Моя граница 22

 
    (повесть – воспоминания)
 
     глава 21
 
     БОЕВОЙ РАСЧЕТ
 
 В две длинные шеренги выстроились мы под лучами заходящего за горизонт солнца, на небольшом асфальтированном плацу. Все представители пограничной заставы, одетые согласно уставу заняли свои места по ранжиру. Сейчас я стоял в самом хвосте второй шеренги, и чувство волнения и гордости клокотали во мне бурным потоком. Еще бы. Теперь я впервые занял место среди настоящего пограничного воинства, благодаря которому, наша огромная и щедрая Родина могла наслаждаться мирным и спокойным сном. Сейчас случилось то, к чему я шел, преодолевая тяжелые препятствия на протяжении оставшихся позади четырех месяцев не легкой службы.
 
Через мгновение, снова проскрипели петли парадной двери и, на крыльце заставы появился высокий, одетый в полевую форму старший прапорщик. Сейчас я обратил внимание на его головной убор, не соответствующий согласно уставу внешнего вида. Камуфлированная кепка вместо положенной ушанки сейчас плотно облегала голову владельца, в лице которого ярко выделялись темные, гусарские усы. Сейчас я заметил для себя, что черноусый прапорщик очень походил на молодого комдива красной армии Василия Чапаева.
 Худощавый, высокий и довольно жилистый военный, медленно спустился с крыльца и стал с пристальным вниманием всматриваться в наши молодые лица. Перед его глазами, за его длинную, как мне сейчас казалось жизнь, прошла не одна сотня вот таких парней. Сейчас в его взгляде читалось, что он привык думать о таких парнях коротко:«раздолбаи». А ведь не один из нас стоящий в этих шеренгах не походил друг на друга даже отдаленно. Все разные. Каждый со своими «усатыми тараканами» в головах.
- Ну что, рейнджеры… Погодка шепчет!? – произнес прапорщик, вздернув прокуренным, желтоватым пальцем черный густой ус.
 - Займи да выпей! – кто-то весело отозвался впереди стоящих бойцов из главной шеренги.
 - Так, вперед! Найди где, занять, Шапкин! А выпить, я привезу! И на гауптвахту потом сам отвезу! – весело проговорил «Чапаев» и как-то лукаво и хитро одарил взглядом остроумного подчиненного.
 В обеих шеренгах разразился искренний смех.
 - А без гауптвахты можно? – снова воскликнул кто-то из веселого построения.
- Да если бы было можно, я бы сейчас тут перед вами не стоял! – уже смеясь, произнес прапорщик, и усы в его добром лице приподнялись и распушились.
Раскатистый смех от озвученной шутки прапорщика сейчас, казалось, прокатился по всей территории заставы. Но через мгновение смех в шеренгах резко оборвался, словно звонкая гитарная струна, и смолк. Кирзовые сапоги и ботинки прошуршали по асфальту подошвами и тоже замерли в ожидании чего-то тревожного и неизбежного. Снова распахнулась дверь заставы и, по ступенькам важно и гордо, оглядевшись по обе стороны от себя, спустился наш «голливудский» капитан. И снова я прочел в нем уже узнаваемые черты известных киноактеров.
- Становись! – произнес уже серьезно прапорщик и все стоящие в строю замерли: - Равняйсь! Смирно! – командовал «Чапаев» бегло уже осматривая выполненную нами команду: - Равнение на середину!
Сейчас важное и строгое лицо нашего начальника вселяло, наверное, не только в меня ледяную тревогу, пророчащую не веселую для нас весть.
Прапорщик приложил раскрытую ладонь к виску и сделал два четких и твердых шага на встречу к суровому «грифону»: - Товарищ капитан! Личный состав пограничной заставы на боевой расчет построен! Докладывал старший прапорщик Масленков.
- Вольнооо! – прогремел надменный голос начальника.
