А11. Экспертный обзор Юрия Бородина

Здравствуйте, уважаемые конкурсанты!
С вами ведущая авторского конкурса «Один на один» Илина Гумер.
Литературный критик и литературовед из Панино (Воронежская область) Юрий Бородин подготовил для вас обзор конкурсных произведений и, в соответствии с условиями конкурса, по своему выбору распределил призовые места. Как всегда, все произведения подавались эксперту анонимно (имена авторов после названий стихотворений везде добавлены в обзор мной), поэтому сомнений в объективности суждений нашего уважаемого эксперта быть не может.
Со своей стороны хочу поблагодарить Юрия Бородина за такой профессиональный, интересный и углублённый обзор, где не только расставлены приоритеты, но и дан краткий экскурс в теорию стихосложения.
Для всех же авторов, у которых останутся вопросы к эксперту, напоминаю, что у вас есть возможность пообщаться с ним в комментариях.

Илина Гумер

================================
КОММЕНТАРИИ
================================

I
Большинство присланных на конкурс стихотворений лишний раз подтверждает стремление современных авторов на разных уровнях не выходить за пределы «заданного» собственного состояния в плане понятности только «для себя», то есть для лирического «я» – с акцентированным уклоном к глубоко личному, без особой заботы о художественной выраженности «для всех».
Отсюда некая «закодированность», затемнённость языка, порою алогичность как смысловых, так и образных связей.

«... в рулоне истлевшего свитка –
таинственный шифр.
Казалось бы, чуть
ещё попытать, и разгадан
он будет, но дышит на ладан
искомая суть...» – эти слова одного из участников конкурса («Свиток») точно характеризуют всё вышесказанное.

Вообще, эскапизм, то есть уход от обыденной реальности в глубокую интроспекцию или в инобытие – характерная черта современного поэтического творчества. Это может быть уход в мифологические истории, например: путешествие аргонавтов («Язон», Ида Лабен), «первохристианские сюжеты» («Тессера», Фидель Сагитов); в романтику вечных бродячих образов («Путь Дьявола», Александр Савостьянов); в интермедиальность – в попытку проникнуть в объект другого вида искусства («Пруды Моне», Екатерина Чаусова); или попросту в «орнаментализм», связанный, например, с эвфонией («Летняя любовь», Ольга Светова), иногда с «токсичной выразительностью» («Бирюзовое небо», Суламифь), или с сугубым окказионализмом северянинского духа («Отцветунилось лето», Владимир Евангулов).

Впрочем, в этом нет ничего «криминального», если автор способен наполнить собственным содержанием те же мифологемы, а самое главное, чтобы это было оправдано качеством поэтической речи, в котором каждое слово должно нести на себе художественную ответственность, а не использоваться всуе.
Тем более, автор должен быть особо внимательным к точности как словоупотребления, так и языковой образности.

Вряд ли только одной небрежностью можно объяснить, например, классические ляпы, связанные с плеоназмом, которые встречаются у некоторых конкурсантов:
«жизнь в КОШМАР УЖАСНЫЙ превратила» («Путь Дьявола», Александр Савостьянов); «как трудно избежать ШТАМПОВАННЫХ ЛЕКАЛ...» («Тускнеет старый мир», Лев Щукин); «БЕЗОТВЕТНО НЕМЫ листы» («По швам», Ариша Сергеева).
Надо ли объяснять, что «кошмар» – это и есть ужасный сон, «лекало» само по себе штамп, а «немота» по природе своей по-любому безответна!

Или вот такой ряд «неточностей» разного характера:
- «Как муторный почерк врача...» («Черновая работа»)

Черновая работа (Татьяна Воронова)

Нелётная нынче погодка...
Стучит по карнизам горох.
Читаешь вечернюю сводку,
Сплетаются сети из строк:

Дай Бог разобрать, что меж ними, -
Как муторный почерк врача...
У каждого страха есть имя
В кромешных весенних ночах.

