На щемящей ноте

   
1
         
Лунной ночью снизошло
на поэта озаренье,
и его стихотворенье
блеск и живость обрело.

Но в рассветный час поэт
сном забылся, а бродяги
стихотворные бумаги
затащили в туалет.

Да, пожалуй, для памфлета
карандаш мой не готов,
мне не передать вот это
столь святое для поэта
ощущенье тех стихов,

только знаю, говорят
кой-какие из прохожих:
рукописи не горят,
а гниют в местах отхожих.
               
2

Время, слёзы просыхают.
Ах, тетрадка, где же ты,
где-то кровью истекают
твои белые листы?

Ты безжалостно разорвана
бестолковыми людьми,       
их потребности позорные
очевидны и грубы.
               
И они не просекают               
за ошейником судьбы,         
что деяние преступно,       
даже просто проститутно.   
Вот какие они лбы!

3

Отнесу тебя, вздыхая,
на насиженный насест,
ты раскинешься, бухая
от бессмысленных надежд,
в полутёмном будуаре
полумыслимой тюрьмы,
и, в безудержном угаре
от бесстыдства и тоски,

ты отдашься идиотству.
Как же беззащитна ты!
Заиспользовали в доску
твои белые листы.

Залюбили, затерзали,
исписали дочерна,
но, умытая слезами,
ты по-прежнему чиста.

4

Ты такая же, а я -
раздобревший не по росту,
не по возрасту коросту
нацеплявший на себя.

Широки твои стихи,
в них бушуют все стихии!
А мои теперь другие –
тяжеленные грехи!

Мои музы плодовиты,
как твои, дают надой!
Но твои – живой водой,
мои – жижей ядовитой.

А чтоб жизнь могла сиять
чистотою вдохновенной,
я взрезаю злые вены
и сливаю яд в тетрадь!

1978