Чисто английский вечер

Глава 4

На следующее утро, выйдя из поезда на вокзале в Торки, Стоун нерешительно пошел по набережной. Этот курорт – один из лучшие в Англии – был ему незнаком. С трудом Питер отыскал отделение своего Лондонского банка и там наткнулся на первое препятствие.

Служащий банка спросил его:

– Кто из живущих постоянно в Торки, наш клиент, мог бы удостоверить вашу личность?

Стоун растерянно ответил:

– Я приезжий и в Торки впервые.

– В таком случае вы должны протелеграфировать в Лондон, в банк. По получению положительного ответа, наше отделение будет радо услужить вам, – и служащий, вежливо улыбнувшись, закрыл окошко.

Подозрительность холодного делового мира омрачила радужные мечты Стоуна. Но телеграмму он посылать не стал, а отправился снова на вокзал, чтобы успеть на ближайший лондонский поезд.

– Так будет быстрее, чем телеграф, – думал Питер, сидя у окна в вагоне. – Заодно, узнаю у друзей, кто поможет нам обвенчаться…

В Торки Стоун вернулся только через два года, в конце августа, перед началом занятий в университете.

Лондон захватил его круговертью крупных и мелких событий. Питер каждый день собирался вернуться к Полли, или хотя бы написать ей на ферму. Но всякий раз дела препятствовали его намерениям.

Через месяц он уже реже вспоминал Полли, успокаивая себя тем, что девушка, несомненно, забыла его, забыла их мимолетный яблоневый роман. Ведь в сущности что и было между ними, так это всего несколько поцелуев…

И вот, спустя столько времени, погостив немного у отца, который по-прежнему служил дворецким у лорда, Питер ехал в Торки к своему другу Филу Холидею… Они вместе должны были возвращаться в университет.

Вдоволь накупавшись в море, друзья направились в кафе, когда Питер Стоун вдруг остро почувствовал, что ему необходимо снова увидеть маленькую Полли.

Бросив что-то невразумительное обескураженному Филу и договорившись с ним о встрече вечером, Стоун опрометью бросился к проезжавшему такси.

Через полчаса машина притормозила у ворот фермы. Вокруг никого не было видно. Питер попросил шофера подождать его и направился к калитке сада.

Из-за старой яблони навстречу Питеру заковылял седобородый конюх Стив. Стоун сразу узнал его и, улыбаясь, спросил:

– Добрый день, Стив! Вы не помните меня? Я жил здесь на ферме два года назад. А где хозяйка, миссис Энплуайт?

Старик молча смотрел на него.

– Вы меня поняли, Стив. Я хотел бы видеть племянницу хозяйки – Полли. Вы не подскажете, где мне ее искать?

Старый конюх тяжело вздохнул, но по-прежнему, не говоря ни слова, смотрел на Питера. Из окруженных сотнями морщин стариковских глаз медленно, одна за другой, побежали крупные слезинки.

Стоун нервно вскрикнул:

– Да вы что, дара речи лишились. А я помню вас как заправского балагура…

– Полли очень долго ждала вас, – глотая слезы, говорил хриплым голосом конюх. – А когда бедняжка поняла, что вы не вернетесь, – наложила на себя руки…

– Полли умерла? – еще не веря, прошептал пересохшими губами Стоун.

– Да, сэр, она утонула вон в том затоне, – и старик махнул суковатой палкой в сторону ручья. – Я думаю, сэр, что она пошла на смерть из-за любви к вам. Знайте про это, – и Стивен заковылял по дорожке вглубь сада.

Вернувшись в Лондон, Стоун не стал больше посещать свой юридический факультет. С той минуты, как он узнал о смерти Полли, будущая карьера юриста потеряла для Питера всякий смысл.

Там, на ферме, стоя у небольшого холмика, где Полли была похоронена, Питер поклялся, что никогда не будет судить других. Следовательно, он никогда не станет юристом…

Спустя несколько месяцев, он был принят в Гроули-холл на должность дворецкого по рекомендации, данной ему хозяином отца, лордом Стейсом.

С тех пор прошло почти двадцать лет…

Сарра Тикет давно работала в Гроули-холле. Но она не была старухой, просто она очень молоденькой попала сюда. Строптивая и ветреная девчонка, она за короткое время прошла путь от судомойки до горничной в господской части дома. Но, отдавая должное ее сообразительности и проворности, мистер Стоун частенько становился в тупик от непредсказуемых парадоксальных поступков гордой и самолюбивой Сарры. Набираясь опыта, она, упрямо шла год за годом к тому положению среди прислуги, которое занимала теперь.

Язвительная, завистливая и жадная, но вместе с тем увлекающаяся, пылкая и доверчивая – вот некоторые черты Сарры Тикет.

В первое же лето службы в Гроули-холле она совершила такой головоломный каскад поступков, что никто из старожилов имения сэра Джеймса не смог бы припомнить и десятой доли чего-нибудь подобного.

Началось все с любви, породившей ураган невероятных в этих местах страстей и

Две молодые хорошенькие англичанки из простонародья, в нарядных светлых платьях, с дешевыми зонтиками в обтянутых нитяными перчатками руках, направлялись на ежегодное гуляние по случаю дня святой Беатриссы – покровительницы местной церкви. Этот праздник, как правило, попадал на жаркие сухие дни середины июля, когда жизнь в Гроули-холле несколько замирала, когда гостей не ждали и работы было немного.

Поэтому Сарра и Рита имели полное право полюбоваться праздником от начала и до конца.

Сарра бросала тоскующие взгляды на всех молодых людей. Это ли не почва для завязывания знакомства, но «клев» был вялый и скоро у обеих девушек появились раздражение и недовольство всем миром.

Вот на этом фоне разочарованности откуда-то из толпы вывернулся субъект неопределенного возраста, но с вполне определенными намерениями. Он, как ни в чем не бывало, словно они давно уговорились здесь встретиться, да вот неудача – опоздал, – направился к девушкам со своим, как видно, обычным приветствием.

– Доброе утро, сударыни, недурная погодка сегодня, не так ли?

