Танька-добытчица

В нужде дети взрослеют рано, и уже с четырех-пяти лет моя мама (в семье называли ее Танькой) стала осознавать себя личностью. Слова такого она тогда не знала, но твердо усвоила, что в семье своей она – главная добытчица. Время было суровое, предвоенное – конец тридцатых...
        В наши дни детей очень трудно усадить за стол и накормить, их надо уговаривать. Маленькую Таньку (буду называть маму так, чтобы ярче можно было ее представить!) никто не уговаривал, ей и так всегда очень хотелось есть, но еду надо было добыть. 
         Когда еще все спали в доме, и рассвет был серым и мутным, Танька вскакивала с постели, надевала на себя фартучек с большими карманами и бежала по шаткому мостику через речку на колхозное картофельное поле. Танька была маленькой и юркой, словно ящерка. К полю она не шла, а подползала, чтобы не быть замеченной объездчиком на лошади.  Если такое все же случалось, то кнут безжалостно стегал по худенькой детской спине. Матерясь и размахивая кнутом, объездчик гнал ребенка до самой тропинки к реке.
      Танька никогда не плакала –  ни от боли, ни от обиды, что не удалось выкопать хотя бы пару картофелин. Спрятавшись в кустах низкого ивняка, она лежала, свернувшись калачиком, и терпеливо ждала, когда объездчик уедет завтракать. Не будет же он весь день с утра объезжать поля –  и тут просто надо было выждать момент, когда он уедет, и его грузная фигура на лошади   скроется за кустами. Рано или поздно этот момент наставал, а надо сказать, что Танька ждать умела. К картофельному полю следовало опять же ползти, чтобы не выдать своего присутствия. Еще Танька знала, что картофельный куст нельзя выдергивать; ботва к вечеру засохнет, цвет её станет ржавым, и будет выделяться на зеленом поле.
    Тонкими цепкими пальцами Танька подкапывала кустик изнутри, пробиралась под корешки и выбирала картофелины покрупней. А маленькие пусть подрастут до следующего раза! Танька   видела, что маманя – так моя мама называла свою маму, то есть мою бабушку Машу –  так на своем огороде   делала, когда уже совсем в доме становилось голодно.
   Набрав полные карманы картофелин, девочка ползла домой. Подниматься было еще рано – в любую минуту мог появиться объездчик и отнять выкопанные картофелины. Только в кустах у реки Танька вставала во весь свой крошечный рост и неслась к дому! Маманя уже хлопотала у печной загнетки, разжигая керосинку. Дров не было, вместо них использовали собранный на берегах мелкой речушки сушняк и сухие коровьи лепёшки, которые оставались на лугу после колхозного стада. Среди местных ребятишек за лепёшками шла настоящая охота, ведь трудное положение с топливом было практически во всех семьях.
   Добытая картошка отправлялась в чугунок, приправлялась луком и конопляным маслом – совсем чуть-чуть, для аромата. Вкуснотища – просто объедение! Рискованное это было дело – воровать картошку на колхозном поле, могли не только кнутом наказать, но посадить. Не Таньку, конечно, а родителей. Но голод вновь и вновь гнал Таньку на поле. За картошкой, за колосками, за молодым овсом для киселя. По весне бродили по старому картофельному полю, уже не таясь, собирали перезимовавшую картошку – черную, подгнившую, страшную. Своей картошки с огорода за домом оставалось только на семена – семья большая, все съедали за зиму.  Из этой черной картошки пекли лепешки. Сначала она промывалась, потом ее толкли в ступе, сливая черноту и грязь, а уже из оставшегося на дне крахмала пекли лепешки, добавляя в них, что есть в данный момент дома – муку, если была,   отруби, толченую лебеду. Ничего вкуснее этой еды для Таньки не было, хоть и были лепешки страшноваты видом – серые, липкие, подгоревшие, потому что пекли их почти без масла.
Ребятишки ждали весну, и Танька мечтала, как она наестся   молодых сочных  стебельков  дикой редьки, зеленых перьев лука, листочков молодой лебеды. А из овса маманя сварит вкуснейший кисель, который можно есть ложкой, а когда он станет очень крутым, то и резать ножом. Овсяный кисель – это не просто еда, это сила и здоровье. Им выживали, им лечились, им поднимали детей. Весной ребятишки, наевшись зелени, начинали болеть «животами». Растущий организм требовал витаминов, но желудки не выдерживали, и многие дети умирали. Особенно такие маленькие, как Коля, двухлетний братик Таньки. Вернувшись с поля, где тайком рвала метелки овса на кисель, Танька увидела, что братика положили в маленький дощатый гробик. Девочка не плакала, потому что не плакали взрослые. Смерть маленьких детей в семье, где рождалось, сколько Бог давал, обычное дело.  После обеда на кладбище отнесли Нину....Ей было пять лет. Совсем скоро в семье появится другой Коля и другая Нина, которые тоже не выживут.
А Таньке нельзя было умирать, ведь никто так ловко не умел добывать еду и кормить большую семью…


 Вот что рассказала мне когда-то моя мама Гущина Татьяна Николаевна.