Marion Poschmann -Selbstportraet als Innozenz-1, 2

                  Marion Poschmann

   1. Selbstportraet als Innozenz (nach Velazquez)

Mit purpurnen Maenteln beginnt erst die Arbeit
am Pontifikalen. ich stand auf der Roten Reliquienliste,
ein Ueber-Ich erster und zweiter Ordnung, auf
Isolierstation, im gabinetto versteckt; die imitatio

ruecksichtslos flammender Herzen ist echt: blinde Spiegel
sind jetzt den richtigen Rahmen gewichen, die Macht
der Erscheinung zu wahr, nur zu wahr, um als
Denkmal zu gelten meine Ersetzungsgestalt

bewegt sich wie riesender Putz, wie von selbst. Aufgegebene
Geschlechtsorgane, schlaffe Spitzen, Samtgewaender
haengen mir am Geruecht eines Leibes, als schwebte ich
ueber den Dingen. nie endet die Arbeit am Pontifikalen,

ich muss mit zusammengepressten Lippen
meine Namen daran hindern, auszufahren

 
    2. Selbstportraet als Innozenz (nach Bacon)

als Propfreis pflege ich mich auf die Sessel zu pflanzen;
Veredelungsriten im Rohstoff der Merkmale, meiner selbst
ungewiss vor dem Gestaenge geschwaechter Saele; herrisches
Pudeldunkel umgibt mich, Raeume so selbstloeschend,
grenzenlos nachsichtig, immer erst im Entstehen
begriffen, mir unaehnlich, aber doch aehnlich mit ihren
kleinen herausgefilterten Plaetzen; wie mein Gesicht,
gecrushtes Eis hinter den Gitterstaeben eines Kinderbetts.

ich rieche nach Tetra-Paketen im Supermarkt-Kuehlregal,
man naehrt mich mit Braunglasklirren vom Apotheken­
schraenkchen. Polarlichtbaendern. Gelee royale.

noch halte ich mich auf der Oberflache wie schaukelnde
Bilder in Teetassen, jene Instanzen aus Wasser und
Ohnmacht, man stellt es sich leicht vor. vielleicht ist es leicht.



                  Марион Пошманн

   1. Автопортрет в облике Иннокентия X (по Веласкесу)

С пурпурной мантии лишь начинается работа
над понтификом. Я пред алой чередой реликвий,
на уровне сверх-Эго первых двух ступеней застыла
в преддверьи, совмещенном с кабинетом, пред имитацией

сгорающего сердца наяву — понад слепыми зеркалами
их роль сыграло обрамленье идеально, правдив в нем облик,
и даже слишком, уподобленный собой мемориалу
назначенному мой подлинный гештальт сокрыть

шевелящейся отделкой, колеблемой как бы сама собой;
тех вялых гениталий, сникших кружев, зависших
молвой о теле о моем, как будто проношусь в потоке.
Как неостановима над понтификом работа,

пристало мне со сжатыми губами быть
чтоб имена свои не выпустить наружу


    2. Автопортрет в облике Иннокентия X (по Бэкону)

оплатою за вход сама себя сажаю в кресло;
обогащение исходного материала, оно не придает
уверенности мне средь череды поблекших залов; мощь
пуделя из мрака меня подпитывает, пространство, что само
и гаснет, и безмерно потакает, всегда в исходе бытия
стоящее, со мной несходное,  но все же и похожее своими
интерференцией дробимыми штрихами; как лицо моё,
и колотый холодок в решетчатости кроватки в детстве.

мне близок аромат тетрапакетов в холодильнике торговом
и звяканье янтарного стекла в аптечном шкафчике.
Волнение полярного сияния. Желе-рояль.

И всё ж колеблюсь на поверхности картинкой в чайной
чашке я, тот случай, когда инстанция-Оно водой и
обмороком представлена. Возможно, это и несложно.

      (Проект 2 части находится в стадии доработки.)

+
Faust:
«Siehst du den schwarzen Hund durch Saat und Stoppel streifen?..
Und irr' ich nicht, so zieht ein Feuerstrudel
Auf seinen Pfaden hinterdrein...
Das also war des Pudels Kern!
Ein fahrender Scolast? Der Casus macht mich lachen.»

++
Remy Chauvin predit l’existence d’un elixir de longue vie de la reine d’abeille qu'il appelle la survivone. Bien des annees plus tard, une proteine qui augmente la taille des cellules et la longevite, la royalactine, a ete decouverte dans la Gelee Royale (nourriture donnee uniquement aux larves d’abeilles qui vont devenir des reines).