Человеку нужно Жалоб на мои методы всё больше

Мартин Вальзер
Перевод с немецкого


Человеку нужна смелость. Сделаться грабителем банка, ворваться среди бела дня в кассовый зал с полированной плиткой на полу, такой смелости мне недоставало, когда мой наставник сказал, что пора бы уже решить, чем я буду заниматься дальше. Я бы с радостью стал лесничим, но, мне думается, для самой этой работы необходима смелость грабителя банка. Если задуматься, почти во всех сферах нужна отвага подобного человека, который врывается в кассовый зал с заряженным, но чаще – с незаряженным пистолетом, который держит всех в страхе, пока не получит то, зачем пришел, и который, с усмешкой выйдя из здания, вдруг куда-то испарится.

В конце концов я решил стать вахтером. Вахтером на заводе игрушек. Я знаю, что многие мои коллеги, поработав здесь, становятся высокомерными, что в конце рабочего дня они проходят мимо с каменными лицами и делают лишь надменный взмах рукой на прощание. Я не стал таким, хотя и прилагаю большие усилия, чтобы изо дня в день, не жалея себя, выполнять свои обязанности. Потому что с самого начала я чувствовал себя в своей стеклянной будке как дома. Мне объяснили всего однажды, как пользоваться кнопками, с помощью которых я могу открывать вверенные мне двери, и я всё разу запомнил, а список телефонных номеров выучил наизусть, едва взглянув.

Но с первыми посетителями я, признаться, был несколько застенчив: боялся вопросов, на которые не мог бы ответить так, чтобы пришедшему всё было понятно. А как же легко вахтеру попасть впросак! На завод приходят высокоуважаемые господа, и вахтер не знает, хочет ли начальство сейчас принять того или иного из них. К тому же, каждый на заводе считает, что он начальник вахтера. У вахтера нет коллег – одни начальники. И вахтеру нельзя допускать ошибок. Вы, наверное, подумали, он ведь просто должен взять телефонную трубку, позвонить в бюро и спросить, следует ли ему впустить господина такого-то такого-то. Однако те, кто работает в этих бюро чрезмерно чувствительны: часто лишь из-за телефонного звонка они впадают в ярость; затем они так кричат на вахтера в телефонную трубку, что ему приходится сдерживаться, чтобы сохранить самообладание и не расплакаться. Ведь ему это не положено, так как напротив, плотно прижав голову к стеклу и следя за каждым его жестом, стоит посетитель, которому он, вахтер, незамедлительно должен дать ответ. Этот ответ ни в коем случае не должен содержать ничего из крика того нервного и высокооплачиваемого работника бюро, нет, задание вахтера состоит как раз в том, чтобы этот вопль ярости побеспокоенного господина сразу же обратить в извиняющуюся улыбку, в вежливый жест, который будет столь утешителен для пришедшего, что, стоит ему выйти из здания, он сразу же забудет, что получил отказ. Подобную переводческую работу стоит освоить, тут уж вы мне поверьте!

Часто, ко всему прочему, во время разговора я вынужден откланяться с телефонной трубкой так далеко назад, что упираюсь в амортизирующую подкладку своего пальто, которое висит позади - ведь не дай Бог, раздраженный голос из бюро долетит до слуха посетителя! На предприятии действует правило, принятое управляющими, а вообще, даже самим владельцем завода, по которому ни один из посетителей, кто бы он ни был, не должен быть невежливо обслужен. Хотя оно распространяется на всех работников завода, только вахтер применяет его на практике. Ему я всегда следовал с удовольствием, ведь именно это правило и одобряю более других.

Поэтому я приучился звонить так редко, как только возможно. Я сам выведываю у посетителей, есть ли у них основания требовать встречи с управляющим по закупкам, с прокуристом, с руководителем конструкторского отдела, с хозяйкой столовой и даже с кем-то из директоров или начальников отдела кадров.

Может быть, в начале своей работы здесь я слишком резко отказывал некоторым из них. Но постепенно я отточил свои навыки спрашивать каждого так пристрастно и при этом ненавязчиво – совсем не как какой-нибудь детектив или ищейка, - что в конце оживленного разговора, приятного для обеих сторон, но ведущегося с определенной целью, я могу решить с совершенно чистой совестью, отказывать ли посетителю или нет. Когда я отказываю кому-то – а отказывать я должен большинству, – то во время нашего с ним диалога я убеждаю его, что общение с тем или иным работником на нашем предприятии, кому я должен был доложить о его приходе, было бы совершенно бессмысленно. Я накопил столько знаний о всех направлениях, которые у нас есть, что могу сказать торговцу, который хотел видеть управляющего по закупкам, желая продать ему белую жесть, примут ли его предложение или отклонят. Также я узнал, как можно усмирить напористых розничных торговцев, которые хотят встретиться с управляющим по продажам, или сельчан, которые норовят снабжать своими продуктами нашу столовую, или бледнолицых изобретателей, которые приходят по трое или по четверо, желая наброситься на управляющего конструкторского отдела всем скопом, чтобы всучить ему их непригодные игрушки; я даже нашел способ образумить решительно глядящих на тебя писателей и художников, которые спят и видят, как они сводят счеты с нашем шефом по рекламе за его многочисленные отказы. Я способен удержать их от самого плохого. Хотя именно изобретателей и художников – скажу это к чести сельчан и коммивояжёров – особенно трудно переубедить.

