Куда нам плыть?

                Николай Полотнянко

                Куда ж нам плыть?..
                2024
     * * *

Всё пройдет, но ведь что-то останется.
В чём-то я до конца не умру.
И душа моя, вечная странница,
Новой жизни увидит зарю.

Но в краю, где нет места печали,
Не утешат её соловьи.
И она позабудет, едва ли,
Про грехи и мытарства свои.

Там, где нет ни пространства, ни времени,
Где начала всему и итог,
О своём человеческом семени
Молвит слово прощения Бог.
.

                ***

Туман предосенний и плавный
Слоится, струится к окну.
Роса выступает на ставнях.
Листва стережет тишину.

Вдруг звездочка, вспыхнув, погасла.
Погасла и вспыхнула все ж…
Так с чем ты, душа, не согласна,
О чем, протестуя, поешь?

Наверно, тебе не по нраву,
Что лето идет на ущерб.
И выстудит ветер отаву.
И листья осыплются с верб.

Наверно, тебя, недотрогу,
Печалит осенняя блажь.
И ты, собираясь в дорогу,
Теперь мне покоя не дашь.

Ты хочешь, чтоб верил я слепо
В счастливый неведомый край.
Но ты опоздала не небо
И землю любить привыкай.


              *  *  *

Нежданно тихо рассвело.
От снега выпавшего, что ли,
В моей душе светлым - светло,
Как будто в оснежённом поле.

Восходит свет берестяной,
Струится нежный и глубокий.
Как рукавичкой шерстяной,
Свежо морозец гладит щёки.
 
И будто в первый раз, я вдруг
Увидел речку, луг и поле,
И окаёма зыбкий круг,
И даль, где чудится мне воля.


                ***
               
Магазин уценённых вещей:
Груды мятых пальто и плащей,
Заскорузлая кожа ботинок,
Стопы с детства знакомых  пластинок.
На конверте ржавеет пыльца,
И пластинка не знала иголки.
Запечатанный голос певца
Сорок лет пропылился на полке.

По сегодняшним меркам чудна
Позабытая песенка эта.
Но – подумать – в свои времена
Погуляла по белому свету.
Ведь была же такая пора:
Под мотив незатейливый «Мишки»
Коротали свои  вечера,
Танцевали девчонки, мальчишки.

Были коки и в дудку штаны,
Башмаки на толстенной резине.
Были песни. И где же они,
Уценённые временем,  ныне?..

                ***

Износятся костюмы и штиблеты,
А что останется – сожрёт в потёмках моль.
Всё кончится – и радости, и беды,
И шум хмельной, и головная боль.

Не надо будет лгать и притворяться,
Таить заначку, ублажать подруг.
Всё кончится, коль начало кончаться,
Остынет голос, ослабеет слух.

Всё где-то решено.
Поставлен штемпель
На дату отправленья в никуда.
И буду я уволен, словно дембель,
Но не в запас, а сразу навсегда.


                ***

В толпе нечаянный прохожий
Вдруг сходством поразит  с  другим,
Уже  умершим,   неживым,
Так, что проймёт всего до дрожи.

Глядишь – а он исчез как призрак.
Что это было – сон иль дым?
Напоминанья  ль верный признак,
Что где-нибудь я встречусь с ним?..


              *  *  *

На стене высокой рубленого дома
Отливает золотом свежее бревно.
Вышитой крестами просто и знакомо
Белой занавеской убрано окно.

Мне с дороги виден белый угол печки,
Кот на подоконнике, тополь у плетня…
Маленькая девочка, сидя на крылечке,
Ласково смеется, глядя на меня.

Желтая головка, кофта голубая –
Золотой подсолнушек у родной стены.
Вся она, веселая, рдеет, налитая
Утреннею свежестью отчей стороны.


                *  *  *

Сгорел багровый холст заката.
Сгорел стремительным огнем.
Исчезли лес, поляна, хата,
Изображенные на нем.

Даль потеряла протяженье…
Как искра, с огненной черты
Звезда взлетела к возвышенью
Средь  пустоты, средь немоты.

Рой ярких звезд дышал в тумане
Июньским запахом берез.
И, прожигая дымку рани,
Рассвет вознес огонь до звезд.

… Противник дел пустопорожних,
Огонь, огнище, огонек –
Искатель, мученик, художник
Писал и жег,
Писал и жег…


               *  *  *

Лес в первых числах октября
В великорусской полосе.
И купола монастыря.
И рев моторов на шоссе.

Деревья. Облака. Кусты.
Трепещущий холодный свет.
И золоченые кресты.
И самолета белый след.


В лесу прохладно и светло.
Лес высвечен весь до основ.
На землю золото стекло
С высоких древних куполов.


*  *  *

Шиповник от мороза слаще стал.
Искрится иней – время ледостава.
Шуга шуршит, сгибает краснотал;
Как облако, дымится переправа.

Паром закуржавел, накренился, скрипит.
Тяжелое весло оледенело.
И черный бык на палубе сопит,
В тугой ноздре железо побелело.

Старик паромщик смотрит на закат.
Розовощекий, с белой бородою,
Он в туеске шиповник для внучат
Везет домой последнею водою.


                *  *  *

Дождь всю ночь монотонно, устало
Водосточной грохочет трубой.
Даже сердце горит вполнакала
От погоды на редкость сырой.
Ветер гонит послушные листья
По осенней просторной земле.
Сорван с якоря дом мой, как пристань,
И куда-то несется во мгле.