Брошенный Саррой взгляд на простоватую синюю куртку и котелок достаточно красноречиво говорил о ее состоянии, и казалось маловероятным, чтобы она была способна сейчас прислушаться к голосу рассудка. Вскоре завязалась оживленная беседа Сарры и незнакомца, а Рите не оставалось ничего иного как сопровождать эту парочку.

Веселье только разгоралось. Официальные шествия, богослужения и песнопения завершились и толпа, соскучившись по шуткам, развлекалась, как могла. Большая орава молодых людей в большом ландо принялась обстреливать горожан из духовых ружей. Те отругивались, а щеголи делали вид, что сейчас наедут на какую-нибудь тележку.

Появилась повозка с двумя воткнутыми по бокам шестами, между которыми раскачивались на веревке около дюжины ночных горшков. А тащила эту повозку низкорослая лошадка, на передние ноги которой были надеты дамские панталоны. Бедное животное, не понимавшее во что его обрядили, выглядело столь нелепо в этом неподобающем одеянии, что Рита и Сарра прямо помирали со смеха.

В это время к ним прибился какой-то престарелый господин, ни на что не претендовавший, но упорно державшийся веселой троицы. А вскоре выяснилось, что у пожилого джентльмена водятся деньжата. Тот о чем-то недолго посовещался с Полом Хартли, так звали обладателя неотразимой синей куртки и котелка, и оба объявили девушкам, что пора заморить червяка, на что получили положительный ответ.

А дальше началась какая-то чертовщина. В первом же ресторане, куда они сунулись, Пол спросил у швейцара:

– Где здесь лучше всего кормят?

– В Восточном зале самая лучшая кухня, сэр, – получили ответ.

Свет на стенах в изысканных канделябрах, маленькие столики на двоих, приглушенные разговоры и тихий смех – все это ошеломило служанок, и они почувствовали себя не в своей тарелке. А когда рядом с ними остановился высокий официант во фраке с перекинутой через руку салфеткой и спросил: «Что господам угодно будет заказать?» – Пол предложил перекочевать в закусочную.

Но их благодетель в помятом летнем костюме успел уже где-то хватить лишнего и заявил, что плевать он на всех хотел и что он может купить разом все столики в этом дерьмовом ресторане. После этого заявления метрдотель предложил гостям перейти в отдельный кабинет, но предложение было решительно отвергнуто, как неприемлемое для сегодняшнего вечера. В конце концов, было велено подать самое вкусное, что у них есть.

Кто-то вспомнил о пыли на дорожках парка и все дружно пошли в туалет мыть руки. А когда Сарра и Рита опять появились в зале, то никак не могли вспомнить, где они сидели до этого. Наконец Пол громко позвал их к столику.

«Летний костюм» заказал шампанское, но оно никому не понравилось, за исключением, пожалуй, Сарры, которая развеселилась от этого напитка даже чрезмерно. И лишь после того, как Пол еще раз внимательно ознакомился с меню и решительно потребовал подать седло барашка, а второй джентльмен взялся лично разрезать мясо, ужин стал похож на ужин. Кофе никто пить не стал, а маленькие рюмочки коньяка привели к дальнейшему опьянению. Тут выяснилось, что шутки в зале ничуть не разрешаются, как признанные дурацким занятием, и вся компания перекочевала в буфет, где никто не мог помешать напиваться в свое удовольствие.

Они пили, спорили и переругивались до тех пор, пока Рита не заметила, что Сарра что-то больно побледнела. Старичок в летнем костюме был и подавно готов. Хотя, придя ненадолго в себя, он очень удивил Пола Хартли, когда расплатился по счету за весь ужин. Пол для себя уже давно решил, что они гуляют просто так, пока их не выгонят, или не побьют за неуплату.

Когда они вышли на улицу, Рита вынуждена была отойти в сторону, а возвратясь, заявила, что чувствует себя получше, но хочет домой.

– В жизни для меня есть только две вещи, – неожиданно связно заговорил «летний костюм», – вино и женщины.

Пол, услыхав это признание, сказал:

– Правильно, старина, – и протянул старику руку. – Не нужно, однако, чтобы они нас слышали, – добавил он.

Мужчины пожали друг другу руки, и Пол сказал, чтобы друзья не беспокоились о Сарре, что он проводит ее домой. Рита наотрез отказалась ехать в повозке, и они с пожилым джентльменом пошли пешком.

А Пол уговорил какого-то малого сделать рейс в поместье сэра Джеймса.

Сарра тут же задремала, склонив голову к дружку на плечо, и когда извозчик, к удивлению Пола, остановился перед роскошным подъездом Гроули-холла, добудиться девушки было нелегко.

– А вы тут неплохо живете, я погляжу, – сказал Пол. – У тебя есть ключ?

– Нет, мистер Стоун нам ключей не дает. Придется звонить, там есть дежурный лакей… Ох, до чего же я устала, Пол, – простонала она. – На ногах не стою…

– Пойдем ко мне, если не хочешь здесь шуметь.

– Нет, Пол, я не могу. Я еле жива.

Пол настаивал, приговаривая:

– Смотри, сторож твой рассвирепеет… Мы же перебудим весь дом.

– А что поделаешь? Я же не могу одного разбудить, а других нет.

Наконец открылась боковая дверь, причем совсем не та, в которую они ломились, и появился высокий мужчина в рубашке без пиджака.

– Что тут за шум?

– Это я, мистер Уорсли, Сарра.

– Что случилось, кто это с тобой? Да ты пьяна, черт тебя подери и твоего собутыльника!

– Вовсе она не пьяна! – посчитал необходимым вступиться Пол. – Просто жарища была ужасная.

– А вы кто такой? Почему вы являетесь сюда в такой поздний час?

– А кто вы такой, позвольте вас тогда спросить? Не будь меня, она бы сейчас тащилась где-нибудь в окрестностях.

Мистер Уорсли шагнул вперед, чтобы получше разглядеть стоявшего перед ним мужчину, а Сарра, воспользовавшись моментом, проскользнула в дом.
Мистер Уорсли шагнул вперед, чтобы получше разглядеть стоявшего перед ним мужчину, а Сарра, воспользовавшись моментом, проскользнула в дом.

– А мы с вами как будто уже встречались? – Уорсли всматривался в Пола.

