Пятеро русских

     Я расскажу вам одну историю, одну из немногих, из тех, что со временем не обрастают ненужными надуманными подробностями, но, напротив, сбрасывая всё наносное, обнажают пресветлую истину. Такие истории рождают мифы. Такие легенды живут вечно.   
      Где-то под Мюнхеном, на чужбине, в большом доме, среди многочисленных потомков, умирал от старости некто Абдула, глава благополучного семейства, а в прошлом один из тех, кто воевал против советов под началом «Панджшерского льва» афганского полевого командира Ахмада Шах Масуда. Подле умирающего собрались любимые дети, внуки и правнуки. Даже умирая, почтенный Абдула никак не мог расстаться с прошлым, а долгий и страшный бой в той войне с шурави так и не стал для умирающего одним из многих. Видимо, эта битва до глубины души, до сердца пронзила и потрясла, тогда ещё крепкого и тёртого горца. Вот и сейчас, на смертном одре дед и прадед тихо, но внятно, говорит о подвиге. Он помнит, что с малых лет все в роду знают эту быль, но это его жизнь, и пока он говорит, он дышит.
      Советские пришли и взяли штурмом дворец президента Хафизуллы Амина, ставленника Америки, как мы тогда думали страны-друга. Хитрые лисы, потакая невежеству, личным корыстным и властолюбивым помыслам, снабжали Афганистан оружием. Наши воины ходили увешанные пулемётными лентами и позировали со стингерами в руках на фоне сбитых вертушек. «Всё для победы над Советами, но чужими руками!» Вот таков их девиз. Дети мои, вы знаете, что мы рождаемся воинами, живём как воины и умираем с гордо поднятой головой… Велик Господь! Но не таковы лживые и расчётливые англичане и американцы. Нет, они другие. Камня на камне не оставят от кишлака, убьют всё живое, и лишь тогда, как трусливые шакалы, крадучись и вздрагивая, стреляя длинными очередями в ещё живой труп, входят в стёртый до основания посёлок. В древний, как сама земля и горы нашей родины. Топчут своим сапогом домашний очаг, разгребая ещё тлеющие угли. Хохоча, пинают друг другу резиновый мяч, которым в полдень играли дети. Вот их разорванные в клочья тельца разбросаны повсюду и кровоточат… В мёртвых глазах матери навсегда застыл ужас. Не дай, Аллах, ни одному родителю видеть смерть своего дитя! Нет, они не знают, что такое подвиг. Почтенный Абдула закрыл на минуту глаза, словно желая навсегда стереть увиденное уже в недавнем прошлом, в его родном доме.
      Шурави же сражались как львы. Наш славный командир Шах Масуд «Панджшерский лев» уважал сильного противника. Да, и мы нападали из засады – таковы законы партизанской войны, но встречаясь лицом к лицу, бились до последнего – и мы, и они. 
      Советским солдатам удалось закрепиться на высоте, с которой Панджшерское ущелье видно как на ладони, и дорога простреливается днём и ночью. Взаперти не очень-то повоюешь. Шах Масуд собрал ударный кулак в пятьсот воинов, и мы, с именем Всевышнего на устах, устремились к победе. Пять долгих дней и ночей гарнизон шурави удерживал высоту. Все наши многочисленные атаки они отражали плотным автоматным и пулемётным огнём. Но били короткими очередями в два-три патрона. Не от страха палили в небо, как в динарий… Нет, били расчётливо, прицельно. Помню, как пули подымали пыль возле меня, даже мелкие камешки секли лицо, вот так близко пролетала смерть. Но то была чужая, в той битве мой отряд потерял около двухсот восьмидесяти правоверных. Мы были вне себя от бешенства, когда стояли перед рядами поверженных братьев. Скрипя зубами, бросились на штурм, заливая шквальным огнём высоту, так, что врагу голову невозможно было поднять. Высота молчала. Ни единого выстрела. Мой пулемёт раскалился, лента почти пуста, но я готов резать и колоть кинжалом, рвать зубами врага за каждого убитого ими воина и брата. Я знал, что всех снедала жажда крови!
      И что же увидели там на покорённой вершине? Пятерых русских, вчерашних детей! Безусых, измождённых непрерывным пятидневным боем, не знающих жизни юнцов, но уже знающих всё про смерть… Бесполезное оружие с пустыми рожками они не выпустили из рук и стояли тесно, плечом к плечу, всё ещё обороняя от нас нашу же высоту. Уважая стойкость и отвагу чужаков, мы не растерзали их сразу. Я вёл за собой в бой воинов Аллаха, мне и решать судьбу мужественных шурави: «Молитесь Исе, у вас минута!» Я чувствовал, что дольше мне не удержать озлобленных бойцов. Но эти русские, сложив автоматы у ног, обнялись, положа руки на плечи, и стали ждать смерть. Они знали, что скорой и лёгкой она может и не быть. Моё сердце заныло так пронзительно и больно. Мне впервые стало страшно оттого, что я сейчас отдам приказ, за который мне нечем будет оправдаться перед Всевышним! Хотел бы каждый из нас, чтобы его дети выросли такими бесстрашными воинами, как эти мальчики русские? Хотел бы, чтобы его внуки умели так крепко держать в объятиях боевого товарища, зная, что сейчас предстанет перед Аллахом? Я поступил по сердцу! И не жалею и сейчас! Да, мои любимые, я позволил им уйти живыми… С этим и уйду. Жаль мечты, что так долго ношу на сердце: увидеть бы их перед смертью, пусть не всех, пусть только одного! Ещё раз почувствовать силу русского духа. Увидеть, что за человек вырос из того несломленного юноши. Если бы не та война, если бы не нашептывания шакалов.
      Почтенный Абдула затих, но это ещё не смерть. Она готова подождать. Она знает, что внуки отыскали одного из тех несгибаемых русских и пригласили его незамедлительно приехать к умирающему. Она уступит одну минуту, ту самую минуту, которую подарил неистовый полевой командир храбрым шурави. Подойди же, Иван! Укрепи воина Аллаха!

03.03.2024