Сидни Ланье - Утренняя заря

Первое стихотворение из сборника "Гимны болот" (Hymns of the marshes)

Спя, я жаждал общения с ними, я жаждал
Дуба живого, болота, море бескрайнего.
Зеленые листья мне покоя во сне не давали;
Мне дыханье болота о просторе бескрайнем напоминало,
Дрейфовал среди волн, и с морской свободою дикой,
Путь я искал сквозь листья, сквозь листья,
И вот подошел к сна вратам.
Теперь в подземелье, во тьме мысли мои
В Замке пленников, том, что Город Сна таит,
Поднялись, по двое, по трое, туда собираясь:
И сна врата задрожали
Как девичьи губы на вопрос отвечают согласьем,
Потрясенные счастьем:
Раскрыты настежь сна врата.

Путь проделал, пришёл, дорогие! Мне силы хватило:
До рассвета пришёл, дорогие, живые дубЫ, чтоб скрыться
В евангельских сумерках, - подобно
Влюблённому нА небе, болото, о болото моё, море, о моё море.

Скажи же мне деревце, с толстой корой, как кожа.
Известно ль, что руки тебя обнимают мои,
Откуда берутся те слёзы, что текут к ногам твоим?
Что исходят они не из разума, а нелогичных глубин.
И они не для плача нужны.
И какая в приветствии связь
Меж деревьями прекрасными, милыми и дождём из глаз?

О хитрые листья, кудесники, не прочь вы сверкать,
Тенями святящимися всю непроглядную тьму вытеснять,
По задумке, узорами смутную черноту ночи,
Итак,
(Если б только мог знать, если б только мог знать,).
Как вопросом своим даёте знак о вопросах бытья человека, —
Так и молчаньем своим украшаете молчанье человека
Но призывать просвещать о чём-то мёртвых - под запретом,
Под запретом, —
Итак, ты заставил меня
В ту самую ночь замыслам нашего познанья, да ты научил меня,
Так,
Что, известно нам больше, чем, как мы считаем, могли бы знать.

Вы лепечите, шепчите, в буре поёте,
Вы, совести, под масками о вере бормочете,
Вы служители, страстью живущие, она вами движет.
Дружеские, сёстринские, милые листья.
О, меня из мест мрачных, чем живу я, спасли вы,
Мудростью, что вы из меня извлекали, меня не щадили.
Сладкую дрожь улови во всей сладости,
Что больше советует, а не помогает, напомни мне
Тот запах леса, но дыханье принесло в тот миг,
С небесного берега смерти, реки —
Научи меня правилам молчания, — проповедуй мне
Страсть терпения — улови - обвиняй меня, —
И там, о там
И пока ты висишь с поднятыми в воздух ладонями мириадами,
Помолись мне молитв мириадами.

Это ты - моя сплетница-сова,
Что сидела на низко свисающих листьев ветвях,
Но зашевелилась, когда к пляжу шёл?
Лес безмолвный, этот крик птичий, твой?

*****
Преподобный Марш, над морем склонились вы,
Химик старый, алхимией увлечены
Вы очищали тишину, и вот,
Ради чего умереть отцу-веку было суждено.
Растворитель, что не оставит от материи следа, хотя
И осознал, все ради тишины, что есть в этом мгновении.
Пространство видишь во всей величине её,
Это касается всего: людей, материи, сомнения, позора,
Смерти, любви, греха, здравомыслия.
Должно быть, в том безмолвии заключено решение.
Всё ясно! Кристальное ничто, кто б рассмотрел?
От самой черной ночи ожидаем ярче новости.
И всё же преследует лучшее, что есть в тишине,
По полям обширным, о, служитель.
О, если напоследок, душа запросит воли,
Пытаясь дышать как можно спокойней,
Быть дружелюбным, когда неудачно искал,
Человека с тактом, душой, кто б побудил меня
Поверить в новое, о чём мне говорил, —
И здесь ты мог бы сердце мне раскрыть
Вздохнуть свободно, наконец, вздохнуть свободно,
На воле морской, одинокой, на песчаном болоте.

Настал прилив, бурлит болото ручьями,
Затопленными, лабиринтом снов мерцает.
В могильном входе у каждого извилистого ручья
Звёзд утренних мириады. Небеса
Одной сияют вилообразною галактикой, —
У болот десятки их: петлями на его груди лежат.

О, что если звук произвести!
О, что если границу провести
Как натянутому как тетива, лУку красы, и безмолвного ручья, —
К изгибу красы - лУка, иль тишины удержанье, о тетива!
Я боюсь, я боюсь, что прозрачного сияния купол
Лопнет, словно пузырь в сновидении надутый, —
И купол тот соткан из тонких тканей пространства и ночи,
Перегруженный светом, перегруженный звёздами.
Перенасыщен красой, тишиной, это, словно
Пузырь, что в сновидении лопнул,
Если определить степень изящества этого,
То ли звук, то ли сделанное движение.