– Что-то не припомню. И если больше не встретимся, меня это тоже не очень огорчит, – произнес Пол и ушел в темноту.

А мистер Уорсли, стоя в дверях дома, глядел ему вслед и бормотал: «Ей-богу, я его где-то видел».

Всю следующую неделю Сарра была тиха и угрюма. Никто не знал, насколько для нее характерно подобное поведение, а миссис Лонг своим замечанием, что, мол, с любой девчонкой может приключиться беда, склонила мистера Стоуна к тому, чтобы Сарру оставить в услужении и понаблюдать за ней еще какое-то время. Работница-то она была отменная, в ее руках все так и горело.

Но в следующее воскресенье эта история получила неожиданное продолжение. Прежде всего, неожиданное для самой Сарры. Она не учла силу желания и тоску одинокого вечера, когда вся работа переделана, а рукоделие никак не может занять мысли. Воспоминания обступили ее со всех сторон, она отложила лоскутки в сторону, подошла к окну и задумалась. Дорога, мягко петляя между камнями, убегала в Уорениг, куда неудержимо рвалось ее сердце. Сарра чувствовала, что теряет остатки воли. Конечно, обратно ей дороги не будет, но она должна увидеть Пола Хартли… А там будь что будет.

Вечер действительно оказался приятным, только нет-нет да и всплывала мысль о том, что обратно в Гроули-холл ей вернуться невозможно. Пол всячески раздувал в ней страхи и опасения, пока Сарра не перепугалась всерьез, и тогда Полу не составило труда уговорить ее остаться у него жить.

До поры до времени все шло хорошо – пока не иссякли Саррины сбережения, после чего Пол решил, что неплохо было бы обсудить одно дельце. «Дельце» закончилось вызовом в полицию, а затем власти почему-то стали всерьез интересоваться личностью Пола Хартли и они с Саррой вынуждены были удрать в Ирландию, где девушке сразу же пришлось «изыскивать средства к жизни», как любил выражаться ее возлюбленный.

Когда шум улегся, и полиция позабыла о Хартли, они снова вернулись в Англию и поселились в соседнем городке.

Долгими вечерами Сарра сидела одна, поджидая Пола. Он возвращался расстроенный, злой. Быстро вспыхивала ссора. Может быть, опасаясь вмешательства других жильцов, Пол никогда всерьез ее не бил, сдерживался. А однажды он просто схватил ее за руку, стащил вниз по лестнице и вытолкал за дверь.

Сарра постояла несколько минут в надежде, что Пол, быть может, смягчится. Но тот не возвращался, и она, выбравшись к задворкам, побрела по направлению к железнодорожной станции. В холодном пронзительном свете нарождающегося утра город представился Сарре огромной тюрьмой.

Она присела у какой-то колонны напротив станции.

В своем черном видавшем виды платье, уронив руки на колени, она выглядела старухой, и столько печали и безысходности было в ее позе, что кто-то из ранних горожан на бегу бросил ей шиллинг, упавший в подол и скользнувший в складки.

– Благодарю, сэр, – машинально пробормотала она, не поднимая головы.

Такой беспросветный мрак царил в душе этой девушки, что она не поняла, как оказалась на другом конце города, на мосту через узкую речушку. Бремя жизни стало непосильным. Сарра была полумертва от горя, а воля – давно утрачена.

Пол выгнал ее, сказав, что знать больше не желает. Но ведь это потому, что ему в последнее время очень не везло. Он сам не понимал, что делает, – так оправдывала Сарра поступок Пола в своих раздумьях. Редкие деревья тихо шелестели листвой в лучах разгоравшейся зари.

Сарра сошла с моста и присела на скамью на набережной. Фонари гасли один за другим, и синяя вода в реке становилась черной.

Час проходил за часом, а в голове у нее крутилась все та же неотвязная мысль…

Ее разбудил полицейский.

Она встала и побрела куда-то, твердо решив, что к Полу вернется, надо только достать денег. А для этого необходимо найти работу, что без рекомендации весьма непросто.

Мимо сновали женщины с корзинами в руках: они возвращались с рынка… «Сохраняют ли чувства их мужья, или встречают дома пинками и ударами?» – думала Сарра. Ее за самую ничтожную провинность Пол награждал оплеухами, а ведь она всегда старалась выбрать для него кусочек бекона получше. Ее ли это вина, если она нигде не может раздобыть денег? Почему он так безжалостен к ней? Разве найдется на свете женщина, которая полюбила бы его крепче, чем она?..

Сарра появилась в Гроули-холле так же неожиданно, как и исчезла четыре месяца тому назад. Речь о работе не шла, а просто девушка прижилась на кухне, старательно избегая мистера Стоуна. Она делала все, что требуется, за еду и крышу над головой.

А однажды под вечер в буфетную заглянул Чарльз, и оглядев сидевших там женщин, обратился к кухарке.

– Вас там спрашивают, мисс Лонг. Почтенная дама поспешила за ним.

Через несколько минут она вернулась, поджав губы и сложив руки на животе.

Следом вошли двое полицейских. Сарра испуганно вскрикнула.

– Вы Сарра Тикет? – спросил полицейский, вошедший первым.

– Я…

– Вы обвиняетесь в ограблении миссис Белдон, проживающей на Йоркшир-роуд, тринадцать, в Леннинге.

– И вы так вот поведете меня в Леннинг?

– Можете ехать на чем угодно, если согласны заплатить, – отвечал полицейский.

– Я поеду с тобой, – поднялась Рита.

Но мисс Лонг дернула ее за рукав:

– Зачем ты поедешь? Какой от этого прок?

Магистрат, как и следовало ожидать, направил дело в суд, и пока шло разбирательство, Сарру по требованию истицы, содержали под стражей.

Рита несколько раз ездила в Леннинг на свидание к подруге. Поначалу появилась кое-какая надежда, что доказать виновность Сарры не представится возможным, но в ходе дела возникли новые улики ее причастности к исчезновению блюда из дома миссис Белдон, и речь велась лишь о смягчении приговора.

На одном из свиданий, Сарра была немного разговорчивее, чем обычно.

– Я-то думала, ты с ним больше не встречалась. Ты же нам обещала… – укоризненно понизив голос, выговаривала Рита подруге.