Ни луны, ни собачьего лая…
И в предчувствии близкой зимы
Снова память моя вырывает
Чьи-то скорбные лица из тьмы.
Все сильней непогоды волненье.
Все темней, беспросветнее ночь.
И в душе моей мечутся тени
Тех, кому я не в силах помочь!


                *  *  *

Я не знаю, зачем
Снежный ветер из леса,
Налетев,
Отнимает тепло у земли
И грохочет на крыше
Каленым железом
И разносит вокруг семена конопли.

Но я ветер люблю.
Снова стонет и плачет
Он в простуженной тьме,
Как больной человек.
И стучится в окошки
С упрямством незрячим.
И швыряет с размаху
В лицо мое снег.

И в душе начинается
Ветер тревоги,
Ветер смутных предчувствий,
Печалей и бед.
И премногие жизни несутся в потоке.
И во мраке теряются память и след.

И остались плетня черно-белые прутья
Мне берестой светить в голубое окно.
И проезжему витязю
На перепутье
На вопросы ответить
Уже не дано.


                Зимняя ночь

И холодом обдаст вдруг, и печалью,
Когда к земле примерзнет тишина,
И взрежет темень серебристой сталью
Высокая ущербная луна,

Ни огонька в деревне нет, ни дыма…
На окнах вязь узорчатой резьбы.
Сквозь ледяные хрупкие зажимы
Тепло сочится из печной трубы.

Осевшим стенам не сдержать мороза.
С луны стекают зябкий свет и студь.
И фарой непогашенной береза
Слепит глаза и не дает уснуть.


            *  *  *

Задымилась во поле поземка,
По-собачьи весело юля.
Соскользнув с закатной алой кромки,
В полутьму скатилася земля.

Притушил встревоженные звезды
Снегопад и мой засыпал след.
Синевою призрачной венозной
Зябко просочился лунный свет.

И пошло крутиться по-над лесом
По полю свистящее кольцо.
И острей каленого железа,
Ослепив, ударил снег в лицо.

И в глазах взметнулись колкой болью
Вьюги бесноватые круги.
В нелюдимом, вскачь бегущем поле
Не видать протянутой руки.

Как бы не отчаяться,  не сбиться
С тропочки в метельной колготне.
Укажи, отчаянная птица,
В непогоде путь-дорогу мне!

Утиши душевную тревогу
И не дай забыться гиблым сном.
Проводи к родимому порогу
И печаль с лица смахни крылом!



       
                Затмение солнца

Лишь детству дано не забыться.
Я помню, как ждали тогда
В деревнях глухих и столицах
Затмения, будто суда.

Мир слухами полнился, спорил,
Пророчествам верил любым.
Отмыкав военное горе,
Все радости ждали за ним.

Я помню затмение солнца.
Сияющий полдень потух.
Мы с другом смотрели в стекольце
На меркнущий солнечный круг.

Собака к нам жалась в испуге.
Приникло к земле воронье.
И стало так тихо в округе,
Что слышал я сердце свое.

Затменье, как черная птица,
Закрыло сияющий диск.
Но свет продолжал еще биться
Короной расплавленных брызг.

И лопнули черные кольца,
Рассеялся пепельный свет.
И вспыхнуло новое солнце
Над миром, уставшим от бед.


                Голубка

День-деньской намокшее, как губка,
Небо в октябре сквозит дождем.
За окном нахохлилась голубка
На карнизе скользком жестяном

Налетая, ветер гнет железо.
Тянет влажным холодом с реки.
В птичьей жизни мало интереса
В мокрые, простудные деньки.
Непогода хмурится и злится.
Как бы мне ее перетерпеть?
Мне сейчас не хочется быть птицей,
Да и ей не хочется лететь.

Небо низко – крылья не расправить,
Не найти веселого пути.
Лучше до весенних дней оставить
Затаить пока восторг в груди.

Пусть он в сердце нежится до мая,
Согревая нас ненастным днем.
Мы друг друга очень понимаем
С птицей невеселой за окном.


                *  *  *
Жизнь прошла, пронеслась, просвистела.
Отболела душа – не горит
Все узнали она, что хотела,
И теперь обреченно молчит.

Обступила меня ледяная
Темнота, где ни зги не видать.
Я один – и ни ада, ни рая,
Даже некого к сердцу прижать.

Нет во мне ни восторга, ни злобы.
Нет зовущих магических крыл.
Кем я был: воплощеньем иль пробой?..
Сатанинских иль ангельских сил?..
Все узнала душа… и сомлела.
Жизнь прошла, пронеслась, просвистела.

                *  *  *
В зябком тумане, как в тине,
Солнца не видно давно.
Хрупкая ветка рябины
Постучалась в окно.

Это в твоём околотке
С карниза просыпался снег.
И вздрогнул над рюмкою водки
Пожилой человек.

Видишь - он встал и в оконце
Смотрит, не  веря себе:
Прижалось холодное солнце
К водосточной трубе.

Слышишь - он что-то бормочет
Там за немытым окном.
Видно, поверить не хочет,
Что вспомнило солнце о нём.


*  *  *

Пусто в поле завьюженном, пусто –
Ни следа, ни звезды, ни огня.
Одиночества зябкое чувство,
Сквозняком остудило меня.