Луне перекрыты проходы,
И в лужах не видно ни зги...
Весна двадцать третьего года.
Такая ж, как сотни других.

Дождей наступает пехота
На серую зону стекла:
Весны черновая работа
Едва ли кому-то мила...

Вообще-то «муторный» – это неприятный, тяжкий, тревожный – вряд ли он синоним слову «неразборчивый».

- «Тускнеет старый мир эмалью голубой» («Тускнеет старый мир...»)

* * * (Лев Щукин)

Тускнеет старый мир эмалью голубой,
Былинный прошлый век в тумане тает зыбком,
Там соблюдали честь, гуляли всей гурьбой,
Там дворник пожилой жёг листья в сизой дымке.

Но вот опять перо рыдает и скрипит
О том, что истекло безоблачное лето;
Опавшая листва по-прежнему дымит –
Уверены уже и новые поэты.

Как трудно избежать штампованных лекал –
Всё вроде как всегда, вот только много лет как
Пожухлую листву по разовым мешкам
Пакуют мужики в оранжевых жилетках.

Эмаль блестит, и это вряд ли подходящая аналогия для «тускнеющего мира».

- «Повесил на кресло платок носовой, как плащ» («Грипп»)

Грипп (Алексей Ленивец)

Сегодня явился без стука скиталец грипп.
Повесил на кресло платок носовой, как плащ.
Прошёлся по комнате и к голове прилип,
ведь всё к голове прилипает: и смех, и плач.

Осеннего утра застрял между стен зевок.
Коронками жёлтыми врезались в пыль лучи.
Вернулось желание взять и себя всего
стянуть,
нажимая на гаечные ключи.

Растут этажи, но всё те же размеры шкал:
не станет угодливым солнце,
текилой дождь.
И самое прочное в жизни - трёхдверный шкаф:
так просто его не подвинешь, не обойдёшь.

Мне мать говорила: будь сильным. А я лечил
себя алкоголем. Теперь отвожу глаза:
портрет на столе не имеет земных причин
светить отражённым светом, он светит сам.

Так много всего ненужного - Боже мой!
Так много всего запомнилось и болит.
Тепло за окном доедает предзимья моль,
в душе теплоту заменяет инсектицид.

Лежу, в одеяло зарыт отстранённо, как
бумажное сердце сложил - не разгладить сгиб.
И пульс всё не попадает в шаманский такт.
И сник, заболев депрессией,
жалкий грипп.

Сравнение страшно хромает от несоразмерности носового платка и плаща.

- «Молчание злее келейной молитвы...» («Предпоследние числа»)

Предпоследние числа (Сергей Иванов 126)

Но если стихами не досуха выжат,
Да снова мокрит за бинтами душа,
И раны открыты, и кажутся ближе
Холодные звёзды в изгибе ковша –
Молчу...одиночество будет недолгим.
Молчу, предпоследнее - просто число.
Молчу, как молчат молчаливые боги.
Молчу перевязкам и рифмам назло.
Молчу не пророщенным семенем битвы.
Молчу, как жестокий небесный отец –
Молчание злее келейной молитвы.
Молчание - догма "кричащих сердец".
Меняйте бинты, я молчу неумело –
Молчание века - высокий предел,
Молчать научусь, лишь бы сердце болело,
Чтоб крикнуть однажды всё то, что хотел.
В молчании нету злорадного смысла.
Молчание - вера, приватность игры.
И молча прожив предпоследние числа,
Последним вверяю молчать до поры.
Срывайте бинты, я молчу "безразлично,"
С приветствием боли встречаясь опять.
Молчите..? И я промолчу как обычно,
Молчащее небо стараясь понять....

Почему злее? Откуда возникает такое качество у молчания и молитвы? Что обязывает их быть связанными со злостью? Контекст стихотворения этого совсем не объясняет.

