Моя граница 19

 
     (повесть – воспоминания)
 
      глава 18
 
      ОЧЕВИДНОЕ - НЕВЕРОЯТНОЕ.
 
 Из глубины холодного автомобильного бокса, время от времени звучала без падежная брань в исполнении моего нового знакомого Руслана: - Ебучий, Робокоп! Руки, сука из жопы! – Гулкое эхо, словно из глубоко тоннеля, вырывалось из ворот бокса в темноту мартовской глубокой ночи.
Сейчас, докуривая «Моршанку», я уже напрягал свои мысли, пытаясь понять, значение «Кэмеловского» ругательства. Кого он сейчас ругал, или же упоминание железного киногероя он употреблял просто для связки матерного изречения.
 
- Есть курить? – прозвучал негромкий голос за моей спиной.
Сейчас погруженный в мысли, я совсем не услышал, как позади меня появился низкорослый человечек, очень напоминающий воинствующего гнома «Гимли» из знаменитой трилогии Джона Толкиена. Единственное что его сейчас отличало от сказочного героя, так это разве что отсутствие бороды, шлема и топора. Маленькие черные глазки, моргали пышными густыми ресницами из-под натянутой по самые брови шапки. Кирзовые сапоги, голенищами доходили владельцу до колен. Камуфлированный, затертый бушлат с поднятым воротом, был туго подпоясан черной портупеей, на которой висел брезентовый подсумок. За спиной, этого внезапно появившегося из неоткуда «гнома» болтался в неуставном положении «АКМ».
Я молча погрузил руку во внутренний карман бушлата и вынул на свет бумажную, помятую пачку папирос «Моршанки»: - У меня, только такие! – проговорил я глядя на «Гимли».
-Ээээ, ****! Такой ***на у меня у самого ест! - Выпалил злобный «гном».
- Извини, других нет! – Продолжил я в свое оправдание.
- ****еес, нах, ****! - Злобно цыкнул «коротышка» и продолжил: - Ты один приехаль?
- Да. Пока один!
Сейчас, осмотрев все детали стоящего передо мной вооруженного «гнома» я понимал, что предо мной  представитель моего старшего призыва. Под воротом бушлата, при довольно тусклом освещении фонаря, я успел заметить зеленого цвета «капусту» и один вышитый уголок на передней части довольно грязной «подшивы». Потому, я уже смело обратился к ночному «стрелку» табака: - А ты чего здесь? – Произнес я удивленно.
- Да калун ёба! Заибалься! – Кавказский акцент, с которым выговаривал незнакомец свои эмоции, меня настораживал.
- Колун, это что? – Переспросил я глядя на ночного незнакомца .
- Часовой ёба! Хожу бля, патрулирую заставу ёба! – Объяснил мне «Гимли».
- Ясно! – Произнес я, сделав вид, что сейчас образ часового заставы меня не смутил. Правда, будучи в «учебке» и отряде, мне часто приходилось видеть заступивших в караул солдат, и сейчас я не показал своего удивления при виде полного неуставного внешнего вида заступившего в наряд кавказца.
- Слушай, а дедов моих много здесь? – Задал я тревоживший меня всю дорогу вопрос.
Грозный «гном» громко и тяжело вздохнул, запрокинул взгляд в ночное небо, и словно пытаясь на нем что-то прочесть, замолк на мгновение.
- Пять штук! – произнес он уже решительно.
- Злобные они, или как? – Не унимался я в беспокойстве.
- ****ееес нах бл! – Покрытое двух дневной, черной щетиной, широко улыбнулось лицо кавказца, сверкнув золотой фиксой.
- Яснооо!- промолвил я безрадостно.
 