Темнота, холода, непроезжесть,
Непроглядность земного пути.
Только вера былая и нежность
Согревают надежду в груди.

Только память и добрая ярость
Озаряет мой гаснущий дух.
Никого у меня не осталось –
Ни друзей дорогих, ни подруг.

Вкруг меня мельтешит неустанно
Снег земли, завиваясь в кольцо.
И мерещится в клубах бурана
Мне твоё дорогое лицо.

Как тогда, в миг последний разлуки,
Ты глядишь с безответной тоской.
Уходя в мрак бушующей вьюги,
Машешь скорбной прощальной рукой.

Милый облик твой светится ясно
В обовьюженной злой темноте.
И дрожит он и медленно гаснет,
Будто след на бегущей воде.

Снег летит на следы, снег прощальный,
Гаснет свет для тебя на земле.
Вижу облик я вновь твой печальный,
Исчезающий в белой мгле.


                Осенняя гроза

Пугая близкие морозы,
Гремит гроза.
И молний жёлтые стрекозы
Летят в глаза.

Тревожно, сумрачно в гостиной,
В саду темно.
И капли кожею гусиной
Знобят окно.

Вода шумит по водостокам
В последний раз.
Смывает ливень за порогом
Все листья в грязь.

Снимает ветер, дождь смывает
В саду цветы.
И всполохи грозы витают
Средь темноты.

И грома медные аккорды.
И молний блеск.
Последний раз из недр природы
Гремит оркестр.


* * *

Осенних отлётов поспешность,
Печные дымы и дома.
Здравствуйте, ваша снежность
Симбирянка – зима!

Скоро ль придут морозы,
Снежная грянет тьма.

Что припозднились обозы,
Симбирянка – зима!

Снегом пушистым и ярким
Наполни свои закрома.
Ждёт ребятня подарков,
Симбирянка – зима!

Ждёт ребятня игрушек,
Дивных твоих щедрот –
Снеговиков и катушек,
Звонкий повсюду лёд!


*  *  *
Полночь наступает –
Поздняя пора.
Угли догорают
Моего костра.

Как пылал он ярко
Рано поутру!
Как дышал он жарко
Даже ввечеру!

Был костёр, как петел,
С гребнем золотым.
Остывает пепел,
Вьётся горький дым.

Искорка взлетала –
Всколыхнулась твердь.
Жизнь моя сгорела –
Стоит ли жалеть!


* * *
Вчера весь день старухи за стеной
О чём-то с плачем жаловались Богу.
Псалмы печали с истовой слезой
Из форточки плескались на дорогу.

А там давно другая жизнь текла
Расчётливых безбожных поколений.
И всё ж прохожих оторопь брала
От тридцати вековых песнопений.

Ровесники безмолвных пирамид,
Слова звучали горестно и нежно
О том, что свет надежды всем горит,
Но человечья доля безутешна.


*  *  *
Почуяв зимы неизбежность,
Берёзовый лес побледнел.
Струится ознобная свежесть
От голых берёзовых тел.

Пора журавлиных отплытий…
Вот солнышко скрылось во мгле,
И мягкие снежные нити
От туч потянулись к земле.

Весь затканный белою пряжей,
Притих околоток во тьме.
Бревенчатый, одноэтажный,
Он прочно причалил к земле.

Свершилось великое чудо
На зимних просторах страны.
Прибавилось в доме уюта
От снежной вокруг белизны.


*  *  *
Как ни безрадостны итоги,
Посеребрившие главу,
Я ожиданием дороги,
Её предчувствием, живу.

Я вижу даль, где травы в росах,
Звезду, взлетевшую в зенит…
Но кто мне вложит в руку посох?
Кто в путь меня благословит?



*  *  *
Всех тянет на улицу – март!
На взгорке оттаявшем сухо.
Спешит ребятня из-за парт
Встречать птиц вернувшихся с юга.

У марта в глазах огоньки
Сверкающих луж и проталин.
Вприщурку глядят старики
На солнце с нагретых завалин.

Как баня, нагревшийся хлев
Стоит нараспашку и парит.
Суббота. У всех свежий хлеб,
Всех мамы краюшкой одарят.

По-птичьи рубанок свистит.
Запаклен и поднят скворечник.
И пухом циплячьим сквозит
Ивняк, распускаясь, у речки.

В овраге ручей-снегоед
Сугробы тяжёлые рушит.
И зелен лесок на просвет,
И золотом плещутся лужи.


*  *  *

Я на чужих ошибках не учусь,
И мыслю, и живу не для карьеры.
О сколько лет я маюсь и мечусь,
Не находя своей судьбы и веры!

Я грустным сердцем вжился в маяту
Утрат и обновлений в мире странном,
Где мысли упирают на лету,
Как птицы на излёте безымянном.

Во что ж мне верить, други и враги?
В какие сны, в какую ложь рядиться?
Зачем из каждой песенной строки,
Студёней родника, печаль сочится?

О чём ты грезишь, милая страна,
Как дочь моя, в неведенье счастливом?
Земная боль в душе отражена
Предчувствием молчания иль взрыва.


