Двенадцатая ночь. Акт пятый. Шекспир

АКТ V

Сцена 1

     Перед домом Оливии.

     Входят Шут и Фабиан.

ФАБИАН
Ты так разжёг моё любопытство! Скорей же, покажи мне его письмо!

ШУТ
Достопочтенный Фабиан, тогда уж не откажите и вы мне в просьбе.

ФАБИАН
Всё, что угодно!
ШУТ
Не просите показать его.

ФАБИАН
Но это ведь то же самое, как если бы угостить сосиской, а в благодарность потребовать эту – уже мою – сосиску обратно.

     Входят герцог Орсино, Виола, Курио и придворные.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Дружочки, вы же из дворни леди Оливии?

ШУТ
Всенепременно, сэр! Мы – из лучших её украшений!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Так  я тебя знаю! Как поживаешь, приятель?

ШУТ
Ей-богу, всё лучше волею моих врагов, и всё хуже волею моих друзей.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Только ведь наоборот – всё лучше волею твоих друзей.

ШУТ
Нет же, сэр, их волею – хуже.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Но как так может быть?

ШУТ
Клянусь Пречистой Девой, сэр, они меня превозносят и тем самым делают из меня осла, а враги прямо так и говорят, что я осёл. Так что, с врагами я познаю себя, и тем в прибытке, а друзьями я оболванