Прозрение

                Прозрение
     Ему действительно в один миг пришло это важное и простое по своей сути решение. Он понял, что должен разрешить неопределенность с Ле, подспудно, интуитивно ощущая, что развязка всей этой загадочной истории находится где-то рядом, буквально - на расстоянии вытянутой руки. Решение, как это сделать, пришло к нему в ту самую минуту, когда он таким неожиданным образом вчера, не по своей воле, заключил ее в свои объятья, стиснув довольно крепко, что вновь спасло ее от неминуемого падения. Наверное, это уже становилось некой традицией. Глядя так невыносимо близко в ее огромные с чертовщинкой глаза, он чуть было вслух не задал вопрос: "Можно я тебе завтра позвоню?" Этот вопрос пришел к нему совершенно непроизвольно, бессознательно, словно его кто-то произнес со стороны.
     Теперь осталось только понять, как сделать это технически. Ему не очень-то хотелось звонить предварительно на вахту с тем, чтобы Юраша оставил для Ле записку о времени звонка. Это, по его разумению, могло навести ее на невольные параллели, либо подозрения. Самым лучшим вариантом было бы застать ее врасплох, когда она просто проходила мимо, тогда бы она не успела подумать или проанализировать, кто это мог быть. Потому он для организации звонка включил все аналитические способности. "Итак, послезавтра она играет свой летний экзамен, значит накануне, завтра у нее наверняка будет репетиция в Малом зале, остается только узнать во сколько, но это не проблема: расписание репетиций всегда вывешивается на доске деканата... Что дальше? А дальше я просто следую за ней на эту репетицию и потом обратно в общагу. Ближайшая телефонная будка находится в двух минутах ходьбы, я просто отстану от нее на эти две, нет - лучше на две с половиной минуты - и позвоню на вахту. Остается только надеяться на божий промысел, что она будет проходить мимо именно в момент моего разговора с Юрашей, которого я буду просить позвать Ле к телефону. Если господь есть, он поможет мне ... " Конечно, этот план был далеко не безупречный, но ничего другого ему больше не пришло в голову.
     На следующий день Митя начал действовать, согласно плану. Он приехал в консерваторию немного раньше Ле, потом осторожно, с оглядкой, поднялся за ней к Малому залу. Только тогда, когда она уже вошла, Митя воровато приблизился к двери, из-за которой нескончаемым потоком лились звуки рояля. Зазвучали Вариации на тему Корелли Рахманинова, ноты которых он поднял вчера на лестнице в подвальном репетитории. Вариации, очень задумчивые, даже отрешенные, во многом интимные, как бы устремленные внутрь, сразу же глубоко и властно захватили его, когда он, стоя за чуть приоткрытой дверью, слушал их с невероятной болью и одновременно с радостной, поднимающей дух надеждой. Но печально-обреченная coda оставила в нем ощущение неумолимо трагической безысходности. После этого Митя мгновенно отошел в закуток к окну, из которого ему был виден весь нескончаемый коридор третьего этажа, оставшись там до окончания репетиции.
     Ле, не подозревающая о том, что за ней следят, выпорхнула с небольшой группкой студентов, о чем-то оживленно беседуя. Митя, как заправский филёр, профессионально продолжил свое наружное наблюдение, двигаясь за Ле на приличном расстоянии, но при этом не упуская ее из виду. В трамвае-парнике из двух вагонов он сел во второй вагон, оттуда сквозь двойное стекло ему была хорошо видна Ле, задумчиво, даже несколько безучастно смотревшая в окошко, грустная, какая-то неприкаянная, словно и совсем не похожая на себя. Какие мысли бродили в ее голове, о чем или о ком она думала и печалилась? Он многое отдал бы, чтобы узнать это.
     Наконец, наступил решающий момент, можно сказать, время Че, когда Митя чуть приотстал от Ле, направляющейся к общаге, и с подступившим волнением влетел в желтую телефонную будку. Сердце заколотилось, его охватило безотчетное и неподдельное возбуждение, он лихорадочно смотрел на секундную стрелку, и эти такие мучительно-долгие секунды словно стучали у него в висках радостно, но и одновременно - тревожно. "Пора!"- наконец, сказал он себе, немного трясущейся рукой проворачивая диск телефона-автомата. Ле, вошедшая в холл общежития, несколько задержалась у стойки, просматривая письма. Юраша, разговаривающий по телефону, вдруг неожиданно протянул ей трубку:
- Это тебя!
- Меня? - непонимающе воскликнула она и почти машинально произнесла, легко вздохнув:
- Да, я слушаю! - через паузу, не услышав ответа, - алло, кто это? - в трубке было молчание. Ле добавила уже больше для себя:
- … а дальше - тишина! Странно, наверное, ошиблись, - проговорила она, возвращая трубку Юраше. Тот, несколько раз алекнув, пожав плечами, нажал на отбой. Ле от этого непонятного звонка стало немного тревожно, но она тут же отогнала от себя это чувство.
     Митю же в ту самую минуту, когда он услышал в телефонной трубке до боли знакомый тембр, просто накрыло волной бурных и невообразимых эмоций, он в первые мгновения этого тайфуна вряд ли бы смог выразить их внятно. Здесь было все: несказанное удивление, восторг, даже эйфория, но и крайней степени - смятение, непонятная тревога и страх. Отчего это происходило, он пока не отдавал себе отчета. Но от этого переизбытка нахлынувших чувств он немного нервно и безудержно засмеялся, уткнувшись лбом в стекло телефонной будки, безуспешно стараясь унять внутреннюю дрожь. Минут через пять он, наконец, покинул будку, направился к общаге стремительно, с невероятным ощущением легкости во всем теле. Ему хотелось как можно быстрее подумать обо всем, соотнести чувства и мысли, привести их к необходимому консенсусу. И сделать это ему нужно было почему-то в своей комнате, закрывшись, отгородившись ото всего мира и в полном одиночестве.