Перси Биши Шелли. Королева Маб. Книга 7

Книга 7

ДУХ:
«Я был младенцем, когда мать пошла
Глядеть как сожигают атеиста.
Она тогда меня с собой взяла.
Святош я видел в тёмных одеяньях,
Толпа в молчанье окружала эшафот.
Взошёл казнимый на него с презренным взглядом
И с тихою улыбкой на устах;
Огонь попрал огонь в его глазах
И были выжжены они немилосердно,
И его тело превратилось в прах,
И горе моё сердце разорвало!
А гнусная толпа торжествовала,
И я тогда заплакал, зарыдал,
А мать: “Не плачь дитя! – в ответ сказала, –
Ведь этот человек сказал,
Что Бога нет”».

ФЕЯ:
«Нет Бога!
Его предсмертным стоном говорит Природа.
Пусть небо и земля и поколения людей,
Которые сменяются на ней,
Историю свою запечатляют;
И каждое звено цепи, что связывает всё,
Укажет на руку всеведущей судьбы,
Которая все времена сжимает!
И семя каждое пусть тем произростает,
Что в глубине своей хранит.
Снаружи бесконечность и внутри
И в ней господствует дух истребленья –
Вот тот единственный Природы Бог,
Но человеческая гордость в самомненьи
Здесь измышляет чудо-имена,
Чтобы сокрыть невежество своё.
Все преступленья покрывает имя Бога,
Сам он – творение поклонников своих,
Что постоянно изменяют его имя:
Фо, Шива, Будда, Яхве, Бог, Господь.
Людской обман им воздвигает храмы
Здесь в мире, окровавленном войной.
И триумфально мчится колесница
Религий по обманутым телам,
Свои колёса смертью обагряя,
Агоний стоны с гимнами браминов
В одном котле безумия мешая,
С пожарищами сёл и городов,
С беспомощными женскими слезами
И обречённостью детей и стариков…
Оправдано всё это небесами
Религий всех, их антиименами,
Придуманными хитрыми жрецами.
Стальным ярмом религий стянут мир,
И как цинична болтовня о Боге мира,
Когда всё умертвляется вокруг,
И правды истребляется росток
И семя истины; всё злобы гложет тля
И в скотобойню превращается земля!

О Дух! сквозь чувство,
Что внутреннюю сущность познаёт,
Пришли из внешних видений мечты
Туманные, будя воспоминанья,
Скрижали, что вовек не потускнеют;
Все вещи были там отражены.
Моря и звёзды, небо и земля,
Бесформенные даже очертанья
Из эфемерно-удивительных видений
Оставили там летопись свою,
В которой говорится о земле.

Это империя моя –
Здесь человечества я чудеса храню,
И тонкие творения фантазий
Я наделяю сущностью и стилем,
Поэтому фантом из сновидений
Людских ошибок и безглазых догм
Я вызову, чтобы тебе ответить.
Агасфер, встань!

Измученный и странный призрак
Возле стены зубча;той появился
И неподвижно там стоял.
Туманно-эфемерная фигура
Тень не отбрасывала на пол золотой,
И отпечаток древности седой
Лежал на очертаниях пришельца,
И в его тусклом взгляде, как во сне,
Читались летописи в Лету падших лет,
И всё же на щеках его теплился
Луч молодости, отголосок света
Энергией и свежестью пронзал
Его довольно мужественный торс,
И юношеской смелости запал
Смешался в нём с величьем умудрённых;
И скорбь, не выразимая ничем,
Смягчённая покорностью бесстрашной,
Лицо, всеговорящее всему,
Овеевала грацией ужасной.

ДУХ:
«Есть ли Бог?»
АГАСФЕР:
«Бог есть! – да, всемогущий Бог!
И мстительный безмерно!
Однажды голос его был услышан на земле
И вздрогнула земля,
И вознегодовал огненноликий небосвод;
Природы глубочайшая могила
Всё гениально-волевое поглотила,
Всё, что дерзнуло против трона стать.
За исключеньем хладнокровных сервов
Погибли все. Веления тирана
Безропотно и без негодованья
Толпы рабов покорно исполняли
И смелости своей не возвышали.
И возводили демону всевластья
Храмы роскошные; дымились алтари
Под гонгов отвратительных гуденье
Не благовоньем – человеческою кровью.
Убийца его голос услыхал
В Египте, где таланты и искусства
Возвысили его на пьедестал
Как соучастника в преступном содеяньи,
И он доверенным всезнающего стал.
Вот что ему Иегова сказал:

«Из вечности безделья
Я, Бог, проснулся; землю сотворил
За седмицу, из ничего. Почил.
А после человека со;здал
И в рай-Эдем его я поместил,
Где дерево добра и зла я насадил,
Чтоб плод его съел, соблазнившись,
Человек и смог погибнуть,
В себе взлелеяв ненависть и злобу
Как беспощадный покоритель тверди,
Несчастьями мне славу воздающий.
Род избранных, в сердцах которых я
Посеял похоть, пусть треножит землю
И женской кровью проникает в племена,
И движется к земле обетованной,
Чтоб в страхе именем моим держать народы,
И быть погибелью для их нетленных душ –
Порочных, благородных, слабых, сильных, –
Неважно – всех. Во имя исполненья
Мести слепой (что люди справедливостью зовут)
Их Бога».

