Письмо

Я пишу наверху, в мезонине.
Весь квартал за окном на виду.
С капитала, который в помине,
то ли сдачу беру, то ли мзду.

Каждый день в это лето погожий,
каждый день голубы небеса.
Сам любуюсь, а думаю: может,
я твои вспоминаю глаза.

Ты проснулась и кормишь ребенка,
напевая вполголоса в лад.
Солнце, тоже от века внаклонку,
довершает собою обряд.

Может, это не так, я не знаю.
Я хочу, чтобы все было так.
Ты не ангел была, не святая,
ну, а я и сегодня простак.

Стало быть, поделом и осталось
мне придумывать да вспоминать.
Как помазанье, разума малость -
человека с природой венчать.

Прибедняюсь, ты скажешь? Теперь тот
баснословный любовный словарь
умещается в тонком конверте.
Больше нет ничего, как ни шарь,

как ни жаль. Преимущество писем
заключается в том, что я вновь,
как и до, от тебя независим:
тем отчётливей стала любовь

и честней, что предмет ее дальше,
что она в самом деле чиста.
Только это спасает от фальши
и молитву, и речь без креста.

Я тебя не терял, а, по сути,
просто не удержал - так зачти
это в счёт мне, и счастливы будьте.
Мне и прошлого хватит почти.

Что не стал я твоим благоверным,
нам обоим не надо жалеть.
Не последний я был и не первый:
преходящий. Сегодня и впредь.

Остаётся лишь память. На завтра
лишь она плодоносит. Тебе
вспоминать меня, как динозавра,
мне - дудеть в стеклотару т.д.

и т.п., хоть за ради затравки,
пионерскому горну под стать.
Стань Морозов Корчагиным Павкой
так и так под венцом не бывать.


     2000