Пятьсот гандонов

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!

Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!
Гандон! Гандон! Гандон! Гандон! Гандон!


Рецензии