*  *  *

О чём я завтра напишу?
Что завтра людям расскажу?
Что их волнует? Что тревожит?
Куда стремится жизни бег
И ты, усталый человек, -
Червь земляной с прозреньем Божьим?
Ты отличишь от правды ложь?
На что растрачиваешь годы?
Чего ты ищешь? Что ты ждёшь?
Бессмертья? Радости? Свободы?
Какую ты предвидишь цель?
Скажи, что нас ведёт по жизни?
О скольких плакала метель
В твоей завьюженной отчизне?
Куда несёт нас в колесе
Событий
Трезвая бескрылость?
Куда же катимся мы все?
А может быть давно скатились?


Утро

Золотая струйка света
Просочилась в небе мутном.
Ты о чём, душа поэта,
Встрепенулась рано утром?
Что тебе там приоткрылось,
В предрассветном робком свете?
Что за радость, что за милость,
Кто тебя и чем приветил?


*  *  *
Из беспросветного круга бескрылого
Выйдете, вспомните мальчика милого.
Как он весной запускал голубей!
Вот он свистит, приподнявшись над крышею,
Машет кепчонкой измятой своей.
Были когда-то… Не будет их, слышите,
Этих несытых, но радостных дней!

Мать пожалеет. Бежишь огородами
Руки в воде от крапивы студить.
Манит речушка с куличьими бродами,
Лес с землянично-грибными охотами.
Будущий мир со смертями, свободами
Мне предстоит ещё сердцем открыть.

Дядя Петро возвратился из Дальнего,
Выручив Прагу, пройдя сквозь Берлин.
Как он жалеет меня, непечального!
Как я любил день своих именин!
Все мне дарили надежд обещания,
Нечего больше им было дарить,
Что обнесёт меня чащей страдания
Жизнь, что я буду счастливей их жить.

Разве я думал, что буду печалиться?
След моей памяти тянется, тянется…
Что я ответить им, милым, смогу?
Чем осчастливлю – деньгами, отрезами,
Льготной путёвкою, книжкой стихов?
Что им ночами, от стужи железными,
Там за горами, лесами и безднами
Снится под тяжестью русских снегов?..


*  *  *

                В раздумье вечном над судьбой
На берегу склонилась ива,
Над быстрой вешнею водой,
Ручьём, спешащим говорливо.

По-детски радостно волна
Играет зайчиками солнца.
Встают упругие со дна
Водоворотов веретёнца.

Летит серебряной стрелой,
Звенит ручей, как будто улей,
Пока его не выпьет зной
До дна в засушливом июле.

Ударит жгучий суховей
И травы высушит до хруста.
И оборвёт листву с ветвей,
И понесёт её по руслу.


*  *  *

Сколько лет пролетело, а помню
И в душе этот час берегу:
Я стою под изломами молний
На холодном пустом берегу.

Ветер мечется в скомканных липах,
По-мальчишески звонко свистя.
Бьётся озеро пойманной рыбой
Всё опутано сетью дождя.

Мы друг к другу не знали пощады.
Навсегда развело время нас.
Горечь давней сердечной утраты
Обожгла меня только сейчас.

А тогда, молодой и бедовый,
И тоскующий лишь невзначай,
Разве мог я понять это слово,
Это грустное слово – «прощай»!

                Пустырь

Асфальт под шинами шипит.
На улице жара.
Полынь цветением пылит –
Июль, пришла жара.

Пыльца летучей желтизной
Припудрила бетон.
Горячей горечью сквозной
Пропах микрорайон.

Там с лопухового листа
Кузнечик взял разбег.
Шумит в бурьяне мелкота
Недолгий летний век.

Там танцы брачные стрекоз
И бабочек игра.
Целует шмель цветок взасос
И чащобе пустыря.

Клубятся тучи, пышет зной,
Мутнеет неба синь.
И терпко пахнет пред грозой
Цветущая полынь.


*  *  *

Как печально и тихо в отчизне –
Даже слышно, как сердце стучит.
На воде, будто след чьей-то жизни,
Затухая, играют лучи.

Вот она – столь желанная воля…
И начало судьбы и исход.
Размывая курганы и поле,
Тихо русская речка течёт.

Обнажаются кости и корни,
Разверзаются сумерки лет.
И в меня входит ясный, просторный,
Всё вокруг озаряющий свет.


                * *  *

Петь и плакать – счастливая доля,
Только горько о ней говорить.
Ведь стихи – это русская воля:
За неё нужно плахой платить.

Ведь стихи – это духа стихия,
Чей разгон ни за что не унять.
Как просторна для песен Россия!
Только песен родных не слыхать.

Вспыхнет голос, и сгинет во мраке,
Без надежды на радостный день.
Да завоют, дичая, собаки,
На погостах пустых деревень.

Всех, кто были прекрасны и любы,
Отпоёт и оплачет метель.
И под сгнившим колодезным срубом
Одинокий скрипит журавель.


*  *  *

Такое время – нервы на пределе.
В разрухе – вера, в тупике – судьба.
И перепады ртутного столба,
И сам себе, и книги надоели!

                Куда ж нам плыть?..
В ответ визжит метель
В печной трубе.
Закрыты магазины.
И в полночь телевизор онемел.
И только окна светятся, как льдины.

С карниза снег ссыпается, шурша,
И на фонарь летит картечью белой.
И нет меня во мне.
И, кажется душа
Покинула меня и отлетела.

И может быть она,
Как некий вьюжный дух,
Летит сейчас над зимнею Россией,
И слышит свет, и видит каждый звук,
И прозревает все пути земные.

