Творцы спасения

Творцы спасения


Наши доктора, наши медсёстры и медбратья трудятся не ради хлеба насущного, - они одним своим присутствием в нашей жизни воскрешают высокие идеалы человечества. А зачастую воскрешают и нас.

Но и в третье воскресенье июня - в день медицинского работника -  единственный в году особый праздничный день для многих медиков районной больницы, для многих работников «скорой помощи» - всего лишь боевое дежурство, трудовая вахта.   

О жизни наших врачей прекрасно рассказал писатель и хирург, член Союза писателей России, автор пяти книг прозы, потомственный врач Андрей Убогий – рассказал на страницах романа «Ковчег». Вот что говорит он о людях районной больницы:

«…Люди, которые жили, болели, работали, спали внутри каменной семиэтажной громады, - эти люди настолько привыкли существовать внутри катастрофы, жить в окружении вечно грозящих несчастий и бед, что о них-то, о бедах, никто особенно и не размышлял. Так, наверное, рыбы не замечают воды, окружающей их; так и люди больницы, со всех сторон окружённые смертью и тьмой, жили так, словно смерти и тьмы – ну, не то чтобы вовсе не существует, но как будто грозящая всем катастрофа есть обыденное условие существования. Авария и вслед за нею аврал были привычной формой жизни больницы. И то, что, к примеру, электропроводка искрила и замыкала почти ежедневно, или то, что насквозь проржавевшие водопроводные трубы уже кое-где истончились настолько, что могли лопнуть в любую минуту, никого здесь не удивляло. Скорее бы медики удивились тому, что в больницу в течение суток ни разу не вызвали аварийных бригад…»

В таких условиях, при скудной  бюджетной зарплате медики ни на минуту не остановят свой труд… Да можно ли подвижнику прервать служение, герою приостановить свершение подвига? Подвигом называл труд врача А.П. Чехов: « Профессия врача – это подвиг, она требует самоотвержения, чистоты души и чистоты помыслов…»

Символично само название романа о медработниках – «Ковчег». Покуда ковчег плывёт в волнах житейского моря, есть надежда, есть спасительный путь, есть вера в непостижимую волю Создателя. Есть Любовь… Об этом – страницы романа, даже самые тревожные страницы:

« ... Не было в городе места, где беда, боль и страх так сгущались, где, кажется, воздух уже навсегда пропитался страданием. Приёмный покой был словно трапом огромного, грузного корабля больницы, трапом того корабля, который был перегружен страданием, горем и смертью и давно должен был затонуть, но с непонятным упорством продолжал своё скорбное плаванье…
Но ещё поразительней, чем непомерное множество горя, которое видели стены приёмного отделения, было то, как здесь могли жить и работать сёстры, санитарки и доктора. Их жизнь была жизнью внутри непрерывно свершавшейся катастрофы. Столь грязной, тяжёлой, опасной и неблагодарной работы, которая здесь велась круглосуточно и без выходных, надо было ещё поискать. А за работу в приёмном к тому же платили гроши; и нельзя было ни объяснить, ни понять: почему люди терпят эту нищую, трудную жизнь?
А они и терпели, и жили, и, что удивительно, радостей в этой их жизни бывало не меньше, чем в жизни любого иного, благополучного – на обывательский взгляд – человека. Смех здесь слышался чаще, чем плач; здесь влюблялись и ссорились, здесь урывками спали, когда позволяла работа, на жестких кушетках – и быстро, заслышав шум «скорой» или дребезжащий звонок, бежали отодвигать засов входной двери; здесь по праздникам в сестринской комнате пили разбавленный спирт, отдающий резиной;  здесь даже порой пели песни – и так было странно, в глухой беспросветной ночи проходя мимо окон приёмного, услышать девический голос, старательно выводящий «Рябину»…»