- «В загривок толкает время, / Срывая шаги в галоп» («Мастер дорог»)

Мастер дорог (Фадей Максимов)

Затертый рекламный слоган:
«Ты - мастер своих дорог!» -
Малварная мини-прога,
Внушающая: ты бог,
В прошивках висит у многих
Меж встроенных дата-баз, но...
Не мы выбираем дороги –
Они выбирают нас.
Поднявшись в начальной точке
Шагаем, еще слабы,
Но рытвина или кочка
Смещают баланс ходьбы
И рвутся маршруты в клочья
На карте твоей судьбы.

В загривок толкает время,
Срывая шаги в галоп,
Заносит, болтает, кренит,
Здоровье берёт в залог.
На таинстве поворотов
Галоп переходит в рысь.
Рождение только квота
На квест под названьем жизнь.
В походе достаться могут
Доспехи или припас, но...
Не мы создаем дороги,
Они созидают нас.

С годами дряхлеет поступь,
Теряется бега суть,
Но стертые напрочь кости
Бездумно вперед несут.
И тысячи перекрестков,
Коротких и дальних троп
Всегда приведут к погосту,
Когда подпирает срок.
Итоговым некрологом
останется пара фраз:
«Не мы умираем в дороге –
Она умирает в нас».

«Сорвать шаг» можно лишь с быстрого аллюра на более медленный, а не наоборот, это касается и скорости вообще.

- «Кусты размякли словно после бани» («Бирюзовое небо»)

Бирюзовое небо (Суламифь)

Пройдя пути тернистые голгоф,
Уставшие от непосильной ноши,
Мы прорастаем из холодных снов
На белый свет жасминовой пороши.

Как бирюза пронзительно-близка,
Охватывает город, словно тога,
И лепестков миндальных облака
Плывут над веткой с полотна Ван Гога.

Вновь совпадая с молодой весной,
Любовь переполняет половодьем,
И для тебя черемухой густой
Я расцветаю в звездном хороводе.

Земля вздымает чадные пары,
Кусты размякли, словно после бани.
Но краток век душистой мишуры –
И сад, хмельной от запахов, буянит.

Токуют птицы в мирной суете,
Сиреневая мгла висит над маем…
И мы, смиряя тысячу смертей,
Вдыхаем небеса – и воскресаем.

Слово «баня» явно выбивается из высокой стилистики данного стихотворения и звучит достаточно пародийно.

- «Я бы мудрою стать хотела, / Да не бросишь в окно любовь» («По швам»)

По швам (Ариша Сергеева)

Дождь колотит в стекло, как в бубен,
Нашаманив глухой тоски.
Ты сказал мне: "Стихов не будет!
Хватит душу рвать на куски.
Сколько можно лепить заплатки,
Обращая "всерьёз" в курьёз?"...

По прогнозам - три дня осадки.
И, похоже, что в виде слёз.

Хата - с краю. Рубашка - к телу.
Не построить шалаш из слов.
Я бы мудрою стать хотела,
Да не бросишь в окно любовь.

Не картошка, чай, и не тыква.
Безответно немы листы.
Если чувства саднят на стыках,
Значит, им невозможно - встык?

Замкнут круг каруселью буден,
И по швам разошлась душа.
Ты сказал мне:"Стихов не будет."
Я спросила: "А чем дышать?.."

Пример семантико-грамматического алогизма, когда первая и вторая части выражения не связуются, то есть первая – о красном, а вторая – о круглом.

- «День вчерашний – изодранный в клочья, / День грядущий – не греет никак» («Из дня сегодняшнего»)

Из дня сегодняшнего (Светлана Мирошина)

Хмур и робок сегодняшний вечер…
Молчалив… Нагоняет меня…
Обнимает, и кутает плечи
В откровение ушедшего дня.

Сколько можно с собою сражаться?
В этом форуме не одолеть
Свою суть: суждено разбиваться
О себя же, и снова лететь –

В новый день, в новый призрачный стратум,
От души отрывая куски.
Лечит Время – умелый анатом –
От любви, от надежд, от тоски.