Иль взвившись, словно смерч,
До звёздного огня,
Меж небом и землёй
Во мгле витает.
И всё, что ждёт Россию и меня
Она уже предвидит и предзнает.


*  *  *

                Восторги радио, победный всплеск газет,
Улыбки комментаторов речистых.
Конечно, мы – творцы и оптимисты,
И веруем в добро, втом спору нет.

Но каждое явленье состоит
Из двух сторон. Мы часто забываем,
Что есть ещё другая, теневая.
И не одно лишь золото блестит.

В том, кто велик, и кто убого мелок,
Нетрудно ошибиться в век подделок,
Когда тебе навязывают ложь
И уверяют, что ты так хорош.

Нас часто поражает слепота,
Хоть ясно всё, и все мы, вроде, зрячи.
И эта в поколении черта
О многом говорит и много значит.

Как слабо мы противимся тому,
Что нагло врёт оратор бестолковый,
Мы рьяно аплодируем ему,
Хотя ни одному не верим слову.


*  *  *

Пролилась кровь звезды голубая,
Осветила поля и леса.
На цветы, лепестки обжигая,
Ключевая упала роса.

Белый сумрак цветущей гречихи.
Фыркнет конь. Заскрипит колесо.
Ветерок засыпает и тихо
Омывает прохладой лицо.

Ночь. Дорога. Высокие звёзды.
Безмятежность во всём, благодать.
Никогда это видеть не поздно
И душой безраздельно принять.

Соловьиного звонкого лета
Отдаётся в душе каждый звук.
Так бы ехать и края не ведать
До скончания века, мой друг!


                Счастливый день

Весёлая погода, воробьи,
Согревшись, расшумелись под навесом,
Угрюмый пёс, наскучив на цепи,
Катается в снегу, гремя железом.

Всё выбелил внезапный снегопад.
Всё высвечено солнечным морозом.
Счастливый день, ему я тихо рад
И улыбаюсь людям и берёзам.

В сугробе молодом играет свет.
Какой надеждой снова сердце бьётся!
Я позабыл вчерашний грустный бред
О том, что всё уйдёт и не вернётся.


*  *  *

Я был другим …
В цветении и громе
Жизнь начиналась –
Где она сейчас?
Остался я на дальнем переломе.
А вдаль ушёл другой…

И всякий раз
В мгновения разлук и потрясений
Я уходил другим из прежних дней.
Я – пращур очень многих поколений
Колеблющихся в памяти теней!

Они остались, будто изваянья
Надгробий, на путях моей судьбы –
Пережитые скорби и страданья,
Из соли слёз восставшие столпы.


Человек

С времён возникновенья алфавита
Прошло всего лишь пять-шесть тысяч лет.
Наш мир обрёл язык. Не  позабыты
Времён прошедших памятные битвы,
Что порицал историк, пел поэт.

Минуло двести-триста поколений
Всего-то на земле за этот срок,
А сколько было вер и лжеучений,
Чего не создал человечий гений,
Что не убил бы, если б только смог!

Терзают дух людской болезни роста.
Как молод и печален человек!
Он, упираясь головою в звёзды,
Ушёл по пояс в чернозём погоста,
Не в силах даже свой постигнуть век.

Он отраженье той великой силы,
Что в час судьбы природу создала
И сгустком страсти в черепе застыла.
Колеблется он даже у могилы
Каким идти путём – добра иль зла?


*  *  *
Наш ум волнуют дальние миры
Непознанною стройностью порядка.
Но оглянись вокруг и посмотри –
Вся наша жизнь – и тайна, и загадка.

И не загадка разве человек?
Мы до конца самих себя не знаем.
Что за душа, роднящая нас всех,
Со дня рожденья в каждом пребывает?

У всех земная общая судьба,
Пусть смертная, но всё-таки живая.
И поколенье каждое себя
Восоздаёт, другие продолжая.

И на земле не гаснет жизни пыл,
Хотя не зарастает путь к могилам.
Душа соединяет всех, кто жил,
С грядущим и невысказанным миром.



*  *  *

Посидим, посумерничаем возле окошка,
Моя ненаглядная, и помолчим.
Сипит на столе самодельная плошка,
Горько струится оранжевый дым.

Светит луна вполнакала, вполглаза.
Скрипит половицами сверху сосед.
Такого у нас не бывало ни разу,
Чтобы погас электрический свет.

Город огромный притих затаился,
Тьмой ошарашен, ослеп и оглох.
Ждёт не дождётся, чтоб снова забился
В жилах его
Электрический ток.

Плошка чадит, и молчит телевизор.
Связи разорваны между людьми.
Мир потемнел, стал пугающе близок.
Вот оно небо – хоть в руки возьми!

Тьмою залиты все звёздные знаки.
Нет ни приметы грядущего дня.
Роятся в глазах первобытные страхи.
Гаснет сипящая капля огня.





Белое озеро

Я лег на лёд, прозрачный, как стекло,
И мне забавой душу увлекло,
Бесхитростный, что понимают дети
И сочинители…

Там, в малахитном свете,
Качались водоросли, плавали рачки,
Букашки мельтешили, шли жучки
По дну песчаному, ребристому, как панцирь.

И растопырив жадно клешни-пальцы,
Полз рак на приступ ржавого ведра,
Где затаилась рыбья детвора…
И вдруг всё замирало от испуга.

И только пузыри со дна несло.
Царицей властной выплывала щука
Из-под коряги, отворив хайло.
Ударил я!..