– Я не виновата… Случайно получилось. Я как-то раз шла из церкви с Горди – это старая служанка мисс Белдон, а он подошел и заговорил.

– И что же он сказал?

– Ну, сказал: «Как поживаешь?.. Какая неожиданная встреча».

– А ты что ответила?

– А я сказала: «Я тебя знать не желаю». Горди пошла вперед. А он стал просить у меня прощения, сказал, что очень ему тогда не везло, оттого все так и вышло.

– И ты ему поверила?

– Да что говорить, конечно, глупо с моей стороны. Но ничего я не могу с собой поделать. Ты вот любила кого-нибудь без памяти?
И, не дожидаясь ответа, Сарра продолжала свои излияния. Она в тот раз сказала Полу, чтобы он оставил ее в покое. Но ей показалось, он сожалеет о том, что натворил.

– Я была очень несчастна, когда жила с Полом, – сказала Сарра. – Частенько нам совсем нечего было есть, но без него мне стало еще хуже. Я знаю, Рита, ты будешь смеяться надо мной, но разлука с ним разбила мое сердце… Я не могу жить без Пола. Ради него я готова на все.

– Он этого совсем не заслуживает.

– Пусть так, все равно. Ты не знаешь, что такое любовь. Если с женщиной такого не было, чтобы она любила, а ее нет, – она не поймет.

Сарра с таким пылом предавалась воспоминаниям, что у Риты не хватило духа прервать ее. Она узнала, что Пол пронюхал о новом месте работы и выследил Сарру. Конечно, сама Сарра описывала это по-другому, но со стороны глядя, события выстраивались именно так.

– Поначалу мы с ним даже ладили, – рассказывала разрумянившаяся Сарра, – да потом его начала беспокоить полиция, и нам ничего не оставалось делать, как бежать в Ирландию. Там нам совсем худо пришлось и у меня не осталось выхода – пошла на панель.

– Это он тебя заставил? – с угрозой спросила Рита.

– Не подыхать же ему с голоду, как ты считаешь?

Подруги молча посмотрели друг другу в глаза. Затем Сарра продолжила рассказ:

– Я вижу: Пол хотел бы жить честным трудом по совести, да только здесь ее нет. Таким как он всегда нелегко приходится. Пробовал работать, но как-то не получилось, а какие у него дела теперь, я даже не знаю, только, надо полагать, хорошего мало. Тогда мы повздорили, помнишь я рассказывала, и он выкинул меня во двор. Сказал, что видеть больше моей мерзкой хари не желает. А ведь я не страшилище. Ну, да что об этом толковать, прежнего не воротишь, я уж на себе крест поставила. Чтобы со мной ни случилось, мне на все наплевать.

– Не падай духом, подружка, – Рита пыталась как-то ободрить несчастную запутавшуюся Сарру. – Мы попытаемся как-то тебе помочь.

– Ничем вы не можете помочь. Теперь мне крышка.

– Это почему же? – сказала Сарра. – Мне пока что известно, что ты отдала этой скотине, Полу Хартли, блюдо, и он его заложил.

– А больше нечего и рассказать. Он хотел покончить со всем этим… Я ни в чем его не виню. Он сказал: помоги мне не упустить этот шанс, я начну правильную жизнь, и мы тут же поженимся.

– Так значит он сказал? И, небось, сказал еще, что у тебя будет собственный дом? Каков прохвост?! Нет, он, видно, заслуживает всего, что про него говорят… И ты ему поверила?

– Не то, чтобы я ему поверила, а просто не смогла совладать с собой. Он со мной делает, что хочет, а я противостоять его желанию не могу. Сама не понимаю, как это получается… Как я взяла это треклятое блюдо? Видно, не понимала, что делала. Ну, точно во сне… А теперь пойду за решетку…

Полиция потратила несколько дней, чтобы разыскать Пола Хартли. Однако время было потрачено впустую. Никаких закладных документов, ни лавки, куда, по словам Сарры, Пол отнес блюдо, обнаружить не удалось. Кроме того, всплыло одно обстоятельство: Сарра нанялась на работу к мисс Белдон по подложной рекомендации.

– Полтора года. Суровый приговор, черт побери, для первой судимости, – сказал Чарльз, обсуждая решение суда в буфетной Гроули-холла.

Рита вздрогнула. Она рассеянно поглядела на мистера Чарльза, окинула взглядом комнату. Все притихли, ошеломленные известием.

– Выше голову, друзья! – тряхнув головой, сказал мистер Уорсли. – Полтора года… Это, конечно, не шутка, но жизнь-то еще впереди. Сарра выдержит, она молодая и крепкая. А когда она выйдет из тюрьмы, мы поглядим, что можно для нее сделать.

Эти трезвые слова как-то сразу сняли напряжение со слуг, тяжело переживающих последние события. Но мистер Уорсли оказался прав. Сарра вернулась, только ее веселый нрав и юная беспечность уже не вернулись никогда.

Сверкая лакированными боками, в которых отражались окрестные ухоженные поля, на главную аллею, ведущую к Гроули-холлу, въехал черный «Паккард». Прошуршав по гравийной дорожке, машина остановилась у подъезда. Задняя дверца отворилась и, почти не пригибаясь – такой просторный дверной проем был в автомобиле, – вышел высокий джентльмен лет тридцати в светлом свободном пальто. Шофер подскочил с небольшим кейсом, в котором лежали документы, необходимые на предстоящей конференции.

– Благодарю, Браун, – сказал прибывший и невольно залюбовался великолепием дома лорда Гроули.

Джек Льюис провел в Англии самые лучшие свои годы. Он здесь учился, встретил свою любовь и связан был с этой удивительной страной многими узами. Он немало повидал старинных усадеб высшей аристократии. Но такого великолепия, каким представился ему Гроули-холл, он не видел никогда. Все было тщательно подметено, начищено и ухожено. Ровный ежик газона, казалось, мог соперничать по плотности с джутовыми матами, а вымытые высокие окна глядели ясными глазами ребенка. Джек запрокинул голову, разглядывая фасад, и заметил на фронтоне каменного орла с волнующимся на ветру английским флагом. Торжественность обстановки целиком захватила впечатлительного янки. Зная, что впереди его ждет нелегкая борьба, Джек поспешил внутрь этого старинного дома.