Сверлят мысли длиной в междометья,
Рвут узду и встают на дыбы.
Новый день - передышка столетья,
Остановка в экстазе толпы.

В море жестов и сцепленных правил,
Зарожденных в дедах и отцах,
О, мой Бог! Ты так мало оставил
Прозорливости в этих сердцах!

День вчерашний - изодранный в клочья,
День грядущий – не греет никак.
Сосчитай за собой многоточие,
И поставь восклицательный знак!

Почти тот же самый пример, что был выше. На этот раз по той же самой причине не срабатывает предполагаемая автором антитеза: нечто «изодранное в клочья» не в состоянии противопоставляться чему-то, что «не греет»...

Иными словами, в первую очередь следует говорить о качестве самой речи, прежде чем вести обсуждение о различных формах художественной выразительности – например, о той же рифме. Она, как и любой другой элемент стиха, САМА ПО СЕБЕ не может быть удачной или неудачной, плохой или хорошей. Судить об этом мы можем только тогда, когда оценим степень необходимости ЕЁ (не важно, «слабой» или «глубокой») в контексте всего стихотворения.

Но когда сам автор сознательно педалирует, например, такую рифму, как «себе – судьбе», повторяя её в каждой строфе стихотворения («Путь Дьявола»), то невольно приходится обращать внимание на её «затёртость».

Путь Дьявола (Александр Савостьянов)

Впуская в сердце зависть, отдать его готов! –
Немыслимо представить свободу от грехов…

Когда-то ты не знал совсем её в себе,
Мы были счастливы, и я тебя любила!
Завидуя твоей безоблачной судьбе,
От зависти она тебя и совратила…

В банальной свистопляске, объяв земную твердь,
Сплелись в единой связке в обнимку Зависть, Смерть!

Увы, нет счастья настоящего в судьбе,
Что в сердце зависть чёрную впустила…
Кто до сих пор не знал её в самом себе,
Над ним физически довлела, и пленила…

И ты восстал реально на первую любовь! –
Подсыпав яд, брутально травил всё вновь, и вновь…

Когда-то ты не знал её в самом себе,
Не виновата я, я всё тебе простила,
Наперекор сложившейся, как сон, судьбе,
И той, что жизнь в кошмар ужасный превратила…

Сидят напротив – Зависть, Безвременная Смерть…
О небо, как избавить от них земную твердь?

Каков финал в трагической, как рок, судьбе,
Что в сердце зависти немало накопила? –
Мне жаль, что ты познал её в самом себе,
И всем назло, она тебя и погубила!..

…Путь Дьявола реально продолжить до конца,
Отдав взамен фатально и души, и сердца!

Вообще, со всевозможными повторами и рефренами надо быть осторожнее – здесь очень легко, что называется, пережать.

Так, в стихотворении «Предпоследние числа» автор явно увлёкся, пытаясь усилить и без того выразительную анафору через слово «молчу» – однокоренными образованиями: молчаливые, молчание, молча, молчать, молчите, промолчу, молчащее.

Предпоследние числа (Сергей Иванов 126)

Но если стихами не досуха выжат,
Да снова мокрит за бинтами душа,
И раны открыты, и кажутся ближе
Холодные звёзды в изгибе ковша –
Молчу...одиночество будет недолгим.
Молчу, предпоследнее - просто число.
Молчу, как молчат молчаливые боги.
Молчу перевязкам и рифмам назло.
Молчу не пророщенным семенем битвы.
Молчу, как жестокий небесный отец –
Молчание злее келейной молитвы.
Молчание - догма "кричащих сердец".
Меняйте бинты, я молчу неумело –
Молчание века - высокий предел,
Молчать научусь, лишь бы сердце болело,
Чтоб крикнуть однажды всё то, что хотел.
В молчании нету злорадного смысла.
Молчание - вера, приватность игры.
И молча прожив предпоследние числа,
Последним вверяю молчать до поры.
Срывайте бинты, я молчу "безразлично,"
С приветствием боли встречаясь опять.
Молчите..? И я промолчу как обычно,
Молчащее небо стараясь понять....

