Сидни Ланье - Болота Глинна

Четвёртое, завершающее стихотворение из сборника "Гимны болот" (The hymns of the marshes).

Мрак живых дубов, красиво сотканных, переплетённых
С затейливыми оттенками лоз, мириадами разветвлёнными
По развилкам карабкаются разноцветных ветвей, -
Изумрудным сумеркам,
Девичьим застенчивым огням.
Сотканные из листьев, чтоб привлечь шёпот клятв,
Когда робко пары прогуливаются по зелёным канонадам,
По сумрачным милым лесам, тёмным дорогим лесам,
По райским лесам и полянам,
Что тянутся к сияющему прибрежному песчаному пляжу внутри
По широким морским болотам Глинна; —

Прекрасный мрак, мягкие сумерки костра после полудня, -
Уединенье дикого леса, чуланы одинокого желанья,
Комната за комнатой, между ними из листьев занавеси, -
Кельи для страстного наслаждения молитвой в душе скорбящей,
Чистые от ощущения прохождения святых по лесу,
Прохладные для послушного зла с добром взвешивания; -

О, сплетённые сумерки дуба и сотканные тени лозы виноградной,
Пока полуденное солнце весь июньский день ярко сияло
Я держал тебя в сердце своём, ты в своём меня крепко держала;
Но теперь, когда полдень ушёл, адриотис обрел покой.
А Солнце уж ждёт у массивных Запада ворот.
И косой жёлтый луч, тот, что падал на лесной путь казался
Мне тропинкою в рай, ведущей из мира сна, -
Да, теперь, душой дуба душа моя весь день упивалась
И спокойно мне на сердце от людей, томительного звука удара
О времени косе, мастерке ремесла мало, что мне известно,
Я знаю, что знаю. Вера господствует над сомненьями,
И до величественного внутреннего компаса дух мой вырос,
Длина, широта и размах болот Глинна.  —
Не внушат страха мне, подобно страху тому, что внушали мне тогда.
Когда усталость - длина, а болезненная горечь, как ширина.
И когда ужас, тоскливая, неизвестная боль нахлынули
На меня с безжалостных миль равнины, -
О, теперь, не испытывая страха, столкнуться готов,
С милым необъятным обликом космоса.
Влечет, влечет меня к опушке леса,
Туда, где берег серый тянется, мерцает полосой рассвета,
На метра полтора
Где лесная темнота:
Но:
Приветливый дуб, низко склоняющийся, живой, —
Так, с благосклонностью твоей – мягко, рукой почтИтельной,
(Не касаясь слегка твой личности, земли Владыка!)
Отклоняя твою красоту, я делаю шаг и встаю
На утрамбованный песок,
Свободный,
В мире болот, что граничит с миром, где обитает море.
К югу вьётся, к северу вьётся мерцающая полоса
Пляжа песчаного прикрепляет кромку болота к суши краям.
Внутрь, наружу, к северу, югу, тянутся, изгибаются к берегу линии
Словно расшитое серебром одеяния, что облегает
Упругие, прелестные девичьи ноги, следует за ними.
Исчезая, сворачивая, снова и снова появляясь в поле зрения,
Песчаный пляж плавно переходит в тусклую серую полосу света.
А что, если позади меня, на западе, высится стена леса?
Мир лежит на востоке: как обширны болота, море и небо!
Лига за лигой болотная трава, высотой по пояс, широкая в стебле,
Зелёная и во весь рост, без единого пятнышка света или тени,
Неторопливо простирается по приятной равнине,
До предельной синевы майна.
Что таится вне болот и конечного моря
Моя душа каким-то образом будто стала свободной.
От невзгод судьбы, печальных рассуждений о грехе,
Благодаря размаху болот Глинна, его длине и широте.
Вы, болота, привыкли ничего не скрывать, искренние, простые, свободные
О себе возвещаете небу, себя предлагаете морю!
Терпеливые растения, что терпят море, дожди и солнце,
Вы, как одержавший победу, вездесущий католик.
В знании Бог, в бесконечной боли добро,
Зрение есть в слепоте, чистоту таит пятно.
Как тайно строит курица гнездо на водянистом дерне
Наблюдай, как строю я гнездо на величии Бога.
Подобно ей, я полечу в величии Бога:
В пространстве между болотом и небом, в свободе:
Как в дернину болотная трава хватается корнями
Я также ухвачусь за величие Бога.
О, величие Бога подобно внутри величию
Ряд болот, либеральные болота Глинна.
И море становится большим, как болото, глядите, из изобилия его море
Разливается быстро, не далеко время половодья:
Посмотрите, как благодать моря распространяется
Круг за кругом по запутанным каналам,
Что текут,
Везде,
Повсюду.
Пока воды его не затопят, самые дальние ручьи и низколежащие тропинки
И миллионами вен болото не расширится,
Что словно розовыми и серебристыми эссенциями переливаются
В розово-серебряном вечернем сиянии.
Прощай, Светило, господин мой!
Переполняются ручьи, бегут тысячи ручейков
Между дёрна корнями; болотной травы стебли шевелятся;
Доносится торопливых звук крыльев, что, жужжа, на запад летят;
Проходит, замирает всё; перестают течения течь,
И море, и болото становятся одним целым.

Как же равнины вод тИхи!
В восхищении прилив
Прилив, предел нашедший свой.
Наступила ночь.

Из Просторов Господних сна воды теперь
Хлынут нА души людей,
Но кто же откроет нашему сознанию
Формы, плывущие, ползающие там,
Под водами сна?
И хотел бы я знать, что плавает внизу, в начале прилива,
О длине, ширине чудесных болот Глинна.