Не попутная песня

Слетевший некогда с обоза,
Певец-бродяга в пол руки;
У жизни что? – одна лишь проза,
Излом в костях и синяки.
Ей всё равно о чём поёте,
Ей всё одно, чем дышишь ты,
У жизни жизнь – в гросбухучёте,
В скупом реестре без мечты.
Как им воздать? Экспромтом влупишь?
У всех одна «етива мать…»
Он знал, мечту ничем не купишь,
Возможно лишь завоевать.
Он клал на пафос пестрых тостов,
Средь лицемеров жизнь влачив.
Познав изнанку всех прохвостов,
Цыган подходы изучив.
И заметая дни лихие,
В стезе извозов в пустяках;
Он верил только в шум стихии,
И отзыв времени в веках.
Легко писать – совсем не плохо,
Свободы нет, а есть покой.
К нему приклеилась эпоха,
Поклонниц частной правотой.
И в обращеньи очень мило,
Слова особые даны:
А с ним природа говорила,
Ночь навевала в грёзах сны.
И песнь судьбы утёрла слёзы,
Хоть рок зловеще обманул:
Однажды, что там, будь тверёзый,
Он это дело не дерзнул.
Его на смех: «Не лей мол пули».
А он: «Стих мои, ещё могу»;
И песнь лилась в хмельном разгуле,
Про древне русскую тоску.
Чуть дольше длясь неразбериха,
Суровых привела к уму.
Средь пьяных что-то стало тихо:
«Плесните лишнюю ему».
Гляди-ка вон каких пробрало,
В строках небось, чего-то есть.
Гонца метнули, стало мало,
Здесь без обмана – честью честь.
Стал смрадный угол: чист и светел,
Как будто всё не наяву;
Под звон граненных вор заметил:
«С таким талантом бы в Москву».
И диспут шёл в окрестной пьяни,
С повесткой острою, заметь:
«Тебе ещё бы на баяне…
А можно, на гитаре спеть».
И дальше тоже: лили, пили,
Блудили в свал, дрались в убой;
Но парня будто подменили,
Он цель поставил пред собой.

Собрал архив уже матёрый,
Побрился под тройной в парад;
И укатил железкой скорой,
От полустанка в стольный град.
Он долю двинул по метели,
Туда на верх, побыв на дне.
Ещё и петухи не пели,
В его глубинной стороне.
Дорога посвист, встречный скорый,
Русь разошлась на голоса.
Мелькают дачи и заборы,
Стригущие в кубы леса.
Вагон пронизывал пространство,
Не успевав под счесть столбы.
Глядит столичное мещанство,
И озираются жлобы.
Разносят пироги и пиво,
Почем? – сказать и не берусь.
Ох говорлива, ох ретива,
Всем не побрезгавшая Русь!

Вот так же я сплелся с державой,
Познал её: в проход, в пролёт.
И взгляд чернеющи-лукавый,
Не одолевший самолёт.

Мы все учились по не многу,
Таков наш век, таков наш дух.
Герой учился с веком в ногу,
Задатком звонких оплеух.
Он стал «стратег», и не иначе,
Ваяя план, ища ответ;
Людей брать нужно на горячем,
Когда родни и блата нет.
Мотив не сложный - три аккорда,
Лишь только б бог силенок дал.
И с этим триумфатор гордый,
Казанский увидал вокзал.
Маячил луч зари рассветной,
Ты лишь повсюду успевай
Был козырь в рукаве заветный,
Но это если дело – край.

Мели язык, стучи в гортани,
Чтоб строчке, утверждённой быть,
С героем долго мы не станем,
В приёмных время изводить.
Он жал на всю и не с испугу,
А нужен был: эффект, успех:
Секретари тайком друг другу,
Передавали едкий смех.
И снисходительно, но гордо,
Хлебнувши кофе по пути,
Все посоветовали твердо,
В изданья местные идти.

Он помолчал, собрал бумаги,
Он мог и большее снести,
Ему хватило бы отваги,
Для возражений наскрести.
Но в стирке всё легко линяет,
А он принёс, что жизнь дала.
Тут он почуял, как теряет,
Не жизнь ещё, но два крыла.
Он понял вдруг, они же правы,
За вход, он дорого б платил.
Он на прощанье для забавы,
Провинциально пошутил.
И вышел вон, с души остатком.
Спасая ношу, как дитя.
По лбу его, не самом гладком,
Пот прокатился холодя.
Свой козырь, адрес, смявши круто,
Забросить в урну с шармом смог.
Преподаватель института,
Теперь уже не полубог.
Рывка не вышло, вот досада,
Утоп, и легкие круги.
Скорее прочь беги из ада,
Души остатки береги.
Беги, как есть, хоть в голом виде,
Орфей – назад не погляди,
Не думай, что путём Овидий,
Нежданным, сможет провести.
Не дай нелепому рекорду,
Всадить стилет по рукоять.
Ты хочешь, чтобы били в морду,
И вздох не дали полный взять?

Что ж хвост не сделав пистолетом,
Он сардонически умолк.
Забрёл на кладбище к поэтам,
Как не крути культурный долг.
Не муча буйную головку,
Погост хотя не балаган,
Проковыряв шурупом пробку,
Плеснул креплёного в стакан.
И не тостуя с важной рожей,
Залил в себя за что грустил,
С Володей выпил и с Серёжей,
Булата камень навестил.
Блистая фразами литыми,
Желал в среде найти ответ.
Поэты были не живыми,
Живой не выдали привет.
Молил их болью опалённым,
В ответ поэты ни гу-гу;
Он расписался тем креплёным,
Как кровью красной на снегу.
И посмотрев куда-то мимо,
Куда давно направил курс,
Он двинул в наши палестины,
Душевный дожигать ресурс.

Он возвращался торопливо,
Едва преодолев разлад:
Быть знаменитым не красиво,
Не кладбище поэта вклад.
Пускай других в объятьях душат,
Благословляя их грехи;
Читай тому, кто хочет слушать,
Кому, как кислород стихи.
Пускай провалится чужбина.
Комфорт достанется врагу,
Мне нужно всё, не половина,
Я буду петь пока могу.