В результате, нагрузив МОЛЧАНИЕМ восемнадцать строк из двадцати четырёх, сделал стихотворение монотонно-однообразным и предсказуемым. Поэтический эффект мог состояться, если бы автор обманул ожидание читателя и заставил бы своего лирического героя в конце ЗАГОВОРИТЬ.

II
Всякое стихотворение представляет собой два события: событие того, о чём рассказывается, и событие самого рассказывания. Это сообщающиеся сосуды. Поэтому автор, ясно представляющий себе, о чём он собирается поведать читателю, как правило, не допускает огрехов и в событии самого рассказывания, то есть на языковом и художественном уровнях.

Так вот, на мой взгляд, наиболее гармоничный баланс между двумя этими «событиями» можно отметить в следующих конкурсных стихотворениях:

Семидесятые (Светлана Тимашева)

На безработицу досадуя,
шагнёшь назад — в семидесятые —
предстанет мир совсем другим:
ни цезия тебе, ни радия,
и в шесть ноль ноль взрывалось радио
могучим хором, певшим гимн.

Туда бежать — не две, не три версты.
Там ветер тёплый и порывистый
в зенит забрасывал аркан.
Сворачивались тени скатками.
Шли мужики походкой шаткою
по праздникам к пивным ларькам.

Там ни Лолиты, ни Набокова.
Там жизнь текла рекой глубокою —
ныряй, буди восторг и страсть.
Там юность любовалась зодчеством
и день, казалось, не закончится,
впадая в полдень, словно в транс.

У горизонта небо пенилось —
иссякло лето, как терпение,
ждал класс последний — выпускной.
Зюйд-вест, минуя даль окольную,
развешивал над колокольнею
небес потёртое сукно.

Ухабы обходя и рытвины,
глазами широко открытыми
смотрели мы на этот мир.
Там вечер щедро сыпал росами.
Там мы себе казались взрослыми,
а были сущими детьми.

После зимы (Нина Баландина)

После зимы касание света, шлейф зелени, рамы без стёкол,-
Всё по-другому.
Возьми и дотронься до тени дразняще-упругой,
До легкой картавости звука воды дождевой в водостоках. –
Время любви как рассвет, возрождённый тобою.
Как закат, чье спасенье в подставленных мартом ладонях...
Камни цветут под весенним дождем, сберегающим эхо.
То, что ещё не проснулось в спелёнутых туго бутонах. –
Только предчувствие к нам обращённых мгновений.

Мокрый нахлёст, как аккорд, завершающий скуку.
Приподнявшись на цыпочки, отпускаешь на радостях небо:
Ощущение счастья… И грезишь его постоянством, –
Здесь был я… не однажды… почти бесконечно-любимым…
Так и есть:
Всё ещё впереди… март, апрель… мимолётности мая…
Бесконечность любви – возрожденные временем стаи.
И живое тепло. И недолгое чувство сиротства.
Хорошо, что весна… жизнь упряма … опять отзовется…

Оглянись! (Марина Быстрова-Докс)

Я катаю луну, словно шарик бильярдный, по крыше,
А помимо неё, кто ещё меня любит и ждёт?
В целом мире одна, как скульптура музейная в нише,
Потеряла закатам, восходам и сумеркам счёт.

Ускользнула любовь, ослепив волшебством фейерверка,
Затерялся мираж средь оазисов знойных пустынь,
Несказанное чувство, не выдержав первой проверки,
Не прощаясь, ушло, под подушкой оставив полынь.