Лёд треснул, как стекло,
И щука, изогнувшись, в тьму сиганула.
И вздрогнул иней на ветвях от гула.
И стихло всё.

И снова суета.
И снова вкруг заполошилась мелкота,
Борясь за выживанье  простодушно…
От этой мысли мне вдруг стало скучно.

К забаве потерял я интерес,
И встал со льда…
Сосновый тёмный лес
Шумел тревожно чуткими верхами.
И, сумрачно клубясь, дымились облака.
И душу жгла начальная строка.
И я готов был плакать, петь стихами…






Я вырос сыном ветра и воды

Я вырос сыном ветра и воды.
И с облаками говорил часами,
Когда цвели весенние сады
И птичьими звенели голосами.

Я знаю сердцем, где моя душа
В себя впитала высь и даль простора:
На старице седого Иртыша,
С берегового дивного угора,

Откуда видел я такой простор,
Что не забыть мне той поры счастливой:
И коренной Иртыш,  и Чернолучья бор,
И десять вёрст весеннего разлива.

Вокруг была вода, вода, вода…
Стихия, вдаль стремящаяся слепо.
Она вошла мне  в душу навсегда,
Похожая огромностью на небо.


Чистый четверг для России       

Вниз поглядишь с балкона
Сотого этажа:
Улица с гомоном, звоном
Мчится, куда-то спеша.

Туда, сюда, и обратно
Катятся толпы людей,
Уменьшенные стократно,
За муравьём – муравей.

Людские дела и проделки,
Их суетливая жизнь --
Кажутся очень мелкими
Для тех, кто забрался ввысь.

Тот, кто залез высоко,
И над людьми воспарил,

Считает всерьёз, что Бога
За бороду он ухватил.

И полагает, что вправе
Их не считать за людей.
Много на теле державы,
Язвочек и прыщей.

Виновны мы в этом сами,
Если страна нечиста:
Поцелуями и плевками
Замазюкали, как и Христа.

Но Чистый четверг настанет.
И Господь во имя любви
Отправит Россию в баню
Октября на крови.

                ***
Россия есть, пока он с нами,
Наш Пушкин – солнечный поэт.
Умнейте, граждане, стихами,
Чтоб различать, где тьма, где свет.

Умнейте все, кто есть живые,
Чтобы с колен пред правдой встать.
Ищите в Пушкине Россию,
В нём дух её, и ум, и стать.


Скрипучий винтик государства

Скрипучий винтик государства,
Совсем недавно я узнал,
Что коль судьбой даны мытарства,
То их никто не миновал.

Премного радужных мечтаний
Знавал я в юности моей,
И необузданных желаний,
И ослепляющих страстей.

Я видел будущее в красках
Знамён победного огня.
И было много в этих сказках
Надежд на счастье у меня.

И я спешил младые годы
Скорей пройти и взрослым стать.
-- Хлебнёшь и счастья, и свободы, --
Бывало, говорила мать.

И вот призвали сына власти,
И подобрали мне хомут.
И в море будущего счастья
Есть потной капелькой мой труд.

В кругу забот, в ярме работы
Я жил и горько прозревал.
Узнал я цену той свободы,
Что в давнем детстве потерял.

Но без ответа оставался
Вопрос, что сам себе задал:
-- Куда спешил, куда я мчался,
И время жизни жёг и рвал?

Жила-была старуха

Жила-была старуха.
Скучала у окна.
Вдруг Бес шепнул ей в ухо,
Что без неё страна

Свидетельства о Боге
Не знает, где найти,
И по какой дороге
К Спасителю идти.

Что суждено пророчицей
Ей стать в один момент,
Слов Божьих переводчицей
В безбожный Интернет.

Жила-была старуха
Но рухнуло житьё,
Как укусила муха
Всеведенья  её.

Забыла дом и дачу
И начала чудить.
Теперь ней задача:
Весь Интернет забить

Святыми пустяками
О каждом новом дне.
И шумными делами
Известной стать стране…

Жила-была старуха,
Коптила белый свет.
Вдруг Бес шепнул ей в ухо,
Ступай, мол, в Интернет.


                ***

Из полей дохнула стужа.
Белый иней пал на стог.
Малыши ломают в лужах
Первый радужный ледок.

Хорошо им и привольно,
Хоть каникулы прошли.
И томительно и больно
В небе клычут журавли.

В колее гремит телега,
Гулко смерзлась вся земля.
Не дождя уже, а снега
Ждут озимые поля.

Листья прыгают,  играют.
Шар бурьяна вихрь несёт.
Тяжко с западного края
Туча снежная встаёт.

Поднимается в полнеба
С синевою белизна.
И накроет всходы хлеба
Снега тёплая волна.





Я был уже на этом свете

Я был уже на этом свете
И слышал ровный шум берёз.
И видел, как от солнца светел
Парит над гладью вод погост
В молочно-розовом тумане,
Волнуя душу красотой…

Но храм сожжён.
Подобно ране,
Навек оставленной войной,
Как призрак ужаса пред мной
Он встал, и в жилах стынет кровь.

В него людей советской веры,
Детишек, женщин, стариков,
Согнали изверги бандеры.
И всех сожгли…

Я был средь них
Бездонной памятью поэта.
Я слышал их ужасный крик.
И вам кричу сейчас про это!


