Звонок второй

                Звонок второй
     Второй раз Ле звонила поздно, почти в полночь, из того же дальнего автомата, что и в прошлый раз. Уезжать так далеко от общежития, конечно, не имело никакого смысла. Но здравый смысл, похоже, навсегда покинул Ле со времени первого выхода на связь. Ей казалось, что чем дальше она будет находиться в географическом плане, тем проще сможет заговорить. Именно так Ле сама себе определила главную задачу на день - заговорить с М., объяснить, что было самым трудным, свой порыв телефонного терроризма, найти при этом нужные слова, не уронив собственного достоинства. Она понимала, что это объяснение нужно сделать в первые же секунды общения, ей не нужно было изображать волнение, она и так волновалась, и трепетала, как овечий хвост. Стараясь справиться с внутренней тряской, Ле, полная решимости, закрыла за собой дверцу желтой телефонной будки.
- Здравствуйте, это вахта? Будьте добры, пригласите, пожалуйста, Митю!
- Сейчас, - сказал Юраша, несколько противно растягивая последний слог. После последовала довольно длительная пауза, и Ле услышала неожиданно мягко и тихо произнесенное:
- Да, я слушаю.
- Митя, это ты?
- Я... А это кто? - спросил он без своей обычной напористости.
- Я тебе звонила недавно, ты помнишь?
- Помню...
- Ты понимаешь, почему я тебе звоню? - волнуясь, перебила его Ле.
- Пока нет... Но все это так романтично...
Он, конечно же, понимал почему, безошибочно уловив этот личный, даже интимный подтекст. Но ему хотелось услышать ответ из первых уст.
- Романтично, да... Потому что причина романтичная, - сказала Ле на одном дыхании, потом добавила уже почти на выдохе, - ты мне очень нравишься...
     Самая трудная фраза была произнесена, трубку уже не нужно было бросать, оставалось только продолжить диалог. Все-таки по телефону гораздо проще сказать что-то человеку: то, что ты никогда не решился бы сказать лично, особенно при первой встрече, как это практически было сейчас. Надо отдать должное Мите: он не стал заострять внимание на последних словах. Чтобы еще больше не смущать Ле, он деликатно пропустил этот момент. Он подумает об этом позже, а сейчас - только бы не испугать и не спугнуть.
- Ответь мне, пожалуйста, я тебя знаю? Я могу тебя знать? - уже с напором спросил он.
 Ле, игнорируя вопрос, лихорадочно, чтобы избежать паузы, перевела   разговор на другую тему, стараясь придать будничность беседе.
- Чем занимался сегодня?
- Играл на рояле, хоть и не на Стейнвее, у меня скоро экзамен...
- Что такое Стейнвей? Не понимаю..., - спросила Ле, намеренно таким вопросом уводя его от своего возможного присутствия в консерватории.
- Это бренд рояля, самого крутого в мире.
- Понятно, это так далеко от меня.
- А ты чем занимаешься? - в свою очередь спросил Митя, надеясь выудить полезные сведения.
- Мои занятия связаны с литературой...
- И находишься ты ...
Ле, не давая ему закончить фразу:
- Ну, скажем так, нахожусь где-то в районе университета.
- Что ж, кое-что проясняется, - пробормотал Митя как будто себе под нос и снова:
- Я знаю тебя? Я могу тебя знать? Мы где-то пересекались, где?
- Митя, слишком много вопросов. Пересекались в Доме кино.
     И это не было неправдой. Митя и Ле частенько получали пригласительные билеты в Дом кино, которыми их снабжал комитет комсомола консерватории. Такова была повсеместная практика: комитет комсомола должен был распространять пригласительные, выделяя их лучшим студентам. Но для начала они предлагались своим комитетчикам. Поэтому как минимум два раза в месяц Митя и Ле могли пересекаться там на встречах с режиссерами и на показах фильмов, не получавших места в общем прокате.
     Неожиданно в телефонную будку резко постучали. Ле, обернувшись, увидела два мужских силуэта и, чуть приоткрыв дверь, не отрывая трубки от уха, спросила:
- В чем дело?
- Позвонить можно? - спросил один из парней слегка заплетающимся голосом.
- Рядом же телефон, - сказала, указав на соседний автомат, Ле.
- А мы хотим из этого, - вступил второй немного нагловато.