Не поверю ни в сказки, ни в сны, ни в слепую фортуну,
Не хочу замечать, чей там профиль белеет в окне,
Отвернувшись от новых иллюзий, сыпучих, как дюны,
Предпочту утонуть в нарисованном будничном дне.

Но внизу мостовая топорщится под фонарями,
Призывая в свидетели чуда небесную высь,
Потому, что судьба снова что-то затеяла с нами,
И чуть слышно зовёт – неужели меня? - «Оглянись!»…

Он пришёл ко мне и сказал... (Борис Балицкий)

Он пришёл ко мне и сказал:- Извини,
тут такое дело: накосячил я малость,
счастье, что было для всех,
тебе одному досталось.
Поделиться бы надо, хотя,
с меня и спросить-то некому,
но не красиво…
Слушай, ты куришь? Будь добр, угости,
и ещё вот этого вашего – пива.
Можно?
Крышку сдёрнул, да ловко так,
будто этим всю жизнь занимался,
пыхнул «Примой», выпустил дым,
и к холодному присосался.
Помолчали в окошко глядя; а там,
зажигала ночь Большие Стожары:
-Хорошо тут у вас, поднимаясь, вздохнул он,
я поддакнул:
- неплохо, да задолбали пожары…
Он ушёл, а под утро разверзлись хляби,
громыхало три дня, страшно было, но, блин, красиво!
И хоть били синоптики в грудь себя: - Мы! Мы!!
Я-то точно знал, это - за пиво.

Летняя любовь (Ольга Светова)

Любовь забьётся мотыльком,
Зальётся канарейкою
И уведёт нас в лес тайком –
Ловить зарю с уклейкою.

Прекрасна летняя пора –
Весь мир нам улыбается,
И речка, вся из серебра,
Давно нас дожидается.

А ну, повёслывай веслом,
По щёчкам волн пощёлкивай!
Какое счастье плыть вдвоём
В тиши шуршащей, шёлковой.

Позволь нам, лес, в сени ветвей
Всю ночь до лоска выласкать,
Чтоб вспоминать потом о ней
До следующей вылазки.

И как Самсон (Илина Гумер)

Я тишины хочу. Тягучего безмолвья
под тёмною тяжёлою водой.
Ушла любовь. Простилась я с любовью.
И как Самсон, расставшись с бородой
и всей своей могучей шевелюрой,
тотчас же был врагами ослеплён, —
вот так и я — поверженною дурой…
И только мыслей, мыслей легион
всё выстроить каре былое тщится
на тех полях затейницы-судьбы,
что чутко охраняет Феникс-птица
под буквицами «Если» да «Кабы»...

Бессонница (Наринэ Карапетян)

Неба красноватый отсвет,
что несет с собою ночь,
и деревьев тонкий оттиск
тьма не в силах превозмочь.
Раскадрована зеркально
явь на триптихе окна,
и сплошными облаками
заболочена луна.
Неподвижность, неподвластность,
замкнутость твоя, зима, –
затянувшаяся сказка,
утомившая весьма.
Этот долгий сон царевны
в лабиринте городском,
и стигмат тревоги древней
проступает над виском,
и морозные побеги
разрастаются вокруг,
и возможности побега
исчерпаются к утру.
Но с настойчивостью дерзкой,
сна не в силах одолеть,
не смолкает гейзер сердца
под ледовой коркой лет.

Это группа призёров.

А вот к фаворитам я отнёс бы произведения трёх авторов.
Несколько слов о них.

Руки (Александр Быстров 4)

Под рубашкой не носит крест
и свинины совсем не ест,
пахлава и плов - на столах,
не Христос у него – Аллах,
и не храм у него – мечеть,
и полдня до него лететь,
мы живём, проходя круги,
в разных землях, мирах других.
Мы - различны, различны с ним,
а похожи всего одним –
невзирая на сто причин
наши руки не отличить.

Наши руки, как двойники,
некрасивы, сухи, жестки,
от цемента и от воды
так шершавы и так тверды,
что, бывает, стыдишься их,
неухоженных рук мужских.