Лорд Гроули готовился к конференции тщательно. Задолго до назначенного дня он отобрал в своей библиотеке нужные книги по истории Германии и всей Европы. Кое-чего не нашлось среди тысяч томов его роскошного книжного собрания и это кое-что пришлось заказать в библиотеке конгресса. Сэр Джеймс, стоя на узенькой стремянке, листал томик Роберта Оуэна, когда в комнату вошел Стоун:

– Прошу прощения, милорд…

– А, Стоун? Как идут дела?

– Все хорошо, милорд, все хорошо. Прибыл мистер Льюис, американский джентльмен. Только что.

– Но ведь он должен был явиться завтра? Что нам с ним теперь делать?

– Мы поселили его наверху, сэр Джеймс. Не беспокойтесь, в вашем доме есть возможность сделать так, чтобы люди до поры до времени не встретились.

– Отлично, Стоун, я полагаюсь на вас.

Питер поклонился и направился к выходу. Одно дело предложить какое-то решение, и совсем другое – воплотить его в жизнь. У дворецкого были свои проблемы, но лорд опять окликнул его:

– Да, Стоун!

– Слушаю, милорд, – Питер вернулся на прежнее место и ожидал, когда сэр Джеймс спустится и подойдет поближе.

– У меня затруднение… – лорд Гроули неохотно заложил книжным ножом заинтересовавшую его страницу и обернулся к Питеру.

– Понимаете, Стоун, мой крестник, мистер Хадсон, объявил, что собирается жениться…

– Я поздравляю вас, ваше лордство.

– Вы знаете, я чувствую за него ответственность.
– Я поздравляю вас, ваше лордство.

– Вы знаете, я чувствую за него ответственность.

Его отец был моим ближайшим другом. Вы можете не знать этого, но мы с ним вместе воевали в шестнадцатом году недалеко от границы Бельгии. Я командовал саперным взводом после ускоренных курсов при высшей офицерской школе. Что за офицеры мы были – этого не передать. Многого мы просто не знали, а кое-чего не знали даже те, кто нас готовил. Билл Хадсон, отец Филиппа Хадсона, командовал взводом в фройширском полку, бойцов которого мы сменяли время от времени. Это был честный и храбрый командир. Мы познакомились еще в Англии, на сборном пункте перед отправкой из Фолкстона. Нас вместе с 33-й дивизией и 118-й бригадой транспортом отправили через Ла-Манш. Какие доблестные сыновья Англии выступили тогда в поход: Лейсделский полк, Мидлсекский, Бедфордский, Ноттингемский…

То, что нас ждало на материке, никто и в страшном сне не мог бы себе представить. Но Билл Хадсон никого не подвел и не отступил. Не было у него титулов, не было завидной генеалогии, но патриот он был настоящий!

Три взвода саперов под командованием Гроули, Хьюма и Хадсона – должны были проложить новый ход сообщения от прежней передовой к теперешней линии аванпоста: ее образовали воронки снарядов, кое-как соединенные между собой наскоро отрытыми окопами. Хадсон со своими заступили вчера и теперь два оставшихся взвода должны были закончить работу. Поблуждав в сумерках короткого декабрьского дня, оба взвода добрались до подножия высоты 94. Вокруг с треском рвалась шрапнель. Стреляли сразу несколько батарей и десять-двенадцать снарядов взрывались одновременно. Хьюм шел впереди. Вдруг он остановился и потянул носом воздух:

– Здесь как-то странно пахнет, сэр, – обратился он к Гроули, подошедшему с первыми шеренгами своего взвода. – Как будто ананасами или грушами.

– Да, похоже, – Джеймс Гроули принюхался. Тут сразу несколько разрывов грохнуло неподалеку, и запах стал сильнее. – О, черт! Да это слезоточивый газ! – воскликнул Гроули. Им на занятиях как-то давали понюхать предполагаемые химические боеприпасы, состоявшие на вооружении Германии в то время. – Передай по цепочке: «Надеть маски!»

Люди остановились, натягивая противогазы, потом медленно, спотыкаясь, двинулись дальше. В окопе и без того было тесно, а в маске совсем ничего не было видно, – стекла сразу запотели.

– Так мы и к утру не дотащимся, сэр, – обратился к Гроули сержант Кэри. – Газ слепит, так ведь и в маске ничего не видно. Лучше я ее сниму и пойду разведаю, что там впереди.

Бойцы с трудом двигались, еле вытаскивая ноги из вязкой грязи окопа. Многие сняли противогазы, и слезы ручьями лились по их щекам. Они утирали их платками, словно плакальщики на похоронах.

– А вдруг они заодно лупят и отравляющими? – предположил Хьюм. – За этой грушевой вонью ничего не разобрать – прямо как на конфетной фабрике!

Через десять минут вышли к большой воронке. Здесь на вершине холма ветер разогнал газ и глазам стало полегче.

– Тут сплошь немецкие окопы, – прошептал Хьюм. – Смотрите, какие глубокие. И надписи всюду немецкие. По-моему мы залезли к бошам.

Окопы были необычайно глубоки и темны. Они освещались лишь, когда в небе вспыхивала ракета, или близкий разрыв на мгновение выхватывал из тьмы ровные стены поперечных ходов.

– Ох, черт! – выругался Хьюм. – Мы брели к этим проклятым окопам почти три часа.

Гроули схватил его за руки:

– Смотрите!

По окопу к ним двигались какие-то тени, едва различимые на фоне неба. Темнота, формы касок не было видно. Кто это?

– Окликните их, – шепнул Гроули. Хьюм вскинул ружье.

– Стой! Кто идет!

– Фронтширцы, – отозвался усталый голос.

– Спросите, какая рота, – подсказал Гроули.

– Какая рота?

– Все четыре – что осталось.

Они подошли уже так близко, что можно было разглядеть английскую форму. Гроули по цепочке приказал своим податься влево и пропустить фронтширцев. Те еле шли, спотыкаясь и бранясь.

– Мы держались, покуда нас почти всех не перебили, сэр, – сказал кто-то из них Гроули, словно извиняясь.