Может, эти глухие, беспросветные ночи больничных дежурств и повлияли на творения писателей-врачей, одарив их строки неугасающей лучезарностью… Вспомним писателей-медиков: блистательная плеяда! Земский врач А. П. Чехов, потомственный врач В.В. Вересаев, доктор М.А. Булгаков… Военным хирургом был Владимир Иванович Даль, создатель  «Толкового словаря живого великорусского языка». Однокашник В.И. Даля по Дерптскому  университету Н.И. Пирогов – великий хирург Николай Пирогов! – одновременно и писатель, автор множества статей по педагогике, автор  замечательных «Дневников»… А  медик, физиолог А.А. Ухтомский  не только   гениальный исследователь, оставивший яркий след в науке, но и автор весомого эпистолярного наследия, автор статей, собранных  учёными Санкт-Петербурга в тома «Интуиция совести» и «Заслуженный собеседник». Вспомним, что фронтовым санитаром работал поэт Сергей Есенин. Военным медиком работала во время Великой Отечественной войны поэтесса Вероника Тушнова… Врачом в наших суетливых буднях работал прекрасный драматург и писатель Григорий Горин…

Слово «работали» даже не подходит для этих людей! Хочется сказать – они служили медицине и стране! Хочется говорить о таком труде высоким стилем – не о жизни говорить, а о житии…

А разве не о житии говорится в романе Андрея Убогого «Ковчег»?
В журнале «Наш Современник», напечатавшем роман, мы встретим такую картину, увиденную глазами санитарки Дуси:

«…В эту страшную ночь, когда стёкла дрожали от натиска ливня, когда свет над столом притухал и опять разгорался, когда молнии беспрерывно жгли ночь, старая Дуся всё это видела в истинном, яростном свете трагедии. Она понимала, что страшная, необоримая тьма окружает больницу, что все, кто собрался сейчас в оперблоке, сражаются с тем, что никто из людей никогда одолеть не сумеет – за смертью и тьмой всё равно остаётся последнее слово, - но что жизнь продолжается лишь до тех только пор, пока на чернеющей глади стекла отражаются спины врачей, наклонённых над раной, пока ещё длится ночной затянувшийся бой за несчастную жизнь человека…»

Они, наши медицинские работники, творят продолжение жизни, творят спасение… Так будет, пока плывет ковчег… Случайно ли, что среди имен, прославленных Русской Православной церковью, мы встретим имена врачей, писателей-врачей…

Вспомним имя батюшки Луки (Войно-Ясенецкого) – легендарного военного хирурга, автора не только книг по хирургии, но и православных книг…

 Вспомним имя Антония Сурожского, митрополита, старейшего иерарха церкви, полжизни отдавшего медицине как практикующий врач, как военный хирург, и всю жизнь отдавший людям как врачеватель и пастырь… Митрополит Антоний говорил, что он « не может разделить в себе человека, христианина, епископа, врача…» Добавим, что он был и писателем, проповедником, автором многих книг, ведущих к добру.

Выдающийся философ ушедшего века И.А. Ильин так говорит о сущности врачебного искусства в эссе «Мой врач»:
«…Этот способ врачевания присущ прочной, глубоко осознанной традиции в нашей стране, согласно которой труд врача есть не столько заработок, сколько служение… Клятва врача, которую все мы даём, воспринимается у нас необычайно серьёзно: врач клянётся в самоотверженном служении, в одолении любого недуга, клянётся верой и правдой помогать страждущему. Но о самом главном вслух не говорится; оно предполагается и ясно без слов; и это главное – любовь. Труд врача – это служение любви в отношении страдающего. Если этого нет, нет самого существенного… тогда всё вырождается и практика превращается в абстрактное «подведение» больного под столь же абстрактное понятие  заболевания и лекарства.
 Хороший врач должен быть как бы художником своего пациента; значит, мы, врачи, должны постоянно работать над совершенствованием своего восприятия…»

Врач как художник! Но всем известен изнурительный творческий труд художников, труд, требующий всего времени дня и ночи – без остатка, труд, не дающий надежды на отдых, труд, заставляющий жить в  размышлении, созерцании, сопереживании… Добавьте к этому постоянную готовность к принятию жизненно важных решений да бесконечную ответственность за подопечных больных – и вы получите слабый отблеск истинной работы врача…

Вновь откроем страницы романа «Ковчег». Вот автор говорит о своей работе, размышляя о судьбе врача Русакова, одного из героев романа:

«…Всё, что знал, что любил, всё, чем жил Русаков, было связано с этой больницей. Сюда он пришёл сразу после мединститута, и жизнь промелькнула, как один шумный день, состоящий из операций и перевязок, обходов, врачебных планерок и разговоров с больными, писания  дневников, протоколов и эпикризов, - из того, чем так пёстро и, в  сущности, однообразно бывают наполнены дни докторов…»

Всё было связано с этим семиэтажным ковчегом, летящим меж небом и землёй, всё было связано с призванием, с дорогой спасения…

Как же редко мы благодарим наших истинных докторов, как редко посвящаем им стихи, романы, картины… Они, творцы наших спасений, непритязательны и неамбициозны. Они не требуют и не ждут от нас восхвалений…

И, как чудо, мы читаем признание Льва Ошанина «Люди в белых халатах», - стихотворение, ставшее песней… Стихотворений о докторах в русской поэзии, в самом деле, очень немного: вспомним стихотворения Вероники Тушновой «Хирург», Евгения Долматовского «Песня о врачах», Анатолия Поперечного «Госпиталь», стихотворения Роберта Рождественского «Детскому хирургу Вячеславу Францеву», «Не навреди, эскулап…», «Тыловой госпиталь», стих-посвящение Расула Гамзатова «Врачу М.П. Тарасовой»…

Стихотворения о докторах встречаются гораздо реже, чем о поэтах, артистах, живописцах… Нечасты и живописные полотна, посвящённые докторам…
 
Это тем более удивительно, если вспомнить высокую оценку труда медработников, данную ещё Н.Г. Чернышевским: «Труд доктора – действительно самый производительный труд: предохраняя или восстанавливая здоровье, доктор приобретает обществу все те силы, которые погибли бы без его забот…»

Это удивительно, если вспомнить, что М.М. Пришвин отождествлял в своих размышлениях поэзию и врачебное дело: «По-видимому, все чудеса врачей сводятся к силе внимания к больному. Этой силой поэты одухотворяют природу, а  врачи больных поднимают с постели…»

Современное общество ни заработной платой, ни почестями не отдаёт свой долг докторам, видимо, надеясь на художников, режиссёров и поэтов,  - или, скорее всего, надеясь на самих сердобольных больных – кто, как не они, станут благодарить творцов своего спасения?

Общество наше, видимо,  считает себя  и здоровым, и учёным, не нуждающимся в услугах врачей и учителей.

 А жаль: с осознания своего невежества начинается дорога познания, с осознания своих недугов начинается путь в выздоровлению… Начнется ли спасительный путь? Ведь творцы пока работают, пока служат!

И, пока они служат и работают, читатель, может быть, найдёт для себя ответ на вопрос – что же за тайна кроется в феномене личности  врача-писателя? Отчего целая плеяда врачевателей перешла в память человечества как писатели, как литераторы?

Стоит ли за этим явление эмпатии – сочувствия, сопереживания, вчувствования? Эмпатия – одно из качеств, составляющих основу профессиональной врачебной этики… Эмпатия – одна из движущих сил творчества…

Но тогда ряды писателей должны активно пополнять учителя, продавцы, таксисты – по роду деятельности они так же, как и врачи, прекрасные эмпаты. И тогда среди философов и писателей должны быть в большинстве женщины – они более, чем мужчины, от природы наделены даром эмпатии. Ещё больше эмпатией одарены дети – она позволяет им познавать мир, является их жизненно необходимым инструментом. Значит, дело не в эмпатии – или не только в ней…
Стоит ли за этим способность искренне любить людей – божественный и редкостный дар?

 Вспомним писателя, педагога и врача Януша Корчака – его настоящее имя Генрик Гольдшмидт. Под псевдонимом Януша Корчака он опубликовал книги «Дети улицы», «Король Матиуш Первый», поистине бессмертную книгу «Как любить детей»… Молодым, удачливым врачом он приехал на практику в детский приют – да так и остался с детьми, поменяв блестящую карьеру талантливого доктора на безвестную жизнь приютского воспитателя… Но и от жизни он отказался ради спокойствия детей – спокойствия призрачного и последнего: в годы оккупации Польши фашистской Германией он героически боролся за жизнь детей в варшавском гетто, и, когда детишек повезли на гибель, отклонил предложение фашистов работать врачом, поехал с детишками, чтоб скрасить их страшный час хорошими сказками, и погиб в Треблинке с двумя сотнями своих воспитанников… Он знал, что значит любить… Не в этом ли тайна?

