Остров тишины

+++
  Собирался я в поездку на Валаам долго и трудно. И жизнь подбрасывала препятствия, и сам я их выдумывал, как оказалось… Последней каплей в пользу этой поездки прозвучали слова из песни Галины Шапкиной: «.. и шепчу я маме – я на Валааме. Мама, это остров тишины.» Внутренней тишины мне, не умеющему хранить ее, не хватает в жизни, очень не хватает…
  В том, что это остов тишины я убедился, едва ступив на его берег: помыслы утихли сразу же, прекратился этот нескончаемый бег мыслей в голове. Нет, они не исчезли вовсе, но оглушающий душу поток их стал более спокойным, умеренным силою Божией, и это дало ощутимое, вожделенное отдохновение сердцу. Устроившись в гостинице, мы сразу же направились в храм, благо – приехали к самой службе. Благоуханная тишина храма наполнялась особым пением, и принимала нас в свои объятья. Распев, казалось, повторял все красоты местного ландшафта и будто бы был заимствован прямо из него, отражал его в звуках как отражает вода окружающее пространство, и истекая с пределов земли, устремлялся в небесную вечность. Душу это захватило настолько, что слезы безудержными потоками потекли из глаз. Сердце расширилось, стало огромным и способным вместить все, всех… и сразу. Так установился мир на земле моего сердца. Вопросы головы – порождение холодного ума – растаяли от теплоты Богом согретого сердца. Слава Богу за светлую тишину Валаама! Здесь от одного молодого человека я услышал такое определение: «Валаам, - сказал он, — это Родина, берущая начало на Земле и устремленная в самую вечность.». И это мне по сердцу!
  В видимом мире Бог, зачастую, действует посредствам разных людей. Накануне поездки мне написал Игорь Михайлович М.: «Батюшка, не удивляйтесь, когда Вам придет не большая посылочка…». Почему-то сразу подумалось об одном из дарований Игоря Михайловича – дарить написанные собственноручно дивные иконы. Вот, думаю, - если это будет образ Первозванного Апостола Андрея, то это точно Божие благословение – на Валаам. Так и оказалось. И теперь духовник наш уже не возражал против этой поездки, а напротив – рекомендовал съездить недельки на две на Валаам помолиться. Да вот беда моего маловерия: я-то все еще продолжал внутренне упорствовать. Я боялся… Пришлось честно спросить себя: чего я боюсь? А ведь боязнь таких масштабов – будто мне на смерть собираться… Пришлось перебрать все доводы - «против». Да, я никуда почти не ездил, без малого, двадцать шесть лет. За это время изменились и я, и мир: мир стал быстрее, агрессивней, а я – трусливей и медлительнее… Ах если бы мне вдруг переместиться со своего дивана – прямиком на святой остров… но ведь так не бывает. Духовнику, на его предложение съездить и помолиться - ответил: «Отец, вот если бы мне сесть в самолет и оказаться, хотя бы, в Питере…». «Ну что ж, давай молиться» - был ответ. Некоторое время спустя выяснилось, что появился прямой рейс авиакомпании до Питера. И трусости моей уже было не отвертеться – надо лететь, обязан лететь – все теперь «за!». Однако, погодные условия не скинешь ведь со счетов: преодолев стихию воздушную, держать путь к острову далее придется по стихии морской, а Ладога, как известно, - коварна, и тут еще период - не лучший для навигации, мягко говоря. Но было решено – я еду и пусть весь мир подождет, с его заботами, угрозами и опасениями. И теперь даже если самолет рухнет или кораблик погрузится в пучину морскую – надо ехать – пришла решимость непоколебимая (о ней, именно о такой, я умолял Господа… и Он мне ответил).
  В Питере меня встретил, по просьбе сына, некогда бывший на Валааме трудником, брат Андрей. (Вспомнился образ Андрея Первозванного.). Рядом с Андреем мир, отнюдь, не выглядел агрессивным, хотя юноша в свои молодые годы успел послужить: срочную – в армии Украины (до присоединения Крыма), а сверхсрочно, уже по контракту, - в Российской и не где-нибудь, а в Сирии. Теперь Андрей инструктор-водитель в Питере: обучает вождению троллейбусов… и мой первый гид в прекрасном городе дождей, ветров, архитектурного и людского великолепия. Я принят как родной под кров его друзей-москвичей, купивших квартиру в Санкт-Питербурге и еще не успевших обжить ее и обустроить (хозяева, до времени, в ней не живут). Но не смотря на всю необустроенность и не обжитость, мне тихо в ней. Сразу и не понял почему так тихо, а только потом дошло – нет даже холодильника и ничто не тарахтит, не мешает молиться. А молиться хочется: хочется благодарить Бога - за город, встретивший меня по-доброму, в котором даже (первый попавшийся) таксист, с которым пришлось добираться до места, в классическом костюме, при галстуке и речь ведет, пользуясь классическим русским языком красивым не витиеватостью своей, а точностью выражения мысли… ночь тиха – все способствует молитве, однако, сил почти нет, но и малый вздох благодарности Милостивый Господь приемлет от нас немощных.