– Бедфордцев всех перебили, сэр, ну, мы и попали под фланговый огонь, – прибавил другой. – У нас только один офицер остался, тяжело ранен.

Мимо саперов, надсадно дыша и едва переставляя ноги, прошло человек пятьдесят – все, кто уцелел от разгромленного батальона. Последние четверо несли носилки, на которых лежал Билл Хадсон. Джеймс Гроули остановил процессию и наклонился над бледным, заострившимся лицом друга.

– Билл, куда ты ранен? Что с тобой?

Хадсон не имел сил говорить. Он приоткрыл глаза, прищурился от света фонаря и, слабо застонав, положил правую руку на нагрудный карман френча. Рука тотчас же сползла вниз. Гроули расстегнул карман и взял документы и бумажник Билла. Там, среди корешков и обложек, была фотография сына Хадсона – Фила. Джеймс знал, что Билл давно уже в разводе, но сына вернул совсем недавно, перед самой войной, и любил самозабвенно.

Санитары с носилками, спотыкаясь на кочках и рытвинах, побрели дальше, в тыл. Это была последняя встреча Джеймса Гроули и Билла Хадсона.

Три дня спустя лейтенант Гроули отвел семнадцать солдат своего взвода в разрушенный поселок, на старые квартиры. Наступление на этом участке фронта провалилось.

Сэр Джеймс потрепал холку подошедшей собаки, всегда присутствовавшей в библиотеке, когда лорд работал с книгами, и продолжил беседу со Стоуном:

– Когда я вернулся в Англию, Фил вместе с матерью и сестрами жил в Ирландии. Мать была оттуда родом и после разрыва с Билли Хадсоном увезла детей с собой. Мой адвокат потрудился немало, чтобы Фил смог получить хорошее образование уже здесь, под моим патронатом. Конечно, я несу за него ответственность, ведь я, в некотором смысле, заменил мальчику отца. Я назначил его своим секретарем на время конференции, и пока он работает великолепно, помогает мне в подготовке. Ведь он журналист и обладает хорошим ясным слогом.

– Конечно, сэр, – Стоун поклонился.

– Стоун… – лорд Гроули сделал неопределенный жест, как бы пытаясь что-то остановить. – То, что я вам скажу, – необычная просьба…

– Я буду рад, если смогу быть полезен хоть как-то, милорд.

– Понимаете, Стоун, я никак не могу отделаться от этой мысли… – сэр Джеймс опять сделал неопределенное движение и рука его легла на голову собаки. Такое неожиданное завершение жеста, похоже, помогло ему. – Полагаю, вы знаете жизнь?

– Ну-у… – Питер все еще не понимая, какие именно знания жизни интересуют его лордство.

– Я имею в виду то, что происходит между птицами, пчелками… Вы знакомы с этим, Стоун?

– Я боюсь, что не все понимаю, сэр…

– Ну, хорошо. Я выложу карты на стол, Стоун. Я очень занят с этой конференцией. Вы, конечно, тоже заняты, но кто-то же ему должен объяснить, рассказать Филу о законах бытия.

– Сэр, скорее всего я не очень подхожу для столь ответственной и деликатной роли.

– Пустяки, вы не будете стеснительно себя чувствовать… Я хотел бы поговорить с ним до дня его свадьбы, и вам это сделать легче, согласитесь. Разумеется, эта просьба выходит за рамки вашего профессионального долга, Стоун…

– Милорд, я сделаю все, что смогу, – Питер помрачнел от такого поручения. Как он будет объяснять Хадсону азы интимной жизни, если сам об этих азах знает понаслышке?

– Я буду вам благодарен даже за попытку, Стоун. Не следует долго танцевать и петь, словом, устраивать оперетку, выложите просто факты на стол – и все!

Питер коротко кивнул и вышел. Это поручение не могло его не озадачить, но раз он не нашел в себе силы отказаться, то надо выполнять. И поскольку приятного в этом для него было мало, Питер решил немедленно выполнить возложенное на него дело, и пошел искать Филиппа Хадсона.

Лиззи Коллис была совсем еще молоденькая девушка, лет восемнадцати. Невысокая, крепенькая, с короткими сильными руками. Волосы русые, довольно заурядного оттенка, не привлекавшие к себе внимания, шея пухлая, нос чуть толстоват, но с красивыми ноздрями. Светло-серые, оттененные темными ресницами глаза казались совсем прозрачными. Несколько угрюмое обычно выражение лица легко преображалось от яркой задорной улыбки. Девушка стояла на привокзальной площади Уорсинга, смотрела на начинавшуюся от железнодорожной станции улицу и думала, случись ей работать в одном из этих домов – она бы знала что делать. Ей это было знакомо. Но жизнь в усадьбе, куда она направлялась, казалась ей волшебной сказкой, и ей не верилось, что она сумеет выполнять все, что там от нее может понадобиться. Лиззи подхватила узелок и решительно зашагала по улице, ведущей в Гроули-холл. Сначала будет небольшая рощица, а за ней – ворота и сторожка, усадьбы никак не минуешь – так наставлял Лиззи носильщик несколько минут назад.

За железнодорожным полотном над белеными изгородями розовели цветущие яблони, по холмам раскинулись огороды. Дальше, гряда за грядой, поднимались холмы. Вершину ближайшего из них опоясывали деревья – это и был Гроули-холл. «Там будет дворецкий, и лакей, и мальчик на побегушках, – думала Лиззи о мужском населении имения, – это еще ладно. Но как они к ней отнесутся? А старая горничная и молодая горничная, экономка? Возможно, они все уже побывали в заморских странах вместе с господами. А ей довелось только слышать об иных землях: о Франции и Германии. Наверное, ее спросят, где она служила и, узнав правду, выгонят ее в тот же час. А денег на обратную дорогу у нее нет. Да и чем оправдаться перед леди Илнин, раздобывшей для нее место судомойки в Гроули-холле? Возвращаться никак нельзя.

Она слышала, что горничные в таких богатых домах, как Гроули-холл, переодеваются два раза в день, а по воскресеньям прогуливаются в шелковых накидках и самых модных шляпках. Что все они подумают, когда к ним явится такая замарашка, как она? Сердце у нее упало, и тяжелый вздох вырвался из груди.