Но нет, то произошло: список! Где-то тайна, но где?
В листьях иль в воздухе?
В сердце моём, происходит движение:
Рассвета движение, тень засверкала на тени.
Это в листьях ощущается, тихое шевеленье многолосья
Поднимаются ветры в лесу; малыши, шепчутся тихонько,
Решили, Хозяина надо искать; тихо, нет движения
Лишь воздух, земля, мое сердце трепещут, --
Взгляни, где дикая утка из изгиба реки выплывает, —
Взгляни, где страстное содрогание,
Ожидая его, огибаются стебли
Болотной травы, в постоянных переливах и оттенках, --
И крылья невидимые, летят быстро, летят быстро,
Воздух разбивая,
Над головой в темноте, когда сердце бьётся, -- ровно, свободно
Это отлив, текущий от болота к морю.
Бегите домой, ручейки
Полные звезд и мечтаний) —
Мачту невидимый моряк поднимает,
На крен, вниз по береговому изгибу ручья,
Как задорно парус развевается, —
Вот, на Востоке! Откроется ли он нам?
Восток раскрыт, Восток признался нам
Сияние: «мертво», погибло раньше Запада.
Был предупреждён: он сохранился, смерти нет
Берегитесь, милые Небеса! Уже рассвет.

Теперь сновиденье о пламени, сквозь сон о приливе ввысь взмывает
К зениту возносится купол из неяркого злата,
Он построен в форме пчелиного улья, за моря пределы
Улей из неяркого злата, но, о, Пчела
Пчела-звездоездка, пчела-огонёчек
Из ослепительного злата, великая пчела солнца.
Что вспыхнет из гнезда-улья над морем.

И все ж теперь роса и утро с серым небом
Проживут свой маленький ясный трезвый день
И с солнцем, прежде души их угаснут,
Отныне в каждой своей сфере росы маленькой
Совершенно как в синеве утро летнее засияет.
Большая капля росы всех небес: с освященными святынями,
Серебром покрытыми, до морских пределов самых дальних.
Болото священное - благочестивая равнина
Место поклоненья. Мир, что предшествует царствованью.
О Марии Утренней, блаженной матери кроткой,
Чьи все мысли заняты покоем и ребенком.

Не медленнее в смысле и мере движений Величества
Движений - не быстрее досуга незапамятного олимпийца.
Мог б расхаживать в не застёгнутых просторных одеждах от радости к радости.
Зазубренными волнами тонет край морской, расплетаясь, разматываясь,
Навсегда по краям, раскрываясь, раскрываясь, раскрываясь,
По краям, по лезвию, наполовину, целиком - дело кончено!
До завтра, бог солнца!
В многолосье, где указано только
Леса, болото, море, и моя душа
К тебе, откуда катится сверкающий поток каждого утреннего дня.
Взываю о добром и прошедшем - добром, самом небесном завтрашнем дне, бог Солнца.

О Ремесленник, рождённый в пУрпуре, - Жар рабочего
Партнёр страстных атомов, что стремятся встретиться
И смешаться в смертельно холодном единстве - самый гость сокровенный
На бракосочетании элементов - собрат мытарей- благословенный.
Король в облачении пламенном, что бродил
Над праздными небесами, но всё также вечно усердно трудился.
Ты, в прекрасном кузнечном громе, ты в биении
Сердца человека, ты движешь - Жар рабочего.
Да, творец, ты, о чьём творчестве, ты видишь все новости,
С его прибрежной зеленью и разнообразной морской синевой,
Ракушек блеском, оттенком ракушек, древнейшими совершенейшими оттенками,
Вечно стыдящие дев, - роза и лилия
Исповедуют тебя, и каждое слабое пламя, что пылает
В чистых девственных грудях камней, покрытых светом,
Принадлежит лишь тебе:

Ты, химик бурь, причастен ль к тому, что ветры кружатся
Иль мерцают полярные тонкие сущности, те, что кружатся
На магнитной земле - да, у тебя вместо сердца буря.
Мечешься в спорах, многоликим вопросом, разделяй же
Из части разделённого, но света вечно сияющего
И всё же художник всегда, всегда более крупный и яркий
Для того, чтоб увидел его человеческий глаз: многогранен он
С твоего я уйти должен лика, я должен уйти с лика Солнца:
Старая воля проснулась, возбуждена, каждая морщинка нахмУрена;
Рабочий к обязанностям в этот ужасный город должен вернуться;
Но нет, не боюсь я того, что мне сделать придётся,
Ведь наделен я силой господа Солнца:
И как не темна, не мрачна, не была предстоящая гонка,
Я освящен Солнцем.
О никогда исполинским, как мачты волнам
Не суждено скрыть тебя,
Никогда дыму фабрики адскому
Не скрыть тебя
Никогда вонь политики времени болотной
Не скроет тебя,
И вовек мое сердце в ночи будет со знанием с тобой пребывать,
И вовек днём мой дух, как тот, кто тебя испытал.
Трудись, на досуге, в искусстве - с тобой близко не будешь пока.
Душа моя воспарит, Солнце, друг,
Подошёл день к концу.