Милка

                Милка
     Мила С. - высокая девчонка совершенно южного типа, внешне очень яркая и привлекательная: роскошные длинные волосы до пояса, черные, воронова крыла, и блестящие; выразительные небесного цвета глаза; смуглая кожа. В ней всего было немного чересчур: и рост, и крупноватые черты лица, и даже еле заметный пушок над верхней губой. Но при такой знойной внешности она была очень наивной, домашней, немного робкой и совершенно неопытной в отношениях с противоположным полом. Это несоответствие внешних и внутренних качеств было очень разительным. На первом месте у Милки было создание уюта в непростых условиях студенческой общаги, она озаботилась об этом с первого курса. Милка с непрекращающимся азартом варила, жарила, парила, пекла на общежитской кухне невероятные борщи, запеканки, жаркое и пироги. А после угощала всех, кто попадал в ее поле зрения, видимо, именно в этом она чувствовала свое настоящее призвание. При этом Милка обладала абсолютным слухом и потрясающим пианистическим аппаратом, но занималась на рояле полтора часа в неделю, ей этого было достаточно. Остальное время она с наслаждением готовила, кухня бала ее настоящей стихией.
     На воздыхания парней, которые буквально не отрывали от нее глаз, она не обращала никакого внимания. Один ее преданный поклонник, но тоже, видимо, не очень смелый - высокий парень - трубач с ее же курса в течение долгих пяти лет учебы постоянно и почти безнадежно, как он думал, преследовал ее глазами, и только. Не в силах подойти к ней и хотя бы заговорить, трубач высматривал ее всегда и везде, подолгу стоял за дверью класса в репетитории, заранее зная по журналу, где сейчас занимается предмет его молчаливого обожания. Но, поскольку Милка делала это очень редко, Володя часто попадал в неловкие ситуации. Его, например, частенько шарахала дверью Ле, которая, зная, что Милка в данный момент на кухне, приходила позаниматься в ее записанное время. Ле, выходя из класса, невзначай сшибала дверью кого-то стоящего в коридоре и всегда видела спину поспешно удаляющегося Володи - трубача. Подсмеиваясь, она сообщала Миле о том, что ее верный рыцарь снова был на месте за дверью, думая, что звуки фортепиано шли из-под пальцев Милки.
     Будучи уже на пятом курсе, Милка влюбилась в несколько высокомерного альтиста-аспиранта Женю Г., о чем в соплях и слезах сообщила Ле. До получения диплома оставался месяц, программы по всем играбельным предметам - специальности, камерному ансамблю и концертмейстерскому классу - у всех давно уже были, что называется, на мази. По последним двум они выбраны были еще полгода назад. До государственного экзамена оставалось каких-то две недели. И вот именно в это время Милка, сидя в комнате у Ле, размазывая слезы, рассказывала ей, как она любит этого самого Женю Г., который дышал ей, мягко говоря, в пупок.
- Ну я не могу, Ле... Придумай что-нибудь!
- Я?! Что придумать, ты о чем?
- Ну придумай, ты же можешь! Познакомь меня с этим Женей, - плаксиво лепетала Милка.
- Как познакомь? Я вообще не пойму, про кого ты говоришь, что еще за перец?
- Женя-альтист учится в аспирантуре, такой симпатичный, черненький. Познакомь, а то мы все скоро уедем из общаги и все!
- Да, но для начала надо бы самой как-то с ним познакомиться...
- Господи, ну что же делать, что делать? - почти заголосила Милка. Ле, видя такое беспробудное горе, резко сказала:
- Ладно, хватит причитать! Сейчас подумаем, утри сопли.
     Милка замолчала, с надеждой взирая на Ле, которая по-мнению большинства, могла найти выход из любой ситуации. Через какое-то время Ле произнесла:
- Вот что, я знаю, что делать!
Милка вопросительно уставилась на нее.
- Альтист говоришь? Ты должна с ним сыграть госэкзамен по концертмейстерскому классу.
- Я?! - воскликнула Мила, - но как?
- Конечно ты, не я же в него влюблена, - почти раздражаясь, ответила Ле, - короче, план такой: сейчас ты идешь на пятый этаж, стучишься к нему в комнату и очень правдоподобно, на слезах, как сейчас здесь, просишь его о помощи. У тебя якобы по уважительной причине перед экзаменом слился иллюстратор, и тебе не с кем играть свой концертмейстерский класс. Только просить нужно со страстью, чтобы он просто не смог тебе отказать.