За высокими изгородями по обеим сторонам прямой, как стрела, дороги, на зеленых лужайках, в густой тени деревьев паслись чистые ухоженные овцы. Шум городка затихал вдали. Впереди Лиззи увидела два дома – один из серого камня, другой – красный кирпичный с увитым плющом фронтоном. Обратившись к прохожему, она узнала, что серое здание – это дом священника, а красный домик – сторожка Гроули-холла. Если это сторожка, то какой же дом?

Ярдов через двести дорога разветвлялась, огибая небольшую группу деревьев, образующих ромб. На открытых местах солнце сильно припекало, но в тени деревьев воздух был свеж. За деревьями высились белые ворота, а за воротами – широкая подъездная аллея.

Девушка еще никогда не видела такого великолепия и остановилась, переполненная восхищением и трепетом. Ветви дубов, сплетаясь, образовывали над головой зеленый свод, и сквозь него проглядывали розовые облака. Нет, никогда ей не удержаться на работе в таком месте!

За поворотом аллеи она неожиданно оказалась лицом к лицу с молодым человеком, который курил трубку, прислонясь к ограде.

– Извините, сэр, как мне пройти к Гроули-холл?

– Прямо, мимо конюшен, обогнешь их, – он трубкой показал в какую сторону огибать, – и налево, – затем, разглядев коренастую, но складную фигурку и нежный румянец на щечках, незнакомец добавил: – А ты здорово навьючена. Давай помогу. Ты кто?

Они пошли по аллее, все больше забирая влево. Парень был высок, черноволос, с черными же бровями и глазами. Белоснежная рубашка и черная бабочка выдавали в нем лакея, но Лиззи еще не знала этого и очень удивилась, что столь хорошо одетый джентльмен взялся помогать нести ее узелок.

– Я Лиззи Коллис, только что приехала из Бартор-хилда.

– А, так ты наша новая судомойка? О! – обрадовался он неизвестно чему. – Меня зовут Чарльз, я помощник дворецкого, – бойко врал парень. – А с поварихой не заводись – мигом вылетишь отсюда.

– Место еще свободно? – растерялась Лиззи.

– Свободно, Джимми Сорти прогнали неделю назад. Стоило ему приложиться к стакану и обуздать его язык уже было невозможно.

– Он был у вас судомойкой? – оторопела девушка.

– Кто тебе это сказал? Он был егерем, да спился. Где-то вдали ударил колокол. Чарли сразу переменился в лице и, хлопнув себя по лбу, вскричал:

– Ах, ты, черт! Мы тут с тобой болтаем, а меня уже, наверное, обыскались, вышел покурить – и пропал. Влетит мне от мистера Стоуна! Шесть персон будут сегодня к обеду, а на кухне ни одной судомойки. Пошли.

И без дальнейших разговоров он ринулся по аллее, огибавшей конюшни. Аллея привела к просторному двору, в глубине которого стоял дом, а позади него – новые постройки из красного кирпича. Лиззи увидела двускатные кровли и лепные украшения над балконами.

За большими окнами кухни двигались слуги. Ворота за домом вели в парк и здесь, как и повсюду, каменные дубы сплетались над головой в шатер. Нетерпеливый стук в кухонное окно заставил Лиззи вздрогнуть.

Молодой лакей вспыхнул и, что-то буркнув, заспешил по своим делам.

– Небось, сам и задержал девочку, – сказала ему вслед миссис Лонг. – Шесть персон приглашены к обеду, а я целый день мыкаюсь тут без судомойки!

Две горничные в пестрых ситцевых платьях стояли и слушали.

– Мне бы переодеться, – нерешительно проговорила Лиззи.

– Эта хламида, что на тебе, хуже, думается, уже не станет. Ну, давай, давай, принимайся!
Горничные громко хихикнули и разошлись по своим делам. Жизнь Лиззи Коллис в Гроули-холле началась.

Мистер Стоун вышел в парк и, внимательно оглядывая подстриженные аллеи, пересекавшиеся под прямым углом с боковыми проходами, стал искать Филиппа Хадсона, который, по словам Чарльза, «пять минут, как вышел в сад». Чарли был неплохой парень, смышленый и старательный, но его речь и манеры требовали тщательной обработки. Обдумывая это обстоятельство, Питер заглянул за очередной поворот и носом к носу столкнулся с Филиппом Хадсоном. От неожиданности оба обменялись удивленными междометиями.

– О! Стоун! – пришел в себя Фил.

– Простите, сэр, – смешался Питер, – но я должен срочно кое-что передать вам, о чем меня просил лорд Гроули.

– Да, я вас слушаю.

– Если вы позволите, я перейду прямо к делу.

– Конечно, конечно.

Действительно, молодой человек внимательно ожидал, когда же Стоун «перейдет прямо к делу», а Питер все не находил нужных вступительных слов, приличных для такого «дела».

– Вы, может быть, сэр, заметили сегодня утром на пруду уток и гусей?

– Нет, не заметил, – пожал плечами Хадсон.

– Ну, может быть, видели другую птицу, живность, цветы, пчел… – мямлил Стоун, все больше погружаясь в трясину обсуждаемого вопроса.

– Нет, пчел не видел, – недоумевал Филипп, улыбаясь необычному поведению дворецкого.

– Очень жаль, потому что пчелы – самый лучший пример.

– Чего? – Хадсон, похоже, начинал догадываться, какую миссию возложил лорд Гроули на своего дворецкого.

– Сэр, что я пытаюсь сказать, – Питер даже взмок от необходимости формулировать такие сложные понятия. – Наступает весна, и мы будем свидетелями великолепных, глобальных изменений.

– Да, я уверен, – взгляд Филиппа заискрился. – Но меня это как-то не очень занимает. Намного больше меня беспокоит предстоящая конференция. Дюмон Дюври прибывает с минуты на минуту…

– Как, он уже здесь?

– Да, и в очень плохом расположении духа.

– В таком случае, сэр, прошу прощения, – Питер отступил на шаг и подумал, что такой поворот разговора всех устроит: беседу он провел, обещанное лорду выполнил, а приезд француза более важное дело, чем болтать с юнцом о проблемах размножения пчел.

