глава 5. Винт

Глава 5.
Мой мозг оказался не готов воспринимать гибель друга.  В первую минуту я пытался оказать помощь жгутовал и накладывал бинты, пока не понял – всё! При этом какая – то часть меня понимала, что он мёртв, а смириться с этим я не мог. В душе всё переворачивалось. Я не мог, не хотел верить своим глазам.  Ну как же так! Только час назад кушали вместе, и он рассказал очень смешной анекдот, над которым вместе ещё  долго хохотали. А теперь, раз и нет его.  Ничего больше он не сможет и рядом со мной лежит только мёртвое тело. А случилось так, что был прилёт снаряда неподалёку и всё.
Потерять друга на фронте это как потерять близкого родственника, только ещё хуже. Я просто не в состоянии объяснить весь спектр нравственного страдания.  Да и слов таких не найти. Их нет! Как с этим смириться? Как поверить? Там где был он, теперь зияет огромная пустота.  Да, на войне очень трудно терять близких товарищей.   Себя если потеряешь – не поймёшь. Мгновение какое-то, наверное, как в сон провалишься и всё. Этим себя и успокаиваешь. Свою пулю ты не услышишь.  Свой снаряд ты тоже не услышишь. Мгновение и всё. Может если сразу не убьет, а будешь от потери крови умирать, что-то и почувствуешь. Скорее всего, в таком случае мозг не даст понять, что происходит с тобой. Не поймёшь ничего, а вот потеря близкого,  да – тяжело! Здесь не важно, с какого он региона был, с какой части страны, какой национальности. Земляк, не земляк, значения не имеет. Сама обстановка в окопах, постоянное напряжение, отсутствие бытовых условий, жестокие бои – всё это очень сближает людей на войне. Там слово брат, значит гораздо больше, чем родной брат в мирной жизни. Вы сближаетесь настолько, что становитесь неразлучны и неважно, что когда закончится война, все разъедутся по домам. У вас всё равно останется связь и воспоминания. У меня сейчас есть такие люди с других регионов. С одними я служил в ополчении ещё в две тысячи пятнадцатом – восемнадцатом годах. Есть те, с которыми я прошёл специальную военную операцию.  Я помню всех.  Всё равно, нет, нет, да созваниваемся. Интересуемся друг у друга как дела.  Война никого не отпускает насовсем и многие опять на неё уехали. Дома осталось мало кого.  Было дело: иной раз идёшь по улице, куришь. Задумался о чём то, да ну его всё, а махну ка я на вокзал! Купишь там билет и вот так без предупреждения в гости к боевому товарищу нагрянешь.  Звонишь по приезду: «Алло, братан я в городе у тебя!» А в ответ: «Всё жди на месте, сейчас буду!» Не раз уже встречались так с ребятами.  Общались. Вспоминали былое…
 Знаете, такие встречи – они более радостные, чем там. И, когда ты видишь этого дорогого твоему сердцу человека, улыбка до ушей расплывается.  Щеки, наверное, могут треснуть от такой улыбки! Такую большую радость испытываешь. А там как-то по-другому всё. Не могу объяснить.
После возвращения с войны у меня в жизни многое поменялось.  Очень сильно изменилось само понимание жизни. Любая жизнь – ценна! После того, что я видел, даже взять, к примеру, таракана, каким бы противным он не был, не убиваю. Пусть живёт. Моя жизнь реально после возвращения разделилась на «до» и «после». К людям отношение изменилось. Одни стали – свои, другие – чужие. Свои это те кто с тобой там был,  Так уж вышло, что одни там откуда их уже никогда не вернуть, а другие тоже участвовали и они рядом. Это такой вот уже другой, отдельный мир. Он родной, мой и мне неохота туда больше никого впускать. Кто там есть уже, всё – их достаточно, им веришь! А по большому счёту у меня больше нет веры в людей. Я там на такое насмотрелся, что вообще могут творить люди! Как с их стороны, так, к сожалению и с нашей есть нехорошие люди, если мягко так сказать. Они такие дикости творили, что думалось, да как у тебя вообще на это рука поднялась? Как могли такие мысли возникнуть? Да уж, да что теперь говорить об этом! Не понимаю, как они с этим будут жить…
Каким-то героем сам себя, лично не считаю, просто я, как и все делал свою работу.   Да, были тяжелые моменты… Мы несколько раз штурмовали Долгонькое в Изюмском районе Харьковской области. Взять никак не могли. Там было так: мы на одной высоте, а на другой укропы и дома населённого пункта посередине в низине. Ребята решили обойти вражескую высоту и ударить по противнику с тыла. Когда обошли высоту и закрепились там, потом такой хаос начался ого-го! А дело было так: мы подготовились в очередной штурм. Надо было снова штурмовать эту проклятую высоту! Личный состав штурмовой группы загрузился в технику, и мы приехали в лесополку на удалении примерно одного километра от посёлка. Выгрузились, и быстро преодолев расстояние, оделявшее нас от посёлка, вошли в него. Дополнительный БК (боекомплект) несли с собой. Тогда моей основной задачей являлась эвакуация группы. В моём распоряжении  была машина с водителем и два бойца охраны. Там у меня возник спор с командиром штурмовой группы, потому, что он решил ехать к вражеской высоте на машинах и произвести разведку. Я начал спорить с ним из-за этого. Объяснял, что мы даже до места не доедем. Нас просто сожгут! Это неразумно и бессмысленно. Хотя между нами и произошёл жаркий спор, но машину я ему всё равно не дал.  Дальше он включил «бычку», потому, что решил всем доказать, что командир, есть командир.  Напоследок он резко бросил мне, что сейчас докажет обратное. Между нами вообще этот спор возник, потому-что было неизвестно, чей это посёлок. Наш или их, совершенно не было информации  о том, кто его контролирует. Никаких разведданных не было.  Одни утверждали, что посёлок за нами, другие, что под укропом. Скорее всего, там частично были и наши и укропы. Я, выслушав всё это и переварив информацию, сразу озвучил, что на машине мы туда соваться, точно не будем. Один выстрел из тяжеляка и все погибнут.
 Рядом с нами была в тот момент группа добровольцев из БАРСА. У них имелась легковая машина Митцубиси L-200. Он переговорил с ними, и они вместе поехали на ней на разведку. Ехать, то, недалеко надо, всего километр.  Машина по-хорошему должна быстро обернуться туда и обратно.  Мы остались ждать возвращения командира и Барсов из разведки. Они долго не возвращались, и я решил сходить посмотреть, что с ними могло случиться. Здесь же в лесополке находилась вся штурмовая группа и, поглядев на них, я понял, что без приказа своего командира они со мной в село не пойдут. Водителя и бойцов охраны трогать я не имел права, поэтому пошёл один.