Бессмертных нет и не было полков

Идёт по сельской улице народ
В честь дня Победы празднично одетый.
И, как иконы, бережно несёт
Своих отцов бесценные портреты.

Ушли на фронт все двести  мужиков,
А возвратились много меньше сотни.
Бессмертных нет и не было полков,
Кроме того, что выдуман сегодня.

Лежат чернорабочие войны
По всей России и по заграницам.
Ах, если б вдруг все ожили они
И посмотрели, что вокруг творится!

Какая нынче «правда», и почем?
И чем нас осчастливила «свобода»?
И в Конституции, по коей всем живём,
Нет и в помине русского народа?

Нет, павшим нашу жизнь не надо знать,
Пока мы сами все полуслепые.
Зачем героев мёртвых поднимать,
Что некому уже встать за Россию?..

               
Вы победили нас

От оскорблённого сердца
Мой короткий рассказ:
Мы победили немцев,
Вы победили нас.

Нас, кто усеял дорогу
К Берлину своими костьми,
Определили к богу
Наживы вместе с детьми.

Спокойно, без шума и пыли,
Неведомо даже кто,
Взяли и превратили
Народ трудовой в ни что.

От оскорблённого сердца
Вот и весь мой рассказ:
Мы победили немцев,
Вы победили нас.









Золотая струйка света

Золотая струйка света
Просочилась в небе мутном.
И легко душа поэта
Встрепенулась рано утром.

Что-то ей там приоткрылось
В несказанном робком свете:
Что за радость, что за милость,
Кто её и чем приветил?

Хоть весь мир сияньем нежным
Солнце утром обласкало,
Но бессмертия надежда
Для неё лишь просияла.

И душе всего лишь мига,
Чтобы всё понять, хватило.
И возрадовалась тихо,
И поэта разбудила,

Прошептав: « Запели птахи.
Ты берись за дело снова:
Ждёт тебя твой лист бумаги
И твоё родное слово».






Не нам, отступникам, толпой его судить


Россия тридцать лет бредёт во  мгле,
Не ведая пути, слепая, как и прежде.
Не предавайте Ленина земле,
Не хороните правду и надежду,

Что справедливость явится в наш дом,
Все племена объединив любовью.
Иначе всё опять пойдёт на слом,
Опять Россия захлебнётся кровью.

Не нам, отступникам, толпой его судить.
Что для него судилища земные?
Зачем плевать на то, что будет жить
Всегда, пока не кончится Россия?..

Прошли дожди, и потускнела осень

Прошли дожди, и потускнела осень.
Нахлынул ветер – листья понеслись.
И зашептались грустные берёзы,
По-вдовьи горько жалуясь на жизнь.

Чем мне утешить их?..
Без опозданья
Нагрянул час раздумья и тревог.
Всё позади, а впереди – прощанья,
Со всем, что я живым сберечь не смог.

И нет во мне ни радости, ни скуки.
Я опустел, но минет краткий срок,
Ко мне вернутся человечьи муки,
И всё земное вновь меня найдёт.

И будет жизнь безрадостней, чем проза,
Что избрюзжалась про лихие дни.
И от них уйду к моим берёзам,
Чьи горести моей душе сродни.


Я прожил жизнь поэта, как сумел

Я прожил жизнь поэта, как сумел.
К поэзии влекла её свобода.
Но никогда в стихах я не хотел
Сравняться с кем-то, обогнать кого-то.

Как обогнать того, кто впереди всегда:
За славой, за деньгами, за наградой?..
Их, шустрых, не догонишь никогда,
Но в оный час все будем там, где надо.

Где сгинут на бессмертие права,
И воспарит других земная  слава.
И на могилах вырастет трава,
Равняя всех – и правых, и неправых.

Но прежняя среди живых забава
О первенстве продолжит свой забег.
Потешить нрав имеет каждый право,
Тем более поэт, он тоже человек.


                Коза

Завелась у соседки коза.
В белой шубке и чёрных копытцах,
Голубые с косинкой глаза –
Ей на месте никак не стоится.

То грызёт на деревьях кору,
То бодает ведро без причины.
У хозяйки, что шла по двору,
Утащила свеклу из корзины.

Та за ней погналась, но коза –
Прыг! – и влезла на сруб за дровами
И оттуда глядит, егоза,
                Голубыми с косинкой глазами.

– На тебя я управу найду!
Вот лишь только появится случай,
На верёвке к козлу поведу,
Он тебя уваженью научит.


Что-то тайное вдруг ей открылось


Выпал снег – и душа взвеселилась,
Стала чище,  просторней, нежней.
Что-то тайное вдруг ей открылось
В тишине белоснежных полей.

Может быть, ей в просторе безбрежном
Вдруг привиделась новая жизнь,
И она воспылала надеждой
Вознестись в бесконечную высь.

Ей постыло давно всё земное.
И поэзией я надоел.
Не проходит и часа в покое,
Чтобы чем-то её не задел.

Но она на меня не в обиде,
Одинокая в тайне своей.
Я же сам ничего не увидел
В тишине белоснежных полей.

Мне известно давно: гость случайный,
Я уйду в предназначенный срок.
И душа пусть играется с тайной,
Где начало всему и итог.         


       1марта 2016

Из толщи снега талого
Течёт, журчит вода.
Приходом небывалого
Весна всегда полна.