Но веками везде вокруг
миллионы таких же рук
кров, тепло, красоту, уют
сотворяют и создают.
И у них не бывает ссор,
свой язык и свой разговор,
свой закон и обычай свой,
не бывает меж ними войн,
и для них во все времена –
бог один и земля одна…

А сегодня товарищ мой
улетит в дальний путь домой.
Мы простимся обычным днём.
Просто руки пожмём.

Одно из самых цельных конкурсных стихотворений, по характеру своему – концептуальное. Что роднит человека с человеком: кровь? вера? любовь? родина? небо над головой? Вспоминаются известные строки Вознесенского: «Родины разны, но небо едино. / Небом единым жив человек!»
А вот автор конкурсного стихотворения увидел этот образ единения в человеческих руках – В РАБОЧИХ человеческих руках, которые «кров, тепло, красоту, уют сотворяют и создают».
У этих порой некрасивых, сухих и жёстких рук, которых иногда стыдятся, – свой язык, свой общий закон – и «бог один и земля одна». Творящие мир человеческие руки и становятся символом единения. И простое, казалось бы, рукопожатие между мусульманином и православным обретает у автора особый глубокий смысл.
Стихотворение написано простым ясным языком, каждое слово работает на развитие и раскрытие чёткого авторского замысла, без малейшего художественного излишества. Сам автор «не демонстрируется», а держит себя с читателем как собеседник.

Пруды Моне (Екатерина Чаусова)

Пруды, которых пруд пруди, –
вот у Моне, к примеру.
Я с каталогом на груди
спала, не зная меры.

Потом на выставке Моне
(– в д'Орсе? – нет... значит – Цюрих!)
с пристрастьем,
свойственным лишь мне,
дотошной по натуре,
до дыр, практически, в холсте,
в пруды Моне глядела.
А так хотелось лечь в постель:
весь день – по выставке – весь день!
Душе – о’кей, но телу…

Кувшинки – к двери – их верни!
Ужель пройдут сквозь стены?!
А я вплываю в Живерни
на гребне общей темы.

Клод натворил – полно воды!
Я борозжу пространство:
сады – пруды, пруды – сады…
и трансцендентный транспорт
заблудится в сетях запруд, –
со страстью не расстаться:
во сне – и то – к стене припрут
оттенком медитаций.

Глаза в глаза – теченье лет:
столетья – не напрасны, –
т/п/рудам вовек не обмелеть,
пока мгновенье – праздник.

Гляди, гляди – не уходи! –
так лёгок сдвиг по фазе…
А дивный пруд – всегда один –
во всём разнообразьи!

А это стихотворение выполнено в абсолютно иной, модернистской, поэтике. Признаюсь, оно вызвало у меня, возможно, чисто субъективный интерес. Автор обращается к жанру экфрасиса, то есть к поэтическому описанию произведения изобразительного искусства. Наиболее яркие образцы этого жанра, а точнее метода, мы встречаем у Мандельштама («Импрессионизм»), Анненского («Офорт»), Кривулина («Галерея»).
Особенность экфрасиса в том, что автор пытается поэтическим образом передать ту или иную манеру художника, условно используя технику и приёмы изобразительного искусства в поэтическом слове, расширяя тем самым его возможности.
В «Прудах Моне» автор делает попытку слияния лирического героя с объектом живописи, оживляя картину Моне и расширяя её пространственные рамки до безграничности во времени («Глаза в глаза – теченье лет»), – путём зрительского вживания («до дыр, практически, в холсте, в пруды Моне глядела»).
Хотя «бороздить пространство» на «трансцендентном транспорте» даже путём медитаций дело не безопасное, – намекает автор: можно навсегда «заблудиться в сетях клодовских запруд».
Так или иначе, но путешествие лирического героя достаточно увлекательное, тем более если при этом читатель будет любоваться шедевром Моне.
Интересный поэтический опыт.

