Босоногое детство

      Не страшна деревенскому мальчишке мелкая каменистая россыпь да горячая дорожная пыль. Деревня Агачаулово была в трёх километрах. В конце лета, когда тяжелели головы подсолнухов и склонялись долу, неуёмная сушзаводская или копай-городская ватага отправлялась в набег, словно не замечая обилия созревших солнцепоклонников в собственных дворах. Это не была месть татарам за татаро-монгольское иго на генетическом уровне, тем более что среди головорезов были и татары, и немцы. Обычная ребячья тяга к приключениям, путешествиям и озорству.
      Чем хороши деревенские огороды? Да тем, что пока хозяин увидит, сообразит да добежит, еле переводя дыхание, до дальнего угла, где чужаки скручивают огромные корзины подсолнухов, глянет, а их и след простыл!
      Но однажды, в одном из огородов ватагу прихватил бдительный и расторопный хозяин. Выскочил с ружьём, рыкнул грозно, да так, что пацаны побросали наземь добычу и пустились во все лопатки восвояси. Бориска бежал, обгоняя ветер. Было весело и страшно! Даже пронзившая пятку боль, быстро забылась и не помешала добежать до спасительного перелеска.
      Лишь присев на ствол поваленной берёзы, слушая восторженные версии побега из уст подельников, сбивчивые от ещё прерывистого дыхания, Бориска выдернул из ноги острый шип боярышника, выдавил каплю крови, поплевал и забыл. Победа была за нами! Приключение удалось на славу!
      В один из выходных, Мария Дмитриевна купила Бориске красивые, моднющие, удобные и невесомые плетёнки. Шли домой и Бориска всё благодарно поглядывал на маму. Ногам было непривычно мягко, даже когда наступал на острый камушек. К хорошему привыкаешь быстро!
      Но не держать же такие замечательные плетёнки на обувной полке или, того пуще, в обувной коробке на шкафу. Так и лето, и жизнь пройдут попусту… Бориска снимал их теперь лишь перед сном и ставил так, чтобы и с кровати мог видеть. Такие замечательные плетёнки!
      Однажды, всё случается однажды, Бориска по обычной ребячьей надобности отправился с друзьями на другой берег Тары. Река летом местами открывала дно и перейти её можно было почти посуху. Догадаться бы снять, так нет же обутым попёр, а когда вышли на тот берег, то слёзы, не спрашиваясь и не таясь, хлынули из глаз: прахом пошли любимые плетёнки, развалились, расползлись, как мокрая бумага… Из картона что ли?..
      По осени все ходили в кирзовых сапогах. Дядя Миша Борискины смазывал дёгтем, отчего кирзачи поначалу издавали сильный запах, но становились непромокаемыми вездеходами. Однажды (что за сказочное слово? никак без него не обойтись), наверное, с премии Мария Дмитриевна сделала сыну подарок на день рождения. Купила ботиночки! Бориска ходил и любовался! Поднимет ножку и любуется: какие же они красивые, как мне в них удобно! Плетёнки уже и не вспоминались! Отчего чья-то радость так ненавистна злым сердцам? Отчего авторитетный Жора, смеясь над Бориской, наступил и провёл измазанным в грязной жиже сапогом по глянцевым округлым мыскам ботинок? Как плакал Бориска, как же ему было жаль непорочную красоту маминого подарка…
      Когда половодье отступало, то всегда оставляло в память о себе в конце огорода большую и глубокую лужу. День был ветреный и холодный. Настойчивый ветер гнал на юг неуступчивые низкие тяжёлые облака, молодая листва, теряя лёгкий солнечный оттенок, становилась просто зелёной.
      Заняться было решительно нечем, вот и решил Бориска погонять плот по бескрайнему синему морю, благо, что вот оно, у плетня. Выудив из принесённого разливом Тары большую и широкую пятидесятку, бывшую половицей в чьём-то доме, удерживая длинный шест, Бориска ступил кирзовым сапогом мореплавателя на плавсредство. Покачиваясь и задирая нос, триера медленно двинулась в плавание. Налегая на шест и перебирая по нему руками, Бориска ускорял ход; подтянув шест к себе, он снова погружал его и, упираясь в илистое дно, повторял манёвр. Расторопный попутный ветер щедро прибавил пару узлов к крейсерской скорости.
      Подвёл вперёдсмотрящий, видно засмотрелся, как ловко орудует шестом команда… Когда уже и капитан гаркнул: «Земля!» — было слишком поздно. Со всего ходу тяжёлый многопушечный линкор сел на мель!
      Бориска понял, что он приплыл!..
      Сойти на берег не представлялось никакой возможности. Куда пойдёшь по вязкому дну? Но капитан, последним покидает судно. Бориска отважно бросился в объятия пучины. Засосала вместе с сапогами. Шагу не сделать. Водная гладь покрылась рябью, того и гляди, что встречный ветер нагонит приливную волну. Оставалось звать на помощь. Впрочем, горланить что есть мочи пришлось недолго. Сосед Анатолий Петрович уже спешил к месту бедствия.
      Кряхтя и чертыхаясь в прокуренные усы, крепкий дедок подхватил бедолагу под мышки и, вырвав из «испанских сапожек», понёс на крыльцо дома Шеломенцевых. Вернулся за сапогами, с трудом выручил их из липких объятий лужи и вручил Бориске: «Грязь уж сам отскребай! Пока мать с работы не пришла. Только оденься в сухое, юнга!»
      Бориска благодарно кивнул и не по-морскому тихо прошептал: спасибо!

21.02.224