- Гаджик! Хули ты до зёмы доебался? – Прозвучал уже долгожданный голос Руслана, приближающегося со стороны бокса.
- Нахуй мне нада, ёба! – Выкрикнул неопрятный часовой.
Сейчас «Кэмал» стоял уже возле нас.
- Познакомился? – обратился ко мне Руслан.
- Неее, еще не успели! – Улыбнулся я в ответ.
- Это Гаджик! Самый рас****яйский часовой заставы из нашего личного состава! – Засмеялся Руслан, глядя на ночного, полусонного «сторожа» воинского подразделения.
- Ээээ, **** ! - Воскликнул «Гаджик» и сердито посмотрел на веселого «Кэмала».
- Меня Вовка зовут! – протянул я часовому руку.
Грозный горец, вынул руку из кармана бушлата и охотно протянул ее для знакомства: - Казбэк! – Произнес он уже весело, и снова в тусклом освещении блеснул позолоченный металл.
- А почему, Гаджик? – Дополнил я при рукопожатии.
- Гаджиев фамилии мой!
 - Ааа, ясно! – Снова улыбнулся я, теперь понимая, что видимо прозвища полностью приобретались своими носителями исходя из фамилий.
- Чё, Гаджик, расскажи, как службу несешь часовым? – Снова заговорил «Кэмал» поблескивая веселым взглядом.
- Все заебис! - Ответил вооруженный «АКМом» «гном».
- Да я и вижу что заебись! Все ебло помятое! Опять щемишь в котельной? - Продолжал улыбаться Руслан .
- Ээээ, ****! Какой щемишь, да? Заибальса бдить уже!
Сейчас оба моих новых знакомых засмеялись.
- Ладноо…служи солдат! А мы, спать пойдем! – Произнес «Кэмал».
- Кэмиль, дай курить!? – Обратился уже «ночной стрелок» табака к своему сослуживцу.
- Часовому не положено! – Парировал громко Руслан, вышагивая по пустому, освещенному плацу.
- Эээ, ****! ****ееессс! – Доносилось позади нас.
 
 Через несколько секунд мы с «Кэмалом» поднялись на освещенное крыльцо, выложенное из квадратных, каменных блоков с заливными цементом ступенями.
«Войсковая часть 2297 Пограничная застава РАДУЖНОЕ». Успел я прочесть на красной металлической прямоугольной табличке, висевшей с правой стороны от деревянной двустворчатой двери.
 Парадные двери, тревожно проскрипели петлями, и тугая пружина вернула их обратно, громким хлопком, дребезжа стеклянными вставками. «Застава - наш дом родной!» Вывеска в узком тамбуре, гласила о радушном приглашении в свои дружелюбные стены.
 Мы вошли в освещенное фойе заставы. Сейчас, первое что бросилось мне в глаза, так это обнесенная решеткой «оружейная комната» расположенная справа при входе в подразделение. Деревянные, опломбированные дверцы пирамид, выкрашенные в традиционный и символичный зеленый цвет. На главной стене был изображен пограничный знак в окладе, выполненного из фанеры щита, раскрашенный цветами государственного флага. По левую сторону от меня, за стеклянной перегородкой, очень напоминающей комнату дежурного "ОВД", что – то сверкало, сияло, и пикало на электронных приборах и табло.