- Вольно! – усатый прапорщик продублировал команду.
Сейчас, строгие и смирные шеренги выдохнули облегченно и немного пошатнулись.
 Снова каким-то хищным блеском в глазах, начальник заставы осмотрел стоящих перед собой защитников Отечества.
- Больные, убогие и калеки присутствуют? – с какой-то глуповатой улыбкой, сейчас капитан обратился к нам. Пауза.
- Хорошооо! – как-то лениво, отрыгнул хищный «грифон» и продолжил уже быстро, уставив свой стеклянный взгляд в одну точку, которая почему-то сейчас находилась на уровне наших сапог:
- Становись! Ранясь! Смирно! – снова последовало шумное и слаженное выполнение его команд: - На очередные сутки на охрану Государственной границы назначаются! - небрежно, глотая окончания своих команд, быстро протараторил суровый начальник. Сейчас я увидел в его руках такой же листок, который я наблюдал еще утром, в канцелярии. Сейчас в закатных лучах тонущего за горизонт солнца отчетливо просвечивались в нем длинные и короткие черточки и волнистые линии:
- Галлиулин!?
- Я!
- 6 - повар!
- Есть!
- Самышкин!?
- Я!
- 20-8!
- Есть!
- Грушин!?
- Я!
- 6-18!
- Есть!
 Началось перечисление фамилий стоящих в шеренгах бойцов. Сейчас я совершенно не понимал, что обозначают все эти цифры, которые озвучивал капитан с неимоверной скоростью. Это голосовое изречение и ответы моих сослуживцев очень напоминали быстрый набор текста на клавиатуре печатной машинки, в исполнении профессиональной машинистки:
- Корочкин!?
- Я!
- 6!
- Есть!
- Макась!?
- Я!
- 7-16!
- Есть!
 Продолжали звучать уже знакомые для меня фамилии бойцов, которые, в отличие от меня видимо прекрасно понимали значения и чередование этих хаотичных цифр извергающихся из уст, тараторящего «грифона». Сейчас, в своей голове я словно пытался быстро, но четно решить какую то непосильную задачу по сборке «кубика рубика»:
- Кошелев!?
- Я!
 - 24!
- Есть!
- Камоликов!?
- Я!
- 20-8!
- Есть!
 Порядка тридцати фамилий прозвучало сейчас на плацу, под громкие и четки ответы доблестных защитников границы:
- Басов!?
- Я!
- 6!
- Есть!
 - Макарычев!?
 - Я!
- 24-12!
- Есть!
- Плосков!?
- Я!
- 6!
- Есть! – произнес я, с волнением в голосе. Сейчас я не понимал, почему эта шестерка, которая полностью совпадает с датой моего рождения, вызвала сейчас во мне двоякие чувства. Непонимание и тревога сейчас всколыхнули мое сердце под казенной одеждой. Наверняка сейчас я понимал только одно, что в этой цифре таится что-то загадочное и непостижимое для меня.
 - Состав тревожной группы … 17-й, 21-й, 12-й, 37-й! Старший тревожной группы, старший прапорщик Масленков! Группа прикрытия границы, 16-й, 27-й, 14-й, 24-й, 9-й! Пропуск отзыв для взаимодействия нарядов и часового остается прежним!  Вопросы, жалобы, предложения? – снова как-то нехотя отрыгивал окончания слов суровый хозяин нашей заставы: - Раз вопросов нет, хорошооо! Разойдись!
Подобно эмиграции слоновьего стада сейчас застучали каблуки по асфальту, резво разбегающихся в разные стороны военнослужащих. «Так может спешить солдат только в два места!» - отметил я для себя, наблюдая происходящее: «либо за ворота «КПП» отбывая на дембель, либо в столовую!» Третьего варианта, мне сейчас почему-то не пришло на ум.
Я проследовал в казарму самый последний.
 Сейчас за комнатой дежурного проникая в довольно узкий коридор, спешили отставшие парни. «Конечно же, в столовую, куда же еще!» - приятно я улыбнулся в душе сам для себя, потому как в моем животе сейчас поселился «симфонический оркестр» исполняющий «времена года» Вивальди.
 
