ИЛ -76

В горло вонзается пламень строки:
в этом полёте военнопленные,
взятые в плен, значит, что не военные.
А на земле: пепла горсть и тоски.

Вот экипаж: инженер, радист, штурман,
сопровождающие…их за что?
А «город подумал»,
что город подумал,
укутанный дымом? А дым был густой.

Переодетые в тёплую форму,
в куртки на мягком, что вата, ватине.
Будет земля теперь с вами отныне,
будете в ней, коль нельзя по-другому.

Жаль экипаж, жаль до крика, до колик,
до исступленья так жалко героев!
Ибо от города, где церковь, дворик,
рынок, вокзал, площадь и всё такое
был уведён самолёт перед взрывом.
Город подумал.
Город подумал.
Нет, не подумал, а взвыл он!

Вот и валяются валенки, тапки,
кости, ладони, газеты и тряпки,
мёртвый луны свет
и солнца свет мёртвый.

Этот обмен был двадцать четвёртый!

Протоирей произнёс: «Всем молиться!»
Всем и за всех. Будет каждый услышан.
Всем пожелать им, невинно погибшим,
Царствия Божьего.
Снег лёг на лица…

Сорок секунд на раздумье: все ляжем.
И полегли вместе все с экипажем,
и все лежат в перекрестье подлунном.
А город подумал…
что город подумал,
ибо недавно был ввергнут в атаку?
Город не думал.
Он плакал!