А может, тайна называется так же, как одна из книг врача Альберта Швейцера – «Благоговение перед жизнью»?

Альберт Швейцер – философ, культуролог, врач, писатель, музыковед, лауреат Нобелевской премии мира, миссионер, построивший в Африке на свои средства госпиталь для туземцев и трудившийся там до конца жизни,  - возвёл в принцип своего мировоззрения «преклонение перед жизнью» как основу нравственного обновления человечества. Нерушимость жизни он считал главным принципом культуры. В книгах «Культура и этика», «Благоговение перед жизнью» он утверждал, что главной культурной ценностью является сама жизнь. Если жизнь заканчивается, то и о культуре речи нет, - с горечью признаём мы вслед за Швейцером.
«Никто из нас не имеет права   пройти мимо страданий, за которые мы, собственно, не несём ответственности, и не предотвратить их», - говорил Швейцер.   
   
«Этика есть безграничная ответственность за всё, что живёт», - повторял он.

Как близки эти мысли знаменитой фразе о «слезинке ребёнка», сказанной Фёдором Достоевским! Вспоминать ли, что Достоевский – сын врача, детство проведший во флигеле больницы для бедняков? Кажется, он мог бы произнести те слова, что говорил Швейцер: «Чистая совесть есть изобретение дьявола…»

Швейцер утверждал: «Поистине нравственен человек только тогда, когда он повинуется внутреннему побуждению помогать любой жизни, которой он может помочь, и удерживается от того, чтобы причинить живому какой-либо вред».

Швейцер признавался: «Истинная этика внушает мне тревожные мысли. Она шепчет мне: ты счастлив, поэтому ты обязан пожертвовать многим… Ты обязан отдать силы своей жизни ради другой жизни…»

Швейцер провозглашал: «Идеал культурного человека есть не что иное, как идеал человека, который в любых условиях сохраняет подлинную человечность…

В книге «Культура и этика он обращался ко всем: «Нам необходимо подняться до духовности, являющейся этической, и до этики, включающей в себя всю духовность».

Нынешняя цивилизация неспокойна. Может быть, опыт врачей-писателей актуален именно сейчас…  Их книги проникнуты высоким гуманизмом, толерантностью, как высокой степенью культуры и нравственности; их труды являют собой образец планетарного и экологического мышления.
Мы видим, что творцы спасения часто становятся и творцами культуры, будто несут высокую миссию врачевания человечества…

Но почему же образ врача так редко возникает в поэзии, прозе, драматургии, отчего так редко отражается на живописных полотнах?

А может быть, и не редко, но мы ничего не знаем об этом? Если бы доктора открыли свои памятные альбомы – сколько благодарственных стихотворных строк мы бы услышали! Пусть это не стихи профессиональных поэтов – но разве для выражения благодарности нужна профессиональность?

Какая книга могла бы увидеть свет! – книга пламенная, сердечная, светлая.

А что за выставка могла бы получиться, если бы каждый живописец  написал бы портрет хоть одного знакомого доктора! – думается, мы могли бы пройти по   залам современной аристократической галереи.

Мы встретили бы прекрасные лица…

Моя память, уважаемые читатели, хранит образы многих прекрасных докторов и медработников...

Я забыла только того хирурга, который спас меня очень, очень давно…

Мне было тринадцать лет, - лица не запомнила, именем не поинтересовалась.

Смогу ли я его найти, отмотав тридцать лет назад и триста километров в сторону?

В каком архиве приемного покоя можно найти короткую давнюю запись?

Я даже не пытаюсь искать.

Но не его ли образ  проявляется в строках стихов, которые я адресую разным докторам?
 
Единственный образ…