Из этого следует, что я представляю интересы – не могу сказать это как-то иначе – всех высокопоставленных господ завода, и при этом беспрерывно растущий товарооборот ничуть не страдает из-за того обстоятельства, что я оберегаю этих личностей от назойливых посетителей – они ведь очень чувствительны.

К сожалению, эти господа ничего не замечают со своих колоколен. К тому же, совершенно не понимают, что мне нужно время, чтобы действительно и без грубости убедить каждого посетителя в бессмысленности этой встречи. Продолжительные разговоры, которые я вынужден вести из своего стеклянного оконца с упрямыми пришедшими приводят к тому, что уже через полчаса с началом открытия предприятия очередь перед моей вахтерской будкой становится длиннее с каждой минутой. Сейчас оказалось, некоторые посетители были настолько невоспитаны, что, воспользовавшись большим количеством людей как прикрытием, пробирались внутрь здания. Еще, однажды один высокопоставленный господин хотел быстро выйти, но, пока протискивался через всех этих пришедших, потерял драгоценную секунду времени. В общем, жалоб на мои методы общения с посетителями всё больше.

Я работаю слишком муторно, слишком сложно, слишком не предметно… Это мне пришлось выслушивать! Как близоруки все эти упреки и жалобы! Их понимание моей деятельности так ничтожно, что против их выпадов я был не в силах хоть как-то защититься. Хотелось бы мне увидеть, что бы произошло, отправляй я всех пришедших быстро и едко восвояси! Тогда бы вестибюль почти всегда был пуст, зато на телефон дирекции звонили бы, не переставая, оскорбленные посетители, репутация фирмы бы пострадала, продажи бы упали. Правило о вежливости со всеми пришедшими принято не зря. Но я, конечно, не мог побежать к управляющему и попросить его угомонить всех этих доносчиков. Он бы мне ответил, что я должен делать одно, не забывая и о другом. Однако, как же можно вежливо говорить людям, что они не интересны предприятию, когда я так быстро должен выставить их за дверь? В том, что человеку попался счастливый лотерейный билет, его можно убедить одним предложением. А на то, чтобы доказать, что его изобретение или текст рекламы, или сталь, или овощи нашему предприятию не нужны - и преподнести ему это так, чтобы он покидал здание «с хвалебной песнью в честь фирмы», - на это у меня должно уходить не больше двух минут на посетителя. Как же мне быть?

Очередь к моей вахтерской будке удлинялась день ото дня, и так как теперь я чувствую исходящую от нее опасность, то начинаю нервничать, становиться неуверенным, моя речь больше не льется как раньше. Я потею, запинаюсь, мне нужно еще больше времени. Я более не способен убеждать пришедших, как прежде: некоторые уже проклинают меня, хлопают дверьми на выходе - как же мне быть? Я не в силах хоть что-то сделать.

Признаюсь, я так подробно описал здесь всю свою историю ради одного: чтобы оправдаться, чтобы найти хоть немного понимания у людей за стенами этого предприятия, так как на следующий день меня вызвал к себе управляющий по персоналу. Сначала я было решил, что отделаюсь лишь предупреждением, но вскоре эти надежды растаяли. В очереди, которая вчера выстроилась у моей будочки, стоял один грубоватый на вид тонкогубый мужчина, требуя, чтобы я доложил о его приходе управляющему персоналом. Пока мой палец парил над диском телефона на мой вопрос, по какому делу он пришел, тот ответил: «Я подал заявление на должность вахтера».

Я набрал номер отдела кадров с первого раза, доложил о его приходе. Но мой указательный палец, которым я прокручивал диск, в этот момент будто одеревенел. Мужчина вошёл в здание, а через полчаса счастливый вышел обратно. Даже насвистывал себе под нос. Я наблюдал за ним с восхищением. Его смелость должен иметь человек, подумал я. Или просто смелость. До этого я всё время стыдился того, что стал всего лишь вахтером. Сейчас я вижу, что даже здесь необходима смелость грабителя банка. Та смелость, какую я по-прежнему напрасно ищу в себе самом.

 
Февраль, 2024