- Коляян! Принимай пополнение!- Весело прогремел голос Руслана.
Через секунду в смотровом окне появилось любопытное и веселое лицо с нагрудным знаком на кителе «Дежурный по заставе». Сейчас это лицо, широко улыбалось, демонстрируя небольшое родимое пятно под левым, и лукавым глазом.
- Дождааался, старый! - Торжественно произнес Руслан.
Дежурный покинул застекленную комнату, и вышел уже в фойе.
Сейчас я видел перед собой высокого, сияющего в улыбке солдата, крепкого телосложения, широкого в плечах и груди. Сомнения по поводу его воинского статуса предо мной, у меня отпали сами. Так как все детали формы одежды поблескивали золотистым свечением.
«А вот, и мой дедушка!» - Промелькнула у меня мысль.
- Ладно! Я отбился, Колян! – Произнес Руслан, уже поднимаясь по темному лестничному пролету.
Я стоял молча. С трепетом и волнением поглядывая на веселого, широко улыбающегося дедушку.
- Как тебя зовут? – Спросил «дежурный»
- Вовка! – Произнес я в ответ.
- Меня, Колян! – Как то по-доброму познакомился со мной старослужащий заставы.
Тревога во мне не растворялась от этого знакомства. Так как я прекрасно понимал, что даже за самой теплой и доброй улыбкой дедушки может скрываться фантазия и жестокость.
- Иди, раздевайся! Потом провожу на кухню! – Колька указал рукой в сторону лестничного пролета, по соседству с которым находилась заставская раздевалка.
Пройдя в указанное «дежурным» помещение мне в нос ударил резкий и кислый запах солдатских портянок.
«Вот это, вытрезвитель!» - Подумал я, скинув с себя бушлат. Сейчас я аккуратно заправил рукав казенного обмундирования, и повесил его на свободную вешалку так, как нас учили в «учебке». К Моему удивлению, все остальные, весящие бушлаты располагались на вешалках так, что устав, который четко и строго описывал уход за формой одежды, здесь, наверное, позабылся владельцами.
- Пойдем! Добро пожаловать в наш ресторан! – Проговорил Колька, щёлкнув настенным выключателем. Вспыхнули потолочные лампы.
 Солдатская столовая предстала своим уютом и почти домашней обстановкой. Обитые деревянной рейкой стены. Столики, напоминающие привокзальные кафетерии, стояли на расстоянии друг от друга. Две длинные массивные скамьи растянулись своим отполированным блеском вдоль других, сдвинутых вместе столиков. В дверном проеме, отчетливо распознавалось очертание кухни. Все ее помещение было покрыто голубой кафельной плиткой. В самом углу на отдельном столике стояли солдатские кружки. На некоторых из них, в поминальном символизме лежали квадратные куски серого хлеба, с маленькими ломтиками сливочного масла.
- На ужин ты не успел, а вот «ДП» могу тебя порадовать! Все лучше, чем ничего! – Так же весело проговорил владелец родимого пятна на левой щеке. Сейчас, тревога во мне постепенно оттаивала. Слишком тепло сейчас обходился со мной мой дедушка. Сейчас это выглядело так, словно я не дух, пригнанный сюда для издевательств и насмешек, а так, словно я теперь полноценный член, этого радушного и щедрого заведения.
- Спасибо! – Произнес я искренне, уставив свой взор на то, как мой, совершенно не злобный дед, наливал из алюминиевого чайника горячий чай.
 Через мгновение, я уже с жадностью вкушал щедрую пайку в виде бутерброда с маслом, и какого-то чайного напитка, очень напоминающего по вкусу лекарственные травы. Сейчас я обратил внимание на содержимое своей солдатской кружки, в которой плавали в темном чайном озерце, подобно весеннему паводку, различные палочки и травинки.
 И снова мне припомнились строки Варлама Шаламова, по поводу прелести горячей баланды.
В процессе этого чаепития я узнал, что такое «ДП»:
- Ночная служба, которая уходит в наряд после полуночи, получает пайку в виде этого щедрого рациона! – Спокойно объяснял мне высокий и крепкий дежурный по заставе.
 
Через несколько минут, я поднимался один, по выкрашенным в синий цвет с коричневыми окантовками ступеням в спальное расположение. Чувство тревоги обуяло меня сейчас всецело. Сейчас я медленно ступал по бетонным ступеням двух пролетов казармы, и сердце в моей юной груди выдавало ритм душевного, беспокойного набата. Подобно кадру из фильмов ужасов, когда звучит тревожная музыка, приближалось мое трепещущее тело к заветной двери, с табличкой «СПАЛЬНОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ».
 