  Однако, ночь миновала и впереди целый день до кораблика и встречи с сыном. И этот день начался с завтрака на квартире мамы Андрея – добрейшей Ирины. Она, в прошлом воспитатель детского сада, а с нами – само радушие и любезность, - вкусно покормила нас, выслушала, и тихо проводил в день наполненный памятью Божией, за молитвы Ксении Блаженной ( к коей мы с Андреем и направились). Ксения блаженная дорога мне не только за свой подвиг веры, превышающий человеческие возможности - во Христе юродство, это и мужчинам невыносимо тяжело и только с Богом возможно, - на Ксению мне благословлено ношение подрясника в церкви. С тех пор она мне видится первой из святых, поверивших в искренность моего желания послужить Церкви Христовой. Служить Литургию в день ее памяти я стараюсь два раза в год, как и предписывает календарь, однако на могилке ее я никогда не бывал – не приходилось. И вот мы идем через Смоленское кладбище. И момент встречи я оттягиваю, иду предельно неспешно: встреча с дорогим, святым человеком должна состояться тихо. Сбрасываю с себя последние лохмотья мирской суеты и облачаюсь в ризы молчаливого сердечного предстояния. А дальше - только Бог да душа: душа моя и блаженной… они рядом. Общение идет от сердца к сердцу. Не могу сдержать слез и не хочу: слишком долго ком невысказанного душил меня изнутри… и теперь он таял совсем не от того, что пришлось что-то облечь в слова, но и слов совсем никаких не требовалось – такова особенность общения сердечного. Так и - не иначе я оказался в преддверии великой валаамской тишины, она уже ждала меня и была совсем рядом – рукой подать. Ждала и Ладоги гладь, приветливо встречала...
  С сыном встретился, Андрея проводили до метро. Оба парня, приблизительно, одного возраста – мне дети и весь путь до метро они перебирали общих валаамских знакомых, истории с ними по-доброму связанные, казалось – эти ребята столько времени провели вместе, успели сдружиться… а выяснилось, что опыт их общения на Валааме – всего одна неделя, проведенная Андреем в период душевного кризиса на святом острове. Сразу мне это было сложно вместить, но приходилось принимать все как есть, однако, побывав сам на острове, помолившись там с разными людьми, я понял и принял – такое возможно.
   Две недели я провел на Валааме – 15 дней, если быть более точным. Молился с ненасытимостью – так, как в обычных условиях не молюсь – не могу так. Все это время сослужил разным священникам: разного опыта, разного возраста, разного образования, разного темперамента, наконец, но все они были одинаково доброжелательны – по-братски, истинно по-христиански, - любвоны со мной. Глубокий провинциал я часто ошибался на службе в таком огромном для меня храме, но молитвами святых (помощь которых мы призывали), за милость Господа, Которому предстояли, меня все воспринимали просто как собрата, облаженного такими же немощами, как и у всех… хотя ошибался, часто, я, а не все.
   Часто там меня спрашивали: «Как Вам на Валааме?». И я, всерьез, отвечал, что как в Советском Союзе. И тут же пояснял суть этого сравнения: в Советском Союзе работали глушилки вражеских радиоголосов, подавлялись сигналы радиостанций потенциальных противников; вот и здесь на Валааме, сигналы от врагов моего спасения – помыслы, всеваемые извне – подавлялись усилиями братской молитвы. Таково действие любви Божией на Северном Афоне (так еще принято называть Валаам). Этот монастырь уникален тем, что здесь практикуются все виды монашеского жития: общежительное, скитское и отшельническое. С врагами спасения рода человеческого здесь каждый воюет в свою меру.