«Чело убийцы исказилось страхом.
- Нет милосердья, всемогущий Бог?
Неужто наказанье бесконечно?
Не виден срок сквозь долгие века?
О! Почему ты эту землю злую
Будто в насмешку страшную созда;л?
Будь справедливым – милосердье всемогуще!
О Боже! О покайся и спаси!»

«Есть исход:
В мир пошлю я сына
И смертью он искупит все грехи,
Умрёт он на кресте
На незамеченном никем клочке земли,
И этим преступлением вселенским
Искупятся навеки все грехи.
И те немногие, кто этому поверит,
Станут сосудами моими, благодатью
Моей наполненные до краёв,
И души будут их живые спасены.
А миллионы будут жить и умирать,
Спасителя не призывая имя,
Не искуплёнными в подземии лежать,
Считая это вымыслом старухи,
Пугающей младенцев в темноте;
Но бесконечно они будут проклинать
Они в тоске неверие своё,
И лишь десятикратные мученья
Заставят их признать свою погибель
И справедливость моего ученья.
Что толку в добродетельных делах,
В их помыслах, в разумных их словах?
Всё будет только волею моей,
Призванных много, но не многих изберу я,
Исполни мою волю, Моисей!»

От ужаса лицо убийцы побледнело
И он дрожащими губами прошептал:
«Я трепещу и повинуюсь, Всемогущий!»

«О Дух! Время поставило печать
Незаживающими ранами на сердце,
И память не даёт покоя мне
С тех пор как Воплотился на Земле
Бог и пришёл в личине человека
Презренного, отвергнутого всеми.
Он толпы за собою вёл,
Уча их справедливости и миру,
Он пламя рвения в их душах зажигал,
Но меч, не мир, он меч благословлял,
Чтобы подлуние людской насытить кровью.
И вот он умирает на кресте.
Я был с ним рядом, он стонал от боли,
Хоть чувства неземные были в нём.
С негодованьем я подвёл итог:
Его распятье принесло страданье
И бедствия измученной стране.
И, плача, ему крикнул я в насмешку:
«Иди! иди!» И он ответил: «Да! Иду! –
И злоба озарила его смертельно-бледные черты, –
Но будешь ты скитаться по земле,
Скитаться вечно». Сыростью могильной
Меня обдало с головы до ног. И я упал.
И в обмороке долго
На заколдованной земле лежал.
Когда очнулся – ад пылал в глазах
И трепетал своими пламенами.
Везде заплесневелыми горами
Лежали мощи родичей моих –
Их страшный гнев Всевышнего настиг,
И черепа безглазые детей
Смотрели на меня ужасным взглядом
Из преисподни множества смертей.

Да! Видел я как обнажают меч,
Меч мести Его ярые клевреты,
Когда кружит им головы порыв
Безумной страсти, подвигая к разрушенью;
Под крестным их неистовым знаменьем
Над этою несчастною землёй
Кровь алыми дождями проливалась
От беспощадной неуёмной стали
Под оправдательным покровом Божества,
И радуги в сверкающих лучах
Кроваво-рдяные всю землю покрывали.

О Дух! И года без страданий не прошло;
Толпа, бесчувственная алчная толпа,
Что всуе поминает имя Бога,
И чей язык – ложь, ядовитая змея,
Одной рукой сжимает меч кровавый,
Другою – счастье, братство, мир сулит
Под лепет милосердия святого,
Тем самым утверждая свою власть,
Из правдолюбца делая немого,
И к новой боли добавляя боль
Острейших мук и разочарований,
Терзая яростию бешеною смелых,
Среди улыбок радостных миров
Набрасывая гибельный покров.

Так я стоял, теряя дни и годы
С безумием агонии борясь,
И всё же безмятежный и спокойный,
Смеясь над страшными проклятьями тирана,
Бессильного пред волею моей.
Как исполинский дуб под яростию молний
Хоть ранен, но стоит неколебимо,
Стоит упорно, хоть стоит руиной,
Вступая с бурей бешеною в бой,
Чтоб выстояв, к сияющему свету
Иссохшие, обугленные ветви
С благоговеньем чистым протянуть
И встретить негу тишины полудня.

Волшебной палочкой взмахнула Фея –
Исчез Агасфер быстро, словно тень,
Растаял, словно дымки снов тумана,
Таящиеся в сумеречных рощах,
Под тихою улыбкою зари –
Мечты неуловимо-эфемерны,
Как этот призрачный мерцающий портрет
Скитающейся мысли человека.


© Захаров Дмитрий Григорьевич. Перевод 2023г.