Добровольная народная дружина

                Добровольная народная дружина
     Нужно сказать, что добровольная народная дружина или ДНД, как ее называли, была неотъемлемой частью студенческой жизни. Де-юре дружина называлась добровольной, а де-факто добровольности в ней не было и следа. Но: "Партия сказала - надо, комсомол ответил - есть!" Как минимум, раз в месяц в ДНД все были обязаны ходить, конечно, без какого-либо добровольного согласия на то. Вся эта ситуация немного напоминала фарс. Только представьте себе эту, так называемую, дружину фортепианного факультета: человек тридцать девчонок, смеющихся, щебечущих постоянно о своем, о женском, бесконечно отвлекающихся на разные мелочи. И к ним добавьте пяток парней, часто тщедушных, трусоватых, которых в случае экстремальной ситуации самих нужно было защищать от различного рода маргинальных личностей, особенно в рабочих районах Свердловска. И всей этой компанией руководил Митя.
     Общественной нагрузки никто не отменял, поэтому приходилось принимать участие - хочешь, не хочешь. Сбор команды всегда проходил в отделении милиции, где для начала проводил инструктаж колоритный и немного забавный подполковник Аликберов, по всей видимости, азербайджанец. Он немного терялся в девической компании, очень старался быть строгим, серьезным, никогда не улыбался, произнося свою речь-инструктаж с излишне солдафонской интонацией. При этом во взгляде его нередко проскальзывала некоторая растерянность: он не знал, как реагировать на разного рода вопросики и смешочки, шедшие от этой разношерстной и веселой молодой компании. Не мог же он рявкнуть на девиц, как возможно он рычал на своих подчиненных. Да и эти подчиненные вряд ли вели себя так фривольно с вышестоящим офицером. Для него были настоящим испытанием такие встречи.
- Здравствуйте, товарищ подполковник! - говорила Ле, заходя со всей командой в отдел. - Прекрасная погода для прогулки, не так ли? 
При этом на улице было слякотно и ветрено, ноябрь. Аликберов отвечал, чуть вздрагивая от фривольности обращения:
- Здравствуйте! Ходить будем согласно плану.
- А что в городе - красные или белые?
Народ начинал потихоньку хихикать, Митька делал большие глаза, показывая Ле кулак из-за спины.
 - Я не понял вопроса. Ходить будете согласно утвержденному плану, - отвечал Аликберов с натугой.
 - А далеко?
 - Что?
 - Ну... ходить... и с кем?
Здесь уже раздавался неприкрытый смех. Подполковник отвечал, чуть багровея и указывая на Митю, облегченно вздыхал:
 - Это вам сейчас ваш командир скажет.
     Подобного рода диалоги происходили каждый раз при встрече Ле и подполковника Аликберова. Он слегка злился на эту неуемную, достававшую его девицу из-за скрытого ироничного подтекста такого общения и был не в силах прекратить его. Все-таки он имел дело с консерваторской публикой, и привычные приемы здесь не годились, приходилось сдерживаться. Еще один подобный диалог.
- Товарищ подполковник, разрешите обратиться!
- Обращайтесь, - произносил он с опаской, предчувствуя подвох.
- Могу я попросить Ваш телефон? Лучше личный.
Ле посмотрела ему прямо в глаза. Аликберов в ответ вопросительно уставился на нее.
 - Ну вдруг мне понадобитесь лично Вы.
 - Звоните по служебному, меня всегда найдут.
- Последнее, скажите, как Вас зовут? Я не могу все время обращаться к Вам по фамилии и по званию. Имя, мне нужно имя.
- Назим...,- ответил он, взглянув на нее в упор.
 - Хорошо, я позвоню и скажу:"Назим, привет!"
Тут даже Митя, всегда старающийся поддерживать свой статус серьезного и строгого командира ДНД, засмеялся в полный голос.
Ле, повернувшись к нему, довольно резко сказала:
 - Нечего ржать! Мне действительно нужен телефон товарища Аликберова.
Кстати, он дал свой телефон, записав его на клочке бумаги и протянул надоедливой девчонке:
 - Обращайтесь!