Дверь продолжительно простонала. И я увидел, в полумраке нового, еще не виданного мною «кубрика», два ряда одноярусных кроватей. Сейчас этот кубрик напоминал мне изрытую кротами лужайку. Бушлаты, одеяла укрывали своих владельцев, не согласованно с уставом ночного времени суток.
Одинокая кровать, по левую сторону от двери, светилась белизной казенного постельного белья. «Вот, про эту кровать мне сказал дежурный».- Вспомнил я присев на табурет около тумбочки.
В окна струился свет фонарного уличного освещения. Тела под бушлатами и одеялами время от времени переворачивались, вздыхали, стонали, а порой и бранились резкими выстрелами: - Заебал старшина! – Раздавалось где-то в дальнем углу спальника. Кто-то кого-то куда-то посылал и грозился в суровых репликах поломать что-то.
«Веселое местечко!» - Промелькнуло в моем осознании.
Сейчас, стянув с себя сапоги, и соответствующе уставу обмотав портянками их голенища, я принялся аккуратно укладывать на табурет обмундирование. И только когда, все было уложено так что «не докопаешься», я наконец-то залез под белоснежную простынку, так как упомянутая добрым дедушкой кровать, почему-то оказалась не укомплектована одеялом.
Около получаса, принимая позу эмбриона, я пытался согреться под этой казенной простынкой.
 «Ни хера себе, гостеприимство!» - Думал я, время от времени постукивая зубами и содрогаясь, «спасибо тебе, Родина моя! Что подарила мне ночлег после дальней дороги! Спасибо тебе за чай с дровами! Спасибо за простынку и за то, что есть крыша над головой!» - Крутились мысли, растрясая тишину зубным перестуком , подобно перестуку колес поезда, по плохо обогреваемому спальнику, «наверное, за этим добрым и теплым улыбающимся лицом дежурного и скрывалось то, что мне сейчас предстоит испытать?» - Продолжал я перебирать в себе, « ничего! А я понимаю! Я не жалуюсь! Я сам давал клятву присяги! Стойко переносить все тяготы и лишения!» - Вспоминал я сейчас полный текст воинской присяги,  « но, стойко я может, и готов перенести все тяготы и лишения, а вот сейчас, лежа под простынкой напрягая мышцы в холодной судороге, нет ,пожалуй! Я еще не готов!» - Сетовал я в сердцах.
 В круговороте таких мыслей, накрывшись с головой простыней я все же нашел удобную для себя позу, (свернувшегося щенка) и задремал. И едва, снова между реальностью и измерением дремы я увидел солнечные лучи, как раздался довольно громкий щелчок, и через секунду раздался тревожный и громкий вой сирены.
- Застава в ружье! – Знакомый голос вещал из пластикового короба над дверью спальника.
Спальное расположение ожило, загрохотало, заскрипело и застучало. Сейчас это походило на кадры фильмов ужасов, когда из кладбищенских могил воскресали ожившие мертвецы.
- Застава в ружье! - Повторил снова голос дежурного под нескончаемые завывания сирены.
- Коляяян, ды выруби ты её нахуй! Заебала она своим нытьем! Разразился раздраженный сердитый голос где-то в глубине ожившего расположения.
- Ну чего, опять, сука этот семнадцатый что ли? – Выпалил кто- то громко и злобно, надевая на себя сапоги.
Я тоже вскочил и, вспомнив навыки по одеванию, принялся впотьмах, трясущимися руками попадать в порчинены и рукава обмундирования.
 
Через пару минут я спустился в фойе, где уже выстраивались в разной форме одежды, обитатели заставы. Кто-то уже получал оружие из рук дежурного перед распахнутыми пирамидами. Кто-то стоял в одном исподнем уставном белье. Кто-то в гражданских трико и свитерах. Более тридцати голов сейчас громко что-то решали между собой. Кто-то обсуждал ярко горящую цифру «17» на электронном табло, висящим над главным входом освещенного фойе. Кто-то зевал и матерился. А я…. Я стоял в ожидании команды. Стоял в полной готовности, выступить, вооружиться, побежать со всеми остальными на поиски нарушителя Государственной границы.
Происходящее сейчас в довольно тесном помещении полностью перечеркивало во мне все представления о пограничной заставе. Я не понимал что происходит. Почему одни вооружаются, другие вообще одеты не по уставу. Третьи даже и не думают вооружаться.
«Даа уж!» - Думал я взирая на этот хаос, «наверное, нам в «учебке» давали ложное представление о бдительном несении службы на границе!» Все сейчас выглядело невероятно, но, вполне очевидно. Теперь я понимал исходя из увиденного, что все мои надежды отличиться задержанием нарушителя резко превратились из голубой мечты в недосягаемый мираж.
Моего появления в боевом доблестном построении сейчас никто не замечал.
 
(продолжение следует).