Антагонист не вышел на поклоны...

Антагонист не вышел на поклоны,
потому что его отравили в последней сцене.
Он был честен со зрителями и с собою;
актёр, его изображавший, это знал.
После театра я ступал до невозврата
по исчезающим магическим следам,
меня вёл бесконечный монолог
о сути зла и места в нем вещей,
настолько нужных, насколько и случайных.
Я шёл за умыслом меж откосивших фонарей,
и вместо света надо мной – звезда чернела,
как та свеча в руке у Киркегарда,
когда ученый вдруг воскликнул: Ты ли Я? –
у разбитого вдребезги зеркала
с открытою бутылкой коньяка.
Я в диалоге с кофейным аппаратом –
в нем слышал Мефистофеля на смене.
Замри, несчастное мгновенье! Я всё тебе верну
до книжки, до стишка и до копейки,
когда в последней сцене мой черед настанет
из кубка пить зеленое вино. Я знаю,
что выйти на поклоны суждено
лишь принцу с прессой. Мне –
лежать вон там, за декорацией,
под лестницей в столовую, в пыли,
в крови, в блевоте и в слюне,
но даже так сияния луны
отражались только на мне.
И мне же в час роковой беды прекрасный принц кричал со сцены:
Умри! Ты заслужил!
И я снимаю свою маску,
вторя другим московско-питерским актерам.
Но маски не было на мне.
Я выпил яд, и мною овладело
счастье убитого, распятого за всех.
В чем мой необратимый грех, товарищ режиссер?
Ты жил в вине и умер лишь за собственный позор,
ты вычеркнут из скрипта.
Не подавая вида, я ненавидел свои слезы,
не делая позы для пресс-релиза.
Никто не задавал вопросов. Все верили в спектакль.
Плохая жизнь. Хорошая игра.
А сколько заплатил за это Чаплин? –
какая разница! Когда он так талантливо смешон,
кривляется и лезет на рожон. Сейчас застрелится –
дай бог, побольше крови и кишков,
и всякой вони, и стихов, и оскаров за красоту.
Скоту ведь подавай траву,
чтоб та довольно замычала.
У пьесы нет конца. У пьесы нет начала, а только рок
убитого задаром – актеришки второго плана.
Маска трагедии, изобрази-ка мне печаль,
чтоб девочки поплакали, их мужики поржали.
А можешь рассмеяться, если уж нет в тебе печали.
Массовку никогда не жаль,
пусть дохнут, мерзнут и болеют.
Что зрителю их три секунды в кадре?
Но посмотри, как они заблеют на Кинотавре,
когда выйдет любимый, прекрасный принц,
хоть без трусов, хоть без башки, хоть без короны.
Они скоты. Они на всё готовы
ради звезды провинциального театра.
Запомни хорошенько, Мальком,
время на сцене – расписано режиссером,
твоё – дассаном, спешащим себя спасти.
Антагонист не вышел на поклоны.
Я ехал в переполненном такси.


<10.12>