     И нужно сказать, что однажды подполковник Аликберов действительно очень выручил Ле, когда необходимо было записать для студенческого капустника вой милицейской сирены, специально для этого вызвав патрульную машину. И Ле уже без какой-либо иронии сказала ему: "Большое спасибо, Назим! Вы нас очень выручили!" По-моему, это был первый случай, когда он остался очень доволен общением.
     Итак, вернемся к моменту, когда подполковник Аликберов сдавал свои полномочия Мите, который со знанием дела распределял всю гоп-компанию по пятеркам, обозначая каждой пятерке маршрут следования или квадрат патрулирования. Самым лучшим и безопасным вариантом, конечно, были центральные или относительно центральные улицы, хорошо освещенные и многолюдные. Всем хотелось попасть именно на такие маршруты. Тогда такая общественная нагрузка-обязаловка превращалась в веселую трехчасовую прогулку, во время которой можно было забежать в любой магазинчик или кафешку, чтобы погреться в случае необходимости. Раздавая нарукавные повязки дружинников, он настоятельно и немного нудно рекомендовал не снимать их до конца. На это его пожелание Ле, повернувшись к своей пятерке, тихонько заметила, что ей не очень-то хочется показывать свой статус храброй и бескомпромиссной дружинницы, но ведь всевидящего Митиного ока не будет рядом и потому..." И потому ты пойдешь со мной! Лично прослежу," - сказал он, подходя, и сам завязал красную повязку на руку Ле, не ожидавшей подобного поворота. Для себя лично он всегда оставлял самый неудобный, дальний и потому небезопасный маршрут по улице Московской, на который ходил только с парнями, девчонок никогда туда не брал. Ле поплатилась за свой длинный язык. С тоской посмотрев на однокурсниц, она была вынуждена отправиться с Митей и еще одним мальчиком-очкариком на эту, сразу ставшую ненавистной улицу Московскую.
     Промозглый вечер больше был похож на ночь несмотря на то, что на часах было только начало восьмого. Московская улица - пустынная, практически не освещенная, уныло длинная, с грязными тротуарами в жутких колдобинах и не известно где заканчивающаяся. И это перспектива на ближайшие три часа: грусть, если не сказать - тоска! Митя не без внутреннего удовлетворения и удовольствия, с противной усмешечкой посматривая на притихшую Ле, начинает бодрый вояж по ноябрьской промозглой темноте. Он преувеличенно громко, кажется, даже с напускной веселостью болтает, как будто ни о чем, при этом украдкой пытается ухватить реакцию Ле на свою болтовню. Ему на мгновение становится даже немножко жаль ее.
 - Что с настроением? Почему молчим? - говорит он, заглядывая ей в лицо.
Мальчик-очкарик,заржав противным фальцетом, комментирует:
 - Она замерзла! Может, согреть?
- Вот уж от тебя-то в этом совсем мало толку! Под ноги смотри, шутник, - зло произносит Ле.
Очкарик хочет что-то возразить, но Митя жестом останавливает его и снова обращается к Ле, непроизвольно беря ее под руку перед раскинувшейся лужей:
 - Ле, ну куда же подевались твои шуточки, прибауточки, боевой настрой? Прямо не узнаю тебя!
Она, безуспешно пытаясь освободить локоть, отвечает:
- А все мои шуточки, прибауточки, боевой настрой, а заодно и настроение один самовлюбленный парнишка выбросил вот в эту лужу за ненадобностью.
 - Ну ладно, Ле, хватит дуться! Что я должен сделать за улыбку? - говорит он примирительно.
 - Ну, это вряд ли..., - произносит она себе под нос, а потом, подумав, - впрочем, сними это! -  и Ле освобождает руку, показывая на красную повязку, - все равно ни черта не видно.
Очкарик снова вклинивается в разговор:
- О, эта повязка действует на тебя прямо, как красная тряпка на быка!
 - Помолчи! - одергивают его ребята одновременно.
- Ладно, как скажешь, - соглашается Митя, - не хватало еще, чтобы от этого зависело настроение.
     Пытаясь развязать тугой узел повязки на ледяном ветру, он еще больше затягивает его, тихонько чертыхаясь про себя. Очкарик комментирует происходящее:" Эх, Митенька, не судьба тебе развязать это!" На что тот уже зло отвечает:"Заткнись!" После чего просто рвет злосчастную повязку железными пальцами пианиста, слегка привлекая к себе Ле. У нее немного заходится дух от этого, но настроение приятным образом улучшается. И в этот самый момент навстречу нашей троице выходят трое...