Ленинградские балерины (Ольга Флярковская)

Приходили, садились. Пригубляли вино...
Всех Одетт и Одиллий станцевали давно.
Говорили негромко, как по бритве скользя:
– К нам тогда похоронка...
– Плакать было нельзя...

От глоточка хмелели.
– Пусть слепой бы, хромой...
– Как мы выжить сумели той кромешной зимой?

Заблестевшие слёзы... Сводки прежних газет...
Выжигали морозы жизни юных Одетт!
Расскажи – не поверят. Вспоминай – не хочу,
Как везли не олени, а сестрёнки к врачу!

Непослушные руки. Простыней белизна.
После страшной разлуки к ним вернулась весна.
По шажочку, по вздоху их почти наугад
Выводила эпоха в запелёнутый сад,

Где у статуй молчащих, у решёток сквозных
Доносился летящий вздох погибших родных.
И в пустующем классе ангел поднял крыло,
И кружилось, как в вальсе, то, что выжить смогло.

...А потом они пели, будто в старом кино,
И глазами Офелий всё смотрели в окно,
Где качаются тени эхом прожитых лет,
Где любви и цветенья не окончен балет,
Где в кипении вишен мнится лебедь живой,
Где светло и неслышно ночь взошла над Невой...

«Ленинградские балерины» – главный фаворит для меня. Это одно из тех произведений, от которых с первых строк исходит дыхание настоящей жизни. Это русская поэзия в том смысле, что она погружает нас в контекстуальный раствор нашей исторической памяти. Причём автор это делает деликатно, на лирическом субтоне. Разговор пожилых женщин, переживших блокаду («Говорили негромко, как по бритве скользя...»), – вполголоса, отрывками фраз и воспоминаний, поскольку всю полноту пережитого вспоминать жутко.
Героини стихотворения – бывшие балерины, танцевавшие «Одетт и Одиллий» в голодном и холодном блокадном Ленинграде.
Эта тема почему-то редко озвучивалась в нашей литературе. Конечно, мы знаем, что деятели искусства продолжали работать и в окружённом немцами городе: достаточно вспомнить Шостаковича, который творил свою Седьмую симфонию в осаждённом Ленинграде. Работали и театры в городе.
Но «творить» балет, требующий от исполнителя, помимо всего прочего, невероятной физической нагрузки, – в тех страшных блокадных условиях это творческий подвиг.
Есть такая книга «Танцуя под обстрелом», составленная из блокадных дневников балерин Ольги Иордан и Наталии Сахновской, а также воспоминания оперного певца Ивана Нечаева, который рассказывал, что эти балерины танцевали, будучи в дистрофическом состоянии.
Всё это если не читается между строк стихотворения, то представляется в живом воображении. Эта тема взята автором лёгким касанием, щадяще, словно и впрямь пробежкой на пуантах, «по шажочку, по вздоху»: от «кромешной зимы» к весне, к цветенью – к утверждению жизни в образе вечного светлого искусства, в котором воплотилась судьба героинь и их любимого города.

===============================
РЕЗЮМЕ
===============================
Итак, определены призовые места. Они таковы:

1 место – Ленинградские балерины (Ольга Флярковская)
2 место – Руки (Александр Быстров 4)
3 место – Пруды Моне (Екатерина Чаусова)

Поощрительные места:

Бессонница (Наринэ Карапетян)
И как Самсон (Илина Гумер)
Летняя любовь (Ольга Светова)
Он пришёл ко мне и сказал... (Борис Балицкий)
Оглянись! (Марина Быстрова-Докс)
После зимы (Нина Баландина)
Семидесятые (Светлана Тимашева)

===============================
Благодарю организаторов и участников конкурса за возможность поучаствовать в нём в качестве члена жюри: мне было интересно.
Авторам желаю новых творческих находок и терпения в кропотливой работе над словом.