- Да, да, да, я понимаю, - лихорадочно закивала головой Милка, - ты мне только примерный текст накидай, хорошо? Я с тобой пойду...
- Ну нет, говорить с ним ты будешь одна, сама, ну а я, если тебе это поможет, постою за углом, идет?
     Ле быстренько накидала примерный монолог для Милки и еще заставила ее проговорить несколько раз, после чего налила ей сто грамм водки для храбрости, и они поднялись на пятый этаж. Милку трясло от волнения, но в данном контексте это даже было на руку. Ле, сделав знак, осталась в темном коридоре, а Милка постучала нервно и слегка торопливо в дверь, которая тут же распахнулась. Открыл ее сам предмет Милкиного обожания - альтист-аспирант по имени Женя. Милка, поздоровавшись и извинившись за такое неожиданное вторжение, сбивчиво, в страшном волнении, начала лепетать свой монолог, придуманный второпях Ле:
- Вы знаете, у меня просто экстремальная ситуация... Через две недели выпускной экзамен по концертмейстерству, а я осталась без иллюстратора, -почему это произошло, она не уточнила, далее она продолжила со слезами в голосе, - не могли бы вы меня выручить?
     Растерянный аспирант только и смог спросить, как же она умудрилась остаться без солиста за две недели до экзамена. Милка почти зарыдала, и он моментально согласился на эту авантюру. Играть нужно было четыре пьесы, которые вообще-то выучивались за полгода. Но для Милки это была совсем несущественная деталь. Он тут же достал какие-то ноты, передал ей, и они договорились на завтра о первой репетиции. Милка в полной эйфории спустилась вместе с Ле в комнату. Ее совершенно не заботило то, что она должна за две недели выучить практически полугодовую программу, которую она вообще-то уже выучила с иллюстратором-скрипачом - Димой К.,  Только придя в комнату, Ле напомнила ей, что завтра у них репетиция с этим скрипачом в филармонии, и Милка почти в ужасе прикрыла рот ладошкой:
- Ой! А что же делать? Завтра же Дима!
Она еще не совсем осознавала, что кроме Димы, есть еще и преподаватель по концертмейстерскому классу, который выбирал ей выпускную программу и занимался с ней все эти полгода. На ее эмоциональное восклицание Ле мгновенно ответила:
- Не дрейфь! Диму я беру на себя!
     Дима К. - по-своему уникальная фигура. Это был несколько полноватый, рыхлый, уже начинающий лысеть молодой человек лет тридцати, классического еврейского типа, немного печальные глаза и очень уверенная, грамотная и быстрая речь, картавая и темпераментная настолько, что Ле, например, не могла во время его монологов находиться рядом, так как рисковала быть обрызганной слюной. У нее по отношению к нему было совершенно двойственное чувство. С одной стороны, он, конечно, производил на нее потрясающее впечатление своим интеллектом и энциклопедическими знаниями. К своим тридцати годам Дима, будучи из вундеркиндов, имел уже три консерваторских диплома, закончив сначала одновременно струнный и теоретический факультеты, а уже после - композиторский факультет Ленинградской консерватории. Холерический темперамент делал его просто неутомимым: он играл со студентами - в основном с девочками - сложные камерные сонаты и пьесы всегда наизусть, что не обязательно для камерного исполнения, расхаживая по классу, громко, иногда даже яростно комментируя важнейшие моменты интерпретации.
     Кроме того, Дима К. мог ответить практически на любой вопрос, касающийся самых разных сфер - музыки, литературы, истории, религии, политики, науки. Нельзя было понять, чего же не знает этот человек. Именно эти качества восхищали Ле. Но одновременно она почему-то испытывала к нему непонятное чувство, он ей был очень неприятен физически: и его картавая речь с разбрызгиванием слюны прямо в лицо собеседнику, и его манера останавливать игру, когда он хватал ее руку с клавиатуры и подолгу держал в своей на весу, объясняя при этом концептуальные и частные вопросы исполнения. Ей при этом всегда хотелось оттолкнуть его, вырвав руку, а потом пойти помыть ее с мылом. Почему он был так неприятен для нее в визуально-физическом плане, она не совсем осознавала. Только уже гораздо позже она начала понимать свою двойственность по отношению к нему. Дима при всей своей уникальности, очевидно, был девственником. Назначая девчонкам дополнительные занятия по воскресеньям в филармонии, он никогда сразу не обозначал время, всегда просил позвонить ему накануне вечером. Поэтому по вечерам к телефону-автомату в общаге всегда выстраивалась большая девическая очередь, все звонили Диме К., чтобы уточнить время завтрашней репетиции. Вероятно, ему было очень приятно слышать по вечерам в телефоне девичьи голоса, спрашивающие его. И все эти хватания за руки были, по всей видимости, единственным телесным контактом с противоположным полом. Ле при своей потрясающей интуиции ощущала этот скрытый подтекст.