     Как говорится в таких случаях: "Вечер перестает быть томным." Силы, конечно, были неравны. Митя мгновенно оценил ситуацию, которая складывалась далеко не в его пользу. Три гопника с явно недоброжелательными намерениями против тоже троих, но один из которых - ботаник в очочках, вторая - девчонка вообще не в счет.
     Первый из противников, крупный быковатый парень, стоял чуть впереди своих дружков, а двое других - поодаль. Их он особо не рассмотрел, отметив только длинного и тощего, тип которого был характерен для откинувшегося недавно наркомана. Всю эту картинку Митя узрел буквально в доли секунды и, хорошо помня аксиому уличных схваток - если драки не избежать, бей первым - неожиданно для всех вырубил быковатого в два удара: ногой в пах и тут же боковым справа, своим коронным, в открывшуюся челюсть, сломавшуюся как скорлупа. Парень упал на спину, не в состоянии подняться. Все произошло настолько быстро, что двое других от неожиданности не успели вовремя среагировать и, лишь спустя мгновение, начали надвигаться на Митьку, пока их предводитель ползал по осенней грязи. Но момент уже был упущен. Митя, практически без замаха, врезал прямо в основание приплюснутого носа второму, у которого тут же брызнула кровь, и он слегка взвыл от боли. А с третьим, длинным и тощим, похожим на наркомана, произошло нечто невообразимое. Почти одновременно со вторым раундом, Ле, вдруг заорав - "Сарынь на кичку!"- и разбежавшись, как алтайский марал, со всей силы ткнула его лбом куда-то в область живота. Тот, охнув от боли, буквально переломился пополам. Ботаник в очочках, очнувшись от мгновенной смены событий, подлетел к согнувшемуся в три погибели бедолаге и начал колотить его мелкими и частыми ударами по спине. Впрочем, они были уже бесполезны. Длинный даже не пытался сопротивляться.
     Митя, разгоряченный, на адреналине, не смог сдержать смех. Но через секунду тихо, но твердо скомандовал: "Все! Уходим, быстро!"
Вот так, без обычной прелюдии к таким ситуациям в духе - дай закурить - малочисленная, спорная по своему составу и отнюдь не добровольная дружина, с успехом нейтрализовала шайку не успевших оценить происходящее неудачников-гопников.
     После этого случая Митя всегда оставлял Ле при себе. В следующем после происшествия месяце он, обозначив и распределив все маршруты, коротко кивнул Ле:
- А ты со мной...
- Опять на Московскую?
- Не опять, а снова, - усмехнувшись, сказал он.
- Холод собачий, зима ...
- А мы бегать будем.
Ребята, распределенные по группам, ушли. Митя еще о чем-то коротко переговорил с подполковником Аликберовым и жестом пригласил Ле к выходу.
- А что, сегодня мы в дуэте? - спросила Ле, на ходу натягивая перчатки, и добавила, - не маловато для Московской улицы?
  - Да здесь недалеко, у нас сегодня другой путь, - ответил он улыбаясь. И действительно, конечным пунктом оказалось уютное кафе, всего в двух кварталах от общежития.
- Будем считать, что мы на Московской, - сказал Митя, придержав перед Ле дверь.
     Горячий чай и разговор, легкий, теплый и непринужденный, оставил приятное послевкусие этого декабрьского вечера у обоих. Казалось, никто и ничто не нарушит этого классного, ни к чему не обязывающего приятного общения. И между ними всегда будет шутливо-ироничный тон, быстрые и хлесткие ответы на реплики друг друга, свобода в словах и движениях. Но у судьбы были совершенно иные, невообразимые тогда планы на их счет. Им же эти планы пока были неведомы, да и настолько фантастичны, что даже знание их не дало бы ни одному, ни другому возможность поверить в реальность будущих событий. Основная интрига взаимоотношений Мити и Ле развернется лишь на следующий год, когда судьбе вдруг понадобится столкнуть их в жутком и тяжелом противостоянии. Но это будет позже.