Столовая сейчас была заполнена всем личным составом. Что-то суетливо решалось, обсуждалось за каждым столом.
- Давай, падай сюда! – пригласил меня доброй улыбкой к себе за столик «солнцеликий» «Мона».
И теперь с особым аппетитом я принялся поглощать довольно не дурно приготовленную перловую кашу из пластмассовой, не глубокой, скорее походившей на блюдце тарелки. Но все же, время от времени я не забывал поглядывать с особой осторожностью по сторонам. Теперь, не привлекая к себе внимания, я украдкой бросал взгляд на соседний столик, за которым сидели в полном составе мои дедушки.  Хотя еще днем, меня и заверил мой земляк Леха об их справедливости и адекватности, «все же осторожность и скромность не будут лишними!», подчеркнул я для себя, запивая горячим чаем приятный, вечерний питательный рацион.
 
После ужина, добрый, Саня Монаков, который почему-то как мне казалось, постоянно беспричинно улыбался, согласился просветить меня. В процессе принятия пищи я попросил его ввести меня в курс дела, по поводу прозвучавших на плацу цифр:
 
- Вот, смотри, видишь, перед фамилиями стоят номера? – объяснял он мне спокойно. Сейчас мы с ним склонились над письменным столом, который стоял в тесном закутке возле окна чуть поодаль от комнаты дежурного по заставе и сигнализации и связи. Только сейчас я прочел оглавление, этого двойного тетрадного листка. «БОЕВОЙ РАСЧЕТ».
- Таак! – сейчас я пытался сосредоточить все свое внимание на то, что говорит мне мой старший сослуживец.
- Это штатные номера бойцов, согласно их должности. Вот твой, «42»-ой! - Он указал толстым указательным пальцем на мою фамилию в конце длинного списка.
- Ага… вижу!
- Верхняя шкала указывает часы заступающих в наряд парней и несения службы. Сутки у нас начинаются с двадцати часов! Вот, например я…– сейчас Санька поднялся в середину списка и снова провел пальцем к прямой, довольно длинной линии: - Вот видишь, у меня черточка начинается с семи утра и до девяти тридцати?
- Таак… вижу!
- Ну, так вот, это значит, я завтра иду на утренний левый фланг, в дозор! Потом видишь пробел, и снова с шестнадцати и до двадцати!?
- Вижу! – отвечал я, уставившись в прерывистые черточки.
- Это уже правый вечерний дозор! А вот видишь, у Веталика Макася точно такие же черточки с этим же временем?
- Ага… ага!
- Это значит, я с ним иду в паре, вместе и в утренний и вечерний дозор.
 
Около часа, мне объяснял терпеливый Санька «Мона» все значения красных черточек и волнистых линий:
- Синие волнистые линии, это время отдыха. Можешь спать, можешь телек смотреть! Короче, твое личное время, понял? А вот внизу видишь, в отдельной таблице штатные номера прописаны?
- Таак… вижу! – бормотал я, бегая глазами сверху вниз и обратно по этому списку фамилий и цифр.
- Это те, кто входит в состав тревожной группы. Первый, это Орлов! Второй, Буршенков! Третий, Козлов, зам по воспитательной работе. Четвертый Масленков а с пятым, ты скоро познакомишься! – проговорил весело «Мона», похлопал меня по плечу и зашмыгал тапочками по скользкому линолеуму фойе в сторону лестничного пролета.
 
До самого отбоя я еще склонялся над этими, казалось бы, не такими уж и сложными, но замысловатыми «зигзагами».
- Чего ты тут все колдуешь? - Прогремел хрипловатый кавказский акцент «Рамзика» около меня.
- Да вот, пытаюсь разгадать, что за жребий мне на завтра выпал!? – выпалил я, обняв голову обеими ладонями, продолжая склоняться над «боевым расчётом».
- ***ня, сейчас решим твой ребус! – произнес уверенно «Рамзик» и, выпучил круглые, на выкате, глаза в злосчастный листок. Сейчас он походил своими видом на попугая Кешу из мультика, который увидел белую мышь в греческом зале:- Ну, вот смотри! – оживился он, заострив внимание на черточках бравших свое начало с шести утра: - С шести утра, служба только у Корыча… Баса… и у тебя. А значит, Бас с Корычем в дежурку заступают сто пудово! А вот ты, дружище, скорее всего по****ишь с Орловым, знакомиться с линией границы! – сейчас уже в лице «Рамзика» сияла не завидная, с какой-то подоплекой улыбка. Еще раз он пробежался глазами по листку с черточками, наверное, пытаясь убедить самого себя в своих догадках.
 