     При этом Дима К. занимался со всеми истово, с необыкновенным воодушевлением, не взирая на время, каждому уделяя как минимум час. При его потрясающем профессионализме и интеллекте наличие преподавателя по камерному ансамблю было совершенно необязательно. Ле, как правило, выучивала свою камерную сонату с ним за месяц, после чего они уже играли ее педагогу. Та слушала их с большим интересом, вердикт был всегда один: "Вы все так хорошо играете!" Больше никаких замечаний не было. Точно также было и у других студентов. И вот к такому человеку Ле ехала в одно из воскресений в филармонию, чтобы порепетировать свою выпускную программу. Дима, как всегда, с невероятным воодушевлением играл, говорил, хватал за руку, давая последние указания по программе. Когда репетиция закончилась, Ле спросила у него, зная, что дальше должна быть Мила С.:
- На сегодня у Вас все?
- Нет, еще Савченко, - ответил Дима. Ле, чуть наклонившись к нему, проговорила заговорщически:
- Она не придет...
Дима вопросительно посмотрел на Ле, та продолжила:
 - Дима, она должна играть с другим человеком, так нужно.
При этом она придвинулась к нему, сказав это ему почти на ухо. Дима мгновенно откликнулся на такую близость с большим тактом и пониманием, становясь как бы соучастником этих девичьих секретов:
- Да, я все понял, хорошо!
Ле добавила:
- Только я не пойму, что делать с Груздевой, педагогом Милки С. по концклассу.
- Груздеву я беру на себя! - почти с вожделением воскликнул Дима К., прямо в ухо Ле. Та, чуть отстраняясь, вскочила:
- Дима, огромное Вам спасибо! Вы наш человек!
     Вот такими стараниями Милка С. и получила прекрасную возможность встречаться на совместных репетициях с ничего не подозревающим альтистом-аспирантом. Сначала она просто летала от счастья. Но экзамен приближался все ближе и ближе, а сюжет не развивался далее, и в общении с альтистом ничего не предвиделось, кроме репетиций, Мила начала каждый день изводить Ле:
- Ле, ну что же делать? Что дальше? Мы только и делаем, что репетируем... На что Ле разводила руками и иронично замечала:
- Ну теперь уж как-то сама, соблазняй... Я ведь не могу это сделать за тебя! Милка почти со слезами вопрошала:
- Как?! Ну как соблазнять?!
- Не знаю, обратись за консультацией к Лерке, может, что-нибудь подскажет, - отвечала Ле, стараясь спрятать улыбку.
     Наконец, наступил день экзамена. Милка в волнении сказала Ле, что запаслась бутылкой шампанского для раскрепощения, это было важнее, чем сам экзамен. Но, увы, эту бутылку они распили после экзамена у реки на плотинке, сидя на скамейке, потом медленно прогулялись, и альтист, поблагодарив Милку за то, что она его таким неожиданным образом вытянула на сцену, удалился восвояси, оставив ее в растрепанных чувствах, в полнейшем разочаровании.
     Милка сидела в комнате у Ле и рыдала из-за похороненных надежд по поводу альтиста. Ле сказала ей уже без всякой иронии, совершенно серьезно: "Ты полная дура, Милка! Зачем тебе нужен этот самовлюбленный суслик? Он ведь даже чисто внешне тебе совсем не подходит, каехтик... тебе почти по плечо, зато раздут от непомерного самомнения. Наполеончик местечковый. Ты лучше повернись к Володе-трубачу, он ведь за все пять лет к тебе не решился подойти, только глазами любит. Вот это твое, он с тебя пылинки будет всю жизнь сдувать, с ним твое счастье! Помяни мое слово, я не ошибаюсь. И, кстати, не забудь пригласить меня на свадьбу, я приеду хоть откуда."
     Через год после окончания консерватории Ле в Сибири получила телеграмму с приглашением на свадьбу Милки и Володи, но поехать, вопреки обещанию, не смогла.