тома пропали из квартиры его матери, и из дома его приятеля (где хранился 3-й экземпляр). Это произошло, как нам сообщил автор (не совсем уверенный в дате) где-то в 2007-м году, вскоре после чтения (по телефону) отрывков из отдельных стихотворений Юрию Белянскому, культовому кинорежиссёру конца 1980-х, тоже проживающему в Монреале. Известный поэт и деятель культуры Илья Кормильцев как-то обещал автору издать сборник его стихотворений: из того же - последнего - тома. Проявляли подобную заинтересованность и другие известные люди. Интересно отметить, что именно в 2007 г. Гунина сбили машиной, нанеся серьёзные травмы.
  После 2017 г. постепенно исчезли все томики второго машинописного собрания доэммиграционного периода, и, к 2022-му, не осталось ни одного...
  Первая редакция доиммиграционной поэзии (включая поэмы) 2008-2011 г. г., сделанная самим автором, оказалась не очень удачной. Она опиралась на рукописные черновики, где почти над каждым словом надписано альтернативное, и целые строки (даже строфы) дублируются альтернативными версиями. Эта редакция была скопирована множеством сетевых ресурсов, так как поэзия Гунина в те годы пользовалась немалой известностью, и была популярна среди молодёжи и людей от 25 до 45 лет.
  Вторая редакция (также сделанная самим автором) - несравнимо удачней, и - в 2012 г. - заменила предыдущую.
  Однако - с 2013 г. - то ли сервера, то ли хакеры стали заменять файлы первой редакции версиями второй: это регулярно происходило на сайте Максима Машкова (lib.ru), на сайте Сергея Баландина, и т.д. (Следует добавить, что травля автора на сетевых форумах, на литературных сайтах стартовала ещё в середине 1990-х, включая разные хулиганские выходки в его адрес, массированно устраиваемые организаторами).
  О творчестве Льва Гунина писали: Орлицкий (оригинал - stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/178), М. Тарасова (stihi.ru/2005/04/13-349, перепечатка - proza.ru/2023/06/08/180), А. Коровин и Белый (proza.ru/2023/06/28/175), Игорь Гарин (proza.ru/2023/06/28/170), и другие литераторы, критики, издатели. В этих заметках - прямо или косвенно - упоминается об изощрённой травле. (Более подробно - у Коровина, Белого, и Тарасовой).
  О поэзии Льва Гунина на английском и на польском языке писали Kurt Flercher и Агнешка Покровска (?).
  В многочисленных интервью сетевым и печатным журналам (к примеру, в интервью журналу "Воркувер" - proza.ru/2023/06/28/171) - сам автор иногда косвенно затрагивает эту тему.
  На сетевых форумах обсуждалась систематическая порча литературных и музыкальных текстов. В своё время, отправляемые К. С. Фараю (Фараю Леонидову) многочисленные варианты перевода стихов и Кантос Э. Паунда подверглись злонамеренной модификации (вероятно, во время пересылки), и в печать пошли не окончательные, но черновые версии. Переводы Гунина текстов (эссеистики) Исраэля Шамира (Изя Шмерлер; знаменитый политолог, эссеист, корреспондент, известен также под именами Роберт Давид, Ёрам Ермас) с английского на русский вообще не вышли в свет вследствие порчи текстов во время пересылки Шамиру. По той же причине сорвалось несколько попыток издания "Прелюдий" для ф-но и сборника "Лирические пьесы" Льва Гунина, которые высоко оценили известные музыканты. (См. Ю-Тюб - youtube.com/@robertcornell6802).
(Лев Гунин по профессии музыкант, автор многочисленных композиций (включая музыку к фильмам), исполнитель классических произведений (ф-но) [youtu.be/KyHYzOl-xQY , youtube.com/watch?v=94Ac0OAZBAs, youtu.be/dGKy0yCkKnQ , youtube.com/watch?v=D2A4RWaDggQ&t=148s , youtube.com/watch?v=eCyavxkENF0 , youtube.com/watch?v=ym0uqTz_poo , youtube.com/watch?v=eDdh3Fg-H6s , youtube.com/watch?v=mrMikJVDC60, youtube.com/watch?v=_lLdndynze4 , youtube.com/watch?v=VODlm7l4MNY , youtube.com/watch?v=5B8k5H2zKzs , youtube.com/watch?v=E2Mo5d44WnQ , и т.д.] ; см. также фильмы "Гусеница" (Caterpillar) - youtu.be/qeDmEhaXMU8 , "Подушка" (режиссёр Юрий Белянский) - youtube.com/watch?v=BDrhptcbfwE&t=48s , Des souris et des hommes (режиссёр Жан Бодэ) - youtube.com/watch?v=Ctx2sm4ZnAI).

  Диверсии против его домашних компьютеров обсуждались с Ильёй Кормильцевым, Юрием Белянским, Кареном Джангировым, Исраэлем Шамиром, Мигелем Ламиэлем, Борисом Ермолаевым, Жаном Бодэ, Владимиром Батшевым, Эдуардом Лимоновым (Савенко), и другими известными личностями, с которыми автор был знаком, но реакция была одна и та же: "против лома нет приёма". Подробней эти случаи описаны в обширной работе на английском языке "The Punitive Health Care".
 
