Она прелестна страшно

Глупец, кто мнит, что кажимость постиг:
постиг он сущность – кажимости тень.
К чему черчу я кажимости лик
на этом столь обыденном листе?

Сама же сущность – сущности предел,
у кажимости край, что горизонт…
Вот мой герой с усмешкой в бороде:
ведь это сон, что беззащитен он!

Ведь это блажь, что жаждет он тепла,
метаясь в раскаленных простынях.
Ведь это бред, что ждет его петля
в любовно возводимых им стенах!..

…Но это факт, что головы седы
у тех, кто суть злосчастную постиг,
остановил мгновенье красоты…
– И увидал:
в прыщах и язвах лик,
что закрывала пестрая вуаль.

А кажимость
то ль в слишком ярком макияже,
то ль совершенно не накрашена…
– Не угадать:
ведь лжет она – всегда.
И если пятнами проказы глаз обескуражила,
не значит ли: она прелестна – страшно…

Зачем мне суть, когда, она, возможно,
лишь в том, что мой герой – филистер
осторожный,
или газет читатель истый,
укоренившийся так прочно
в удобренной житейским благом почве!

А ту неясную улыбку
он снял с иного лика,
его судьбе
не подобающего.
– Кто ищет, тот себе
личину и обрящет.

Мне суть постыла.
Она скучна. Она уныла.
– И тем ужасна.
Вот потому-то
дознаться до нее не мудро
и напрасно!
А ежели она прекрасна,
но плачевна,
пусть истина сия в небытии исчезнет!

И мой герой… – а может, лже-герой?
…Явь кажимости служит мишурой.