Вскоре прозвучал голос дежурного по всем динамикам заставы: - Застава, строимся на вечернюю поверку!
Нехотя со второго этажа по лестничным пролетам стали спускаться веселые обитатели воинского подразделения.
Через пару минут, снова на узкой пролетке освещенного фойе выстроились мои «расхристанные» сослуживцы. Я занял привычное и скромное место в конце этого построения, и мысль, единственная беспокойная мысль сейчас назойливым оводом стучала в черепной коробке, «Что же все-таки, ожидает меня завтра утром, а главное с кем и где?» - пытался я сейчас освободить свое трезвое, но запутанное сознание от этого тяжкого, и беспокойного груза. «А вдруг Рамзик оказался прав, и мне действительно предстоит нелегкое испытание в компании нашего «грифона» по знакомству с пограничными рубежами моей Родины?»
Сейчас я понимал, что тех трудностей, которые меня ожидают здесь, мне в любом случае не избежать. Но выступить с таким «веселым» напарником на границу, я еще совершенно не был готов.
 Снова в парадных дверях появилось суровое лицо нашего «хозяина» и снова раскрылся в его руках тот самый
злосчастный листочек, который я на протяжении всего вечера так усердно изучал.
Зачитав в очередной раз список наших фамилий, капитан молча покинул фойе и отправился в свой особнячок.
- Застава, отбой! – еще раз прозвучало по всем помещениям заставы.
Кто-то выходил и заходил в умывальник, закинув вафельные полотенца на шею. Кто-то не спеша спускался через запасный выход в курилку. Кто-то, не внимая команде дежурного, продолжал пялиться в телевизор в «ленкомнате». Я же, в очередной раз аккуратно сложил обмундирование на табурет и забрался под одеяло, которое каким-то чудесным образом появилось на моей кровати непонятно откуда, и уставил свой задумчивый и печальный взгляд в потолок.
 
 Долго еще в спальном расположении что-то обсуждалось между собой. Но я совершенно не слушал веселых повествований и дружеских насмешек в адрес друг друга. Я был всецело погружен в свои размышления.
 
- Парни! А ведь мы еще не решили, как мы будем звать нашего нового нюха!? - прогремел неожиданный голос почти в смолкшем от разговоров кубрике.
Теперь я уже отвлекся от мыслей, и заострил свой слух в ожидании продолжения и предложений.
Только теперь я вспомнил, что все присутствующие здесь, в этом спальном расположении имеют прозвища. Все, кроме меня.
- Да чего тут думать… - послышался знакомый голос «Доза»: - Вовка, как твоя фамилия? – обратился он громко уже ко мне через весь кубрик.
- Плосков! – произнес я в ожидании насмешливых предложений.
- Ну вот, значит, быть тебе среди нашего братства, Плосом! Будешь у нас, нюх Плос! Ну как, нравится?
- Вполне! – согласился я весело. Многие, кто еще не успел уснуть, тоже поддержали негромким смехом предложение «Доза».
Вскоре, в кубрике наступила тишина.
 
Вторую ночь, я встречал в изнурительных раздумьях об завтрашнем утре.
 «Хм… ну вот, Вован...теперь, ты точно полноценный член большого боевого братства!.. И все же…Плос, это намного лучше, чем какой - ни будь робокоп!» - думал я, уже перевернувшись на бок, подмяв подушку под голову и закрыв глаза, пытаясь снова утонуть в долгожданных, нежных объятьях моей «амазоночки».
 
(продолжение следует)