Всё у неё по-новому.
Она и в этот раз
Нарядными обновами
Порадует всех нас.

Подарит гнёзда птицам
Под небом голубым.
Оденет рощи ситцем,
Весёлым и сквозным.

Омоет землю дождиком.
Катнет по небу гром.
С яичком, пасхой, коржиком
Нагрянет в каждый дом.

И в майский тёплый вечер,
Лишь звёзды заблестят,
Я выйду ей навстречу
В зацветший белый сад.

И, что дитя подарка,
Дождусь, как из ветвей,
Пылая страстью жаркой,
Ударит соловей.

                Дом

Тьма вскипела, сбежав по излому
Молний, скрученных в огненный жгут.
Сруб гудит: задыхаются, стонут
Души сосен, кого-то зовут.

И хозяин не спит, колобродит,
То замрёт, то метнётся к окну.
О проклятом всё думает годе,
Вспоминает свой дом на Дону.

Вся судьба в синяках и зарубках.
Сын лишенца, а это – беда.
Дождь идёт, и бормочет голубкой
В водостоке долбённом вода.

Натерпелись и страха, и горя
В Васюганском болотном краю.
Зимовали, как суслики, в норах,
Ели мох и глодали кору.

Но мужик не сломается лишь бы
Руки были, да плуг, да топор.
И срубили просторные избы,
И под рожь распахали бугор.

И хозяину ночью не спится,
Нет покоя в отцовском дому.
Вновь почудилось – чёрная птица
Прилетела с погоста к нему.

Ночь темна, непроглядна, как омут.
Бревна сруба всё помнят, зовут.
Тополя прижимаются к дому,
Ветки стёкла окошек скребут.



          Воскресный сон

Мне снилось, что меня оговорили,
Судили, расстреляли без вины.
В мешок казённый сунули, зарыли
В глубоком рву у каменной стены.

Сырой землёй придавленный,  я смутно
О чём-то грезил, близком и родном.
И мнилось мне, что наступило утро
Туманное с прерывистым дождём.

Тревожно колебался свет неяркий
Над тишиною пашен и дубрав.
Стояли одиноко, как огарки,
Осинки листопадом отыграв.

И дождь стучал по лиственному насту.
И родника пульс бился в тишине.
И я проснулся с ощущеньем счастья,
Что жив и нет судимости на мне.


Кто я такой?

Прохожий, клиент, покупатель,
Владелец, проситель, больной,
Работник, должник и писатель –
Когда я бываю собой?

Кому-то всегда что-то должен,
Пред кем-то всегда виноват,
Детьми и женою стреножен,
Я участи этой не рад.

С утра и до ночи охвачен
Желаньем повсюду поспеть,
Я обликом так многозначен,
Что трудно меня рассмотреть.

Я создан из собственных клеток,
Но им не хозяин давно.

Сорвать шелуху этикеток
С себя мне уже не дано.

Как тумба оклеен я ими,
И свой рекламирую век.
Почти позабыв своё имя,
Сдыхает во мне человек.

Художник умирает в одиночку

Художник о бессмертье в одиночку
Всю жизнь решает роковой вопрос,
В огне души выковывая строчку,
Иль распиная на мольберте холст,
Иль прозревая в мраморе мадонну,
Иль в деревяшке – Божию икону.

Так что такое вечность для того,
Кто должен принимать чужие мненья
За высший суд шедевра своего?..

Иль должен не искать он одобренья
К бессмертию направленных идей
От странного собрания людей,
Не знающих ни языка, ни кисти,
Ни самопорожденной дерзкой мысли?..

Никто не знает, где поставить точку,
Никто до совершенства не дорос.
Художник умирает в одиночку,
Не разрешив свой роковой вопрос.

Был  человек

Был человек, была эпоха,
Что подевалась в никуда.
Он честно жил, не зная Бога.
И верил: будет жить всегда

Его страна, вот только надо
В ней перестроить то да сё…
Взялись, балдея от азарта,
И разнесли на щепки всё.

Остались прошлого руины,
И мы – слепых и глупых рать.
Развала всем видны причины,
Но виноватых не сыскать,

Хотя они в квартире каждой,
Избёнке, юрте, шалаше –
Ведь все мы предали однажды,
Что было дорого душе.

Мы не заметили, как впали
В демократический балдёж.
Поупирались, поворчали…
И  согласились на грабеж.


Я – поэт оскорблённой России

Где вы, духом державным живые?..
Потеснитесь, я встану средь вас.
Я – поэт оскорблённой России,
И её непокорная часть.

Слишком много воров и подонков,
Русофобская  взболтана муть.
Долго будет Отчизна в потёмках,
Спотыкаясь, нащупывать путь.

Долго будут незрячие люди
Принимать темнотищу за свет.
Жизнь, где каждый торопится в судьи,
Отвергает душой поэт.

Кроме правды, пути нет иного,
Но в себе заблудился наш век.
И спасёт нашу Родину Слово
Справедливости Божьей для всех.

Это Слово пощады не знает
К тем, кто гордо уверовал в ложь.
Временами уже сотрясает
Всю державу подземная дрожь.


Ветер бунта из прошлого свищет,
И с колен поднимает народ.
И кровавым грозит кулачищем
Всем буржуям Семнадцатый год.

Где вы, духом державным живые?..
Потеснитесь, я встану средь вас.
Я – поэт оскорблённой России,
И её непокорная часть.