Кино, фильмоскоп и удача

      В клуб, больше похожий на приземистый старый сарай, взрослые ходили долгим путём. Несли стулья, табуретки, — мест на лавках на всех не хватало. Не сидеть же на полу перед экраном, скрестив ноги по-турецки… Мужикам ещё туда-сюда, а женщинам совестно.      
      Афиша у магазина наглядно и красноречиво зазывает сельчан на два сеанса: детский и вечерний для взрослых. Бориска помнит, как судьба, видимо в насмешку, однажды вместе свела два фильма. Долго смеялись незлобивые киноманы… Издалека читалось: Кощей бессмертный и ниже – Коммунист.
      Фильмы крутили по всему району, плёнка уставала и часто рвалась. Народ занимал себя тем, что лузгал жареные семечки и сплёвывал на пол. Бориска свято верил, что все фильмы сняты на войне, и герои умирали по-настоящему. Разубедил его городской мальчишка, который гостил у Касьяновых: «Это же актёры играют, дурында, киностудия, понял?!» Интерес к фильмам не пропал, но что-то перегорело.
      Какой мальчишка пойдёт в обход, когда есть путь короткий и опасный? А где же презрение к страху? А где удаль молодецкая?.. Шли по берегу через лог и ямы, по горкам со странными взрослыми названиями. А берег-то крутой, обрывистый, метра три-четыре высотой, с корнями деревьев, торчащими над его глинистым склоном. Разве объяснишь десятилетнему Тарзану, что можно сорваться и шею свернуть, что материнские нервные клетки не восстанавливаются? Что ты! Корни деревьев и воздух... единственная опора для рук... вот за что цеплялись мальчишки мёртвой хваткой, покоряя обезьянью тропу.
      Цена детского билета – пять копеек или одно куриное яйцо. Клубный киномеханик и выпивоха Иван охотно принимал и то, и другое. Пятаки опускал в карман кассы, а яйца бережно укладывал на дно собственной корзины. Любил наверно?..
      Ну а ребята любили игры. Дом Шеломенцевых стоял на краю копай-города у реки, а в другую сторону, на лугах, с утра до вечера как оглашенные гоняли «чижика», играли в лапту, которую почему-то называли «шаровки». Делились на две команды, большими сучковатыми битами, похожими на узкие лопаты, били по мячу, бежали, как угорелые до кона и ещё быстрее обратно, при этом уворачиваясь от мяча, которым яростный супостат Серёга, вне игры чуть ли не брат, старается попасть в тебя. Ор, свист и улюлюканье пугали даже привычных ко всему деревенских ворон и те нехотя срывались с верхушек берёз и, шумно поругиваясь, летели в сторону зернохранилища.
      И правильно делали! Частенько шаровка выскальзывала из чьих-нибудь потных ладоней и, конечно же, попадала какому-нибудь зеваке по голове. По непонятному раскладу судьбы этот несладкий жребий чаще других выпадал Сашке Гридину. Но у судьбы для Гриди был ещё и туз в рукаве! На конюшне у дяди Миши злодейка и сделала ход конём. В самом, что ни наесть прямом, как жердь, смысле этого слова!
       Видимо Гридя возомнил себя гренадёром или кирасиром со шлемом на голове и неловко оседлал коня. Тот почувствовал шпоры и рванул с места в карьер и познакомил непутёвого наездника с жердью, что сто лет торчала из-под крыши конюшни и никому не мешала. Сашку, как ветром сдуло на утоптанный двор. Он лежал на спине и, как Андрей Болконский, отбирал облака от плевел. От нужного занятия отвлёк бледный и напуганный дядя Миша: «Жив, жив сынок?!» Сашка счастливо улыбался…
      Справедливости ради судьба тщательно тасовала карты, и Гридя на крыльях удачи взмывал выше всех. На рыбалке он больше всех ловил рыбы. Да и попадалась ему та, что покрупнее. Если на счёт пускали «блинчики» по воде, то опять широкая улыбка удачи сияла на Сашкином лице, хоть прикуривай… А кто единственный из всей толпы перекидывал камень через речку?.. Опять же он – Сашка-счастливчик. 
      Но и на долю Бориски выпадало везение. Как-то в оплату за перевоз осталась у мальца настольная игра. Картонка раскладывалась, и из трёх частей получался город с улицами, столовой, заправкой и даже с гаишником, требовательным и строгим. Ребята играли взапой: внимательно следили как падали игровые кубики, по нескольку раз пересчитывали «тройки» да «шестёрки», тыкая в каждую клеточку пальцем, отсчитывали, куда приехала машина игрока и ставили на «столовую». Соперники довольно хмыкали: пропусти ход! И красная машинка ждала, пока остальные не проедут свои клетки. Заправка — пять вперёд, а придирчивый гаишник — десять назад. Вот так и гоняли разноцветные автомобили под хохот и огорчённое сопение.
      — А что, Борис, — уважительно просили мужики, — не откажешь бросить кости под интерес? Тащи свою рулетку! 
      Бориска гордо «тащил», мужики располагались в тени дома на брёвнах и тоже пускались в запой. Курили, матерились в ладошку: дети вокруг! И ставили на кон какую-то мелочь. Играли, пока отчаянные крики жён не ставили на крыло великовозрастных супругов.
      Мудрая Мария Дмитриевна, хоть и родилась в простой деревенской семье, но думала о расширении кругозора сына. Вот и купила фильмоскоп. Так просто серьёзная штука не работала. Только от электричества, длинный шнур с вилкой на конце Бориска вставил в розетку, лампа загорелась, и сквозь увеличительное стекло объектива на мамину кофту попал белый сноп света. Каждую шерстинку увидел зоркий мальчишка. Мария Дмитриевна раскрыла коробку с круглыми пластмассовыми баночками. Взяла первую попавшую под руку и прочла на бумажной наклейке: «Сказка о золотой рыбке». Бориске оставалось вставить плёнку в аппарат и крутануть колёсико.
      Пусть киномеханик Иван теперь нервно курит в своей кинобудке. Оборот яиц отныне контролирует Борька Шеломенцев! Ребятня и подростки плотно набивались в тесную засыпуху. Днём завешивали окно чем поплотней и заучивали наизусть то, что Бориска выразительно читал с экрана. Смотрели допоздна. Диафильмы стоили тридцать копеек, и Мария Дмитриевна не жалела денег на новые познавательные рассказы и новые сказки. 

26.02.2024