  Биографии этого автора неоднократно удалялись из различных энциклопедий, убирались с многочисленных сетевых порталов, но краткие справки о нём можно найти на сайте Сергея Баландина; в библиотеке lib.ru; в антологии "Мосты" (под редакцией Вл. Батшева, с участием Синявского и Солженицына; Франкфурт, Германия, Brucken, 1994); в литературном журнале PIROWORDS, под ред. Мигеля Ламиэля (английская поэзия Гунина); из-во Pyro-Press, Монреаль, 1997); в сборнике Throwing Stardust (London, 2003; Антология Международной Библиотеки Поэзии, на англ. яз.), English Poetry Abroad (London, 2002, на англ. яз.); в газете "Hour" (Montreal, Quebec, Canada); в сборнике "Annual Poetry Record" (Из-во Международного общества поэтов, Лондон, 2002); в культовом издании "Паломничество Волхвов" (Гарин, Гунин, Фарай, Петров, Чухрукидзе: Избранная поэзия Паунда и Элиота); в @НТОЛОГИИ - сборнике стихов поэтического клуба ЛИМБ (Поэтический Клуб "Лимб". "Геликон-плюс", Санкт-Петербург, 2000); в  в журнале АКЦЕНТЫ (1999); в СК НОВОСТИ (статья, написанная в сотрудничестве с кинорежиссёром Никитой Михалковым, Июнь, 2000. (Номер 27 (63), 14.06.2000); в публикации "Университетская пресса" ("Маэстро и Беатриче", поэма Льва Гунина; СПБ, 1998); в "Литературной газете" (Москва, №22, май 1994 г.); в литературном журнале ВОРКУВЕР (избранные статьи, интервью и поэзия Льва Гунина, Екатеринбург, 2006); в журнале поэзии ПЛАВУЧИЙ МОСТ (публикация избранных стихотворений, 23 декабря 2014 года. Москва - Берлин); в литературном журнале "AVE" (Одесса-Нью-Йорк, Номер 1, 2004-2005); в газете "МЫ", под редакцией Карена Джангирова (15 декабря 2006 года; репринт (повторная публикация на русском языке); первая публикация - на англ. яз. в культовом журнале "Wire" (январь 1997); вторая публикация - "По образу и подобию" (Теория мультипликации), газета НАША КАНАДА, выпуск 13, ноябрь, 2001); в Интернете теория мультипликации циркулировала с 1995 года; написана эта работа в 1986 году (братья Вашовски могли использовать ту же (дословно) идею для своего - ставшего культовым - фильма Матрица); в сборнике L'excursion (Leon GUNIN. La poesie du siecle d'argent. (На французском языке). QS, Монреаль, 2001); в литературной газете "Золотая антилопа" (Лев Гунин, рассказ "Сны профессора Гольца", СПБ, 2001); Лев Гунин, Миниатюрная книжка стихотворений, Париж, 1989 (Les tempes blanches. Белое время. Из-во Renodo, Paris 1989); в газете "КУРЬЕР" (многочисленные публикации Льва Гунина (1992-1993); в книге - Лев Гунин "Индустрия (…)", из-во Altaspera, Toronto (Канада), 2013, на русском языке), и т.д.   

  Лев Гунин живёт в Кбевеке (Канада) с 1994 г., не имея ни малейшего шанса когда-либо покинуть эту страну даже на короткое время, а - с 2001 г. - не имея возможности даже посетить другую провинцию. Он подвергается травле полицией и другим репрессиям.

________
 
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

  Несчастливая судьба литературно-поэтического творчества Льва Гунина - достойного большего внимания - сложилась не только в связи с широкой травлей и политически-мотивированными репрессиями (в частности: в стране, где он живёт (включая травлю полицией; административный прессинг; плотную изоляцию; помехи, чинимые в области коммуникаций; вызванное репрессиями обнищание; отказ в медицинском обслуживании…), но также по другим причинам.
  Одна из них - неумение, а то и упрямое нежелание автора тщательней просеивать написанное через сито более строгих требований. Именно сбой в таком отборе и приводит к недостатку внимания и ко всяческим казусам. Никто в наше время не выставляет ранние опыты на всеобщее обозрение. Зрелые авторы, как правило, уничтожают свои рукописи, предшествовавшие мастерству. Соседство стихотворений разного уровня в одном сборнике служит плохим предзнаменованием (имея в виду ожидаемую реакцию), и, хотя - более удачная - редакция 2012 г. уже является плодом более строгого подхода, она всё ещё цепляется за некоторые пласты личной биографии больше, чем следует при отборе.
  С другой стороны, если бы не травля, это могло способствовать экспоненциальному росту популярности среди широкой читающей публики, что, в свою очередь, с неуклонной неизбежностью повлияло бы на признание и в литературной среде. Так и происходит довольно часто с другими поэтами и прозаиками. К сожалению, этот автор находится не в таком положении, когда позволительна подобная роскошь. Чтобы пробить плотную стену замалчивания, остракизма, предвзятости и бойкота, ему следовало бы серьёзно подумать об этом. Но теперь, по-видимому, уже слишком поздно; состояние здоровья, ситуация, и другие помехи вряд ли позволят ему что-то изменить.
  Остаётся надеяться, что критики и все, способные повлиять на преодоление этой несправедливости, проявят чуть больше терпения, не побоятся затратить чуть больше времени, и с известной снисходительностью отнесутся к причудам этого уникального, ни на кого не похожего автора.
________________________________