Стрела

                Стрела
     Стрела - совершенно неукротимого темперамента девица, высокая, стремительная, громогласная, просто тайфун. В серо-голубых с прозеленью глазах прыгали не чертики, а черти; смех не просто громкий, а пронзительный; движения - широкие по амплитуде, как и душа - такая же широкая, открытая и бесхитростная. Кипучей энергией она просто сносила все и вся: предметы, людей, рояль. Если она питала к кому-то симпатию, то это было не всегда безопасно для человека. Ле, совсем не хрупкого телосложения, часто в ее руках чувствовала себя слабым тушканчиком. Стрела в порыве необъяснимой нежности однажды схватила ее буквально за грудки, тряся как тряпку, приговаривая: " Ой, ну я не могу! Эти твои шары! -  это про глаза, - ну не могу, как ты их вылупаешь... " Все это с диким смехом и достаточно жестко физически. Это было настолько от души, настолько искренне, что никому и в голову не приходило обидеться на такое яростное проявление чувств. Все вокруг только смеялись.
     У Стрелки был один очень преданный и долгосрочный поклонник: высокий черноволосый парень весьма интеллигентного вида, с правильными, даже благородными чертами лица. Андрей был лет на восемь старше и из совершенно другой, не консерваторской среды, работал освобожденным секретарем ВЛКСМ на каком-то уральском заводе. Он был умен, красноречив, безупречен во всех отношениях. В общении со Стрелой - этой девочкой-катастрофой - Андрей проявлял невероятно благородную сдержанность, то ли в силу своего слишком правильного рыцарского воспитания, то ли оттого, что эта огнеопасная девчонка вызывала в нем небывалый трепет, и он просто боялся неосторожным движением или словом спугнуть ее. Лед и пламень, так можно было охарактеризовать их длительные отношения в течение шести лет, так ни к чему и не приведшие, несмотря на его мучительное и длительное влечение к ней.  Было впечатление, что он, уже достаточно взрослый мужчина, боялся обжечься, даже обуглиться рядом с этим пока еще спящим вулканом. У самой Стрелки по отношению к нему всегда было двойственное чувство: с одной стороны, он казался ей очень приятным и привлекательным своим благородным дворянским обликом голубых кровей; с другой - вялым, не способным на решительные мужские действия.
     Она все время держала его на коротком поводке - то неожиданно появлялась в его жизни какой-нибудь запиской или открыткой, то снова исчезала на полгода. Вероятно, где-то на уровне подсознания, она чувствовала некую чужеродность, несовместимость его врожденного аристократизма и своей эмоциональной открытости, присущей настоящему русскому характеру, воспитанному в рабоче-крестьянских традициях. Нужно сказать, что на протяжении длительных, платонических взаимоотношений, они все-таки неоднократно пытались изменить ситуацию с затянувшимся конфетно-букетным периодом. Но один показательный случай явился кульминацией в их дуэте. А произошло это так.
     Стрела, видимо, устав от непоправимо забуксовавших отношений, решила переломить ситуацию, пригласив "принца крови" в консерваторскую общагу на приватный ужин при свечах. Для этого была использована буквально тяжелая артиллерия: задействованы несколько близких подруг для организации званого ужина. Одна жарила мясо, другая готовила гарнир к нему, третья вылущивала орехи для убойного салата с курагой. Когда невероятный стол с красовавшейся на нем бутылкой "Арарата" был готов, вожделенный гость постучал в дверь ровно минута в минуту обозначенного времени.
     Стрелка, одетая в красивое бархатное концертное платье, при полном боевом раскрасе, открыла дверь своему воздыхателю по прозвищу Бордюр, которое она ему и прилепила за то, что он, находясь рядом с ней в непосредственной близости, всегда клал свою руку на спинку кресла или дивана, не решаясь на что-то большее. В общем, Бордюр в чистом виде. И сейчас он стоял перед ней: шикарный, обалденный в своей классической костюмной тройке, застегнутый на все пуговицы, с букетом в руках. Слегка онемев от вида красивой ярко разодетой Стрелки, от роскошно накрытого стола, он прошел в комнату, уселся на небольшой диванчик, как всегда, положив свою скульптурно вылепленную руку на спинку. Стрелка тут же примостилась рядом. Но Бордюр вдруг начал рассказывать ей газетные новости политического характера, а потом показал серенькое удостоверение кандидата в КПСС. Стрелка иронично отреагировала на информацию, предложив выпить за кандидатство по рюмке коньяку. Но, увы, их двухчасовая встреча так ни к чему и не привела, и ей вдруг стало невыносимо скучно с этим праведником. Он, почувствовав это, сказал, что ему, наверное, пора, на что она с великим облегчением согласилась.
     Спровадив неудавшегося ухажера, с которым до горячего дело так и не дошло, Стрелка за пять минут пригласила всех своих товарок, принимавших участие в приготовлении ужина, и они с превеликим удовольствием распили "Арарат" под великолепную закуску. Так ужин, не оправдавший надежд, был одновременно и кульминационной точкой, и лебединой песней в долгоиграющем платоническом романе Стрелки и Бордюра.
                ***
Я приложу ко лбу ладонь,
Скажу сама себе –
Не искушай его, не тронь,
Не твой он, не тебе
Назначен каверзной судьбой,
Ошибка, твой – другой!