– Мне необходимо найти его.

– Стоун, спасибо, что вы нашли время поговорить со мной, – расплылся в улыбке Фил. – Великие законы природы – это богатейшая кладовая для ученых бесед серьезных мужчин.

– Ну, что вы, сэр, я только хотел бы вам еще сказать следующее: вы великолепно выразились. Именно, законы природы. Но я подожду другой возможности поговорить.

– Отлично, – бодро ответил Фил, – я к вашим услугам, Стоун. Только я, признаться, больше люблю рыб.

– Рыбы, можно, рыбы. Я знаю о рыбах все, – Питер был одержим единственной идеей – поскорее закончить этот абсурдный диалог. – И пресноводные, и морские… Все живые существа будут иметь отношение к нашему разговору.

– Ну, что ж. В таком случае и месье Дюмон, потому что он наверняка очень живое существо. Он так ругался и стонал…

– Извините, сэр, я вас оставлю.

– Очень жаль, мы так мило беседовали, – рассмеялся Фил и развел руками.

Представитель Франции, месье Жескар Дюмон Дюври страдал глубоко и неподдельно. Его миссия на этой конференции, собственно, сводилась к поддержке курса Англии. Об этом давно было договорено на самом высоком уровне. Но существовал некий раздражитель, не позволявший французу расслабляться – это диктат США. Америка настаивала на более жесткой позиции по отношению к Германии, и это мнение нельзя было попросту игнорировать. А физические страдания ему доставляли тесные до безумия парадные туфли. Что с ними случилось – никто не понимал. То ли это вообще была не его обувь, а кого-то из домашних, то ли они ссохлись, эти проклятые лакированные штиблеты, но света белого ему было не видно. Едва ступив на пристань с трапа, Дюмон почувствовал, будто горячим железом охватило его ноги. В автомобиле он попросту сбросил орудия пытки, а теперь, обосновавшись в своей комнате в Гроули-холле, пытался как-то уменьшить нестерпимую боль.

Он откинулся в кресле и попробовал принять положение ног, при котором мучения были бы не столь острыми, но такого положения не было. И застонав, он решил освободиться от этих «тисков».

– Ну, помогите мне кто-нибудь, – жалобно попросил Дюмон.

Его челядь хлопотала вокруг, не умея облегчить страдания патрона. В это время подошел дворецкий лорда Гроули.

– Сэр, не мог бы я вам быть полезен?

– А, дворецкий? У меня дьявольски разболелись ноги, понимаете? Теплую воду и соль, пожалуйста, чтобы можно было сделать ванночку.

– Разумеется, сэр. Все это будет у вас, как только возможно быстро. Я очень рад с вами познакомиться, – добавил Питер по-французски.

– Я говорю по-английски, – страдальчески вознес глаза к нему француз, желая, видимо, чтобы Питер не тратил время на светскую болтовню.

– Да, сэр.

Раздался легкий стук в дверь и в комнату вошел Джек Льюис. Он с порога широко улыбнулся и, казалось, не заметив проблем Дюмона, обратился к нему по-французски:

– Добрый вечер, месье.

– Добрый вечер, – отвечал француз, понимая, что этот энергичный янки не дает ему покоя на протяжении всего пребывания в Англии. – Я говорю по-английски.

– Я рад с вами познакомиться. Я бы хотел, мистер Дюмон, поговорить с вами наедине до начала конференции.

– Конечно…

– И как можно быстрее. Надо максимально сблизить наши точки зрения.

– Конечно, мистер Льюис. Но у меня мозоли разыгрались… Боже мой, на какой дурацкой экскурсии, я был сегодня в Лондоне. Несколько часов пытки: ходишь и ходишь, ходишь и ходишь! Кромешный ад, доложу я вам. Тем более, что я уже бывал в Тауэре…

– Я приехал пораньше, – перебил его Льюис, – и выяснил, что все идет не в том направлении, которое бы вы одобрили.

– Туфли, будьте любезны, – обреченно обратился к лакеям Дюмон.

Кавалькада машин немецкой делегации по-хозяйски въехала на главную аллею Гроули-холла. Вторым шел «Маибах» фрау фон Мюльц, по-бычьи насупившись, таращился лупоглазыми фарами. Вся колонна одновременно въехала на площадку перед домом, сломала строй и из всех автомобилей стали выходить очень похожие друг на друга моложавые мужчины в одинаковых костюмах и черных пальто. Несколько сопровождающих лиц бросились к машине фрау фон Мюльц, чтобы помочь выйти руководителю делегации. Эльза была в плохом настроении. С детства она не переносила морских путешествий. Даже на спокойном озере, где ее родители отдыхали с ней еще маленькой девочкой и решили покатать ребенка на катере, Эльза испытала такое жестокое укачивание, что само название озера Плауэрзес стало для нее символом морской болезни. Все сегодня раздражало фрау Эльзу: и неспешные экскурсии по Лондону, входившие в протокол пребывания, и худосочная британская кухня, кроме брезгливости ничего не вызывающая, и чопорность тупоголовых хозяев, которых давно уже пора как следует проучить, да только час еще не пробил. А шаркуны-французы! Что они возомнили о себе? Кто будет всерьез считаться с этим слюнявым народом?
Эльза резко вышла из машины и, бросив все бумаги и багаж на помощников, быстрым шагом направилась в дом.

Позади захлопали дверцы отгоняемых автомобилей, послышались гортанные резкие команды распорядителей немецкой делегации. Своей многочисленностью и напором немцы сразу завоевали центральное место в предстоящей конференции. Даже среди слуг разговоры шли, в основном, о их привычках и нравах. Горничная Сарра Тикет жаловалась, что фрау Эльза с прислугой говорит непочтительно и исключительно по-немецки и в интонациях сквозят ненависть и презрение.

– Как я могу ее обслужить, если не понимаю, чего она хочет? – возмущалась Сарра в лакейской, где было в эти дни тесно, как на Принстонском вокзале по прибытии поезда из Лондона.

Население Гроули-холла резко возросло и в бесконечных коридорах стало тесновато. Большое умение требовалось, чтобы пронести блюдо с фужерами или едой. Прислуга была напряжена и издергана.

Эмили Кинг