В ту же секунду рядом на проезжей части резко затормозило такси. Митя, находясь на линии, услышав весь диалог и даже скрип тормозов, резко и порывисто спросил:
- Ты где? Где ты находишься? Это не опасно?!
- Митя, подожди минутку, я перезвоню! - ответила Ле взволнованно, на этой фразе бросая трубку. Минут через пять Ле кое-как уладила назревавшую не очень приятную ситуацию и снова позвонила Мите. Он моментально ответил:
- Где ты находишься, все в порядке? Скажи, куда? Я приеду!
- Все в порядке, никуда приезжать не нужно, все разрешилось, - немного устало произнесла Ле. Не волнуйся, до дома доеду на такси, здесь у них стоянка.
- В каком районе? Куда тебе ехать? - опять было начал он... Но Ле его перебила:
- Митя, давай до следующего раза, я тебе и так сегодня очень много сказала.
- Хорошо, - согласился он, - только вопросов не становится меньше...
И они попрощались.
                ***
Прошу тебя, ты трубку не клади,
Хочу услышать я твоё дыханье ,
Как хорошо - осталась позади
То, первое, стыдливое молчанье.
Как хорошо, сумела превозмочь
Себя, и я судьбу благодарю
За то, что помогла в глухую ночь
Сказать тебе, что я тебя люблю.
Как хорошо – признаться, что больна
И не желать лекарства от недуга,
Как хорошо – на разных сторонах
Услышать враз дыхание друг друга…
     Ле не отдавала себе отчет, что же с ней происходит. Такси стремительно неслось по пустынной дороге ночного города по направлению к общаге, не тормозя даже на светофорах. Машин не было, камер тоже, иногда проскакивали встречные такси с зеленым огоньком. Во время стремительного вояжа по ночному городу Ле безуспешно пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями, пытаясь для начала определить их, утихомирить или систематизировать. Она мысленно говорила себе: "Что происходит? Я ведь ненавижу его… Должна ненавидеть! Вспомни, как он уничтожал тебя на собрании, буквально размазал по стенке! Как он тебя ненавидит! Этот его голос: резкий и неприятный на высоких нотах, практически срывающийся на крик... на твоей фамилии, только на ней..."
     Действительно, Ле почему-то было особенно обидно, когда она бесконечно слышала свою фамилию из уст М., произносимую жестко и грубо, как будто каждый раз он вколачивал ее - фамилию - в землю. Не слова, которые он при этом говорил, а именно эмоциональность речи, остервенение произвели тогда на нее особенно удручающее впечатление. Если еще учесть, что за ним стояла целая команда, а Ле осталась практически в одиночестве против его ораторского искусства: близкий друг оказался трусоват и неожиданно лег в больницу с непонятным диагнозом, видимо, для того, чтобы не присутствовать на этом собрании;  девчонки, сидящие в актовом зале рядом с Ле, могли оказать только молчаливую поддержку, никто из них не был в состоянии емко и точно формулировать мысль, тем более - в этом жутком противостоянии с М., самым преданным учеником своего профессора. Остальная публика: сто с лишним человек, с неприкрытым интересом следила за всем происходящим. Как же было всем интересно наблюдать эту неравную словесную, даже не дуэль - схватку! Самой сути схватки, слов М., произносимых как будто в истерике, Ле теперь и не вспомнит. Видимо, мозг в целях самосохранения блокирует такие моменты. Но эмоциональный накал, звучание своей фамилии, которую с невероятной ненавистью многократно повторял М., - это она не забудет никогда. После собрания ее трясло, даже подбрасывало от пережитого унижения, и только одна мысль неотступно стучала в голове Ле, пока они с Ларой тащились в трамвае домой: "Ну, Митенька! Ты еще назовешь меня Леночкой, и не раз! Назовешь и будешь умолять о встрече... Леночкой будешь меня называть..."
     Вспоминая, Ле напрасно пыталась воскресить что-то похожее на ненависть. С ней сейчас говорил совсем другой человек: чуткий, глубокий, деликатный и, как она ощутила, бесконечно нежный. Мысли Ле лихорадочно сбивались с нужной тональности, а душа при этом как будто пела: " Боже мой, боже мой, боже мой! И что теперь? " Непонятно. Но как же ей все-таки хотелось услышать от него - "Леночка", произнесенное мягко, нежно и... на выдохе. Что ж, пока оставим Ле с ее противоречивыми чувствами, сомнениями, мечтами и надеждами - с тем, чему она сама пока не могла дать определения.