  Не знаю точного количества скитов, обустроенных по островам Валаамского архипелага, но мне удалось побывать на девяти: как ближних, таких как Никольский, так и отдаленных – как оборонный и Авраамиевский. Посчастливилось на некоторых и послужить, и попользоваться гостеприимством проживающих там братьев. Гостеприимство – просто зашкаливает (и так повсюду на Валааме): от простого, улыбчивого – «здравствуйте», до чаепития (и кофепития) с местным монастырским сыром, маслицем, с форелькой…
Один добрый иеромонах (мне довелось сослужить ему в Андреевском храме, что на Оборонном острове) спросил меня:
- Батюшка, Вы знаете, чем отличаются от обычных монахов пустынники и как я их, безошибочно, узнаю?
- Чем же они отличаются и как Вы их узнаете? – спрашиваю.
Мне в своей обыденности редко приходится общаться с монахами, да и видеться – что греха таить – не часто… (тем заинтересованней выглядит мой вопрос).
- Они как только увидятся, не перестают говорить, - отвечает мой собеседник.
И поясняет, что всю-то неделю эти люди проводят в молчании – молении и чтении, а в минуты коротких встреч, как будто, пытаются успеть наговориться.
  Вот теперь и мне довелось познакомиться с валаамскими пустынниками и посчастливилось пообщаться с двумя из них. Один более говорлив и открыт к общению, другой напротив -молчалив, но и он чтобы оказать братскую любовь, вышел к нам в тот момент, когда мы уже прощались с его собратом, и немного, но красиво говорил о том, что полезно душе. Не стану вдаваться в подробности нашей беседы, это утяжелит повествование, замечу лишь то,  что опытно знаю: от многословия в обычной жизни остается осадок тяжести в душе даже тогда, когда ты никого не осудил в беседе – просто избыток слов становится камнем не удобоносимым… а здесь после такой беседы я почувствовал облегчение, освобождение от томивших вопросов и приобрёл, в ходе беседы, оптимистичный взгляд на происходящее (и сын мой отметил, что вынес в душе то же самое).
  Примечательно, что люди на Валааме, как священники, так и миряне исповедуются часто (иные служители алтаря, бывало, исповедовались утром и вечером). Очевидно, их борьба за внутреннюю чистоту требует такого образа жизни. Это радостно сознавать, приятно находиться в этом – как будто летаешь на чужих крыльях – на крыльях этих людей. Свои крылья не отрастают без боли, но эта боль важна – она спасительна, необходима…  И видится мне, что есть здесь у кого учиться науке растить свои собственные крылья; без этого монастырь просто общежитие людей в спецодеждах.
  Самый первый скит - что я посетил на Валаамской земле, это Воскресенский скит. Здание храма этого скита состоит из нижнего и верхнего храмов и возведено в свое время на пожертвования мецената 19 столетия – Иннокентия Михайловича Сибирякова. Нижний храм освящен в честь Апостола Андрея Первозванного (узнав об этом сразу вспоминаю подарок дорогого моему сердцу иконописца), а верхний – в честь воскресения Христова. Красоты местные сколь ни пытался запечатлеть – не получилось в полной мере, а когда посетовал на это скитоначальнику, то получил от него мудрый и простой совет – запечатлевать все в сердце своем. Принял этот совет и, все оставшееся время пребывания на острове, следовал ему. Ни разу не пожалел об этом. Прежде всего это не расхищает времени и сил, ограниченно отпущенных паломнику для того, чтобы вкушать безмолвие невыразимо-прекрасных мест, к тому же на Валааме регулярно работают высокого уровня профессионалы фотографы с самой замечательной техникой и все материалы регулярно выкладываются в сеть: для того, чтобы поделиться с друзьями впечатлениями от увиденного – лучше прибегнуть к помощи высококлассных специалистов, уверяю всех – сам убедился. Для тех же, кто во что бы то ни стало хочет снимать самостоятельно, оборудованы площадками фокусные точки: с них и поснимать удобно, и просто поседеть, полюбоваться красотами возможно, устроившись на скамеечке. Храмовая архитектура архипелага просто уникальна, но никакая съемка (даже самая профессиональная) не передает самого главного – духа тех мест – везде он особенный, как мне видится. И обязательно стоит, хотя бы раз в жизни, посетить Валаам, чтобы убедиться в этом самому, увериться, полюбить тех святых с молитв, которых все начиналось и их же молитвами все зиждется до ныне. И тишина, и радость - меняющихся оттенков – не перестанут изумлять душу решившегося отправиться в паломничество православного (и не очень) человека.
  Однако, если бы меня спросили: «В чем самая уникальная особенность Валаама?», - я не задумываясь ответил бы – «Здесь люди улыбаются друг другу… искренне и часто… просто встречные люди… не взламывая личное пространство другого, проникают в него светом своей улыбки и остаются там навсегда.».
Слава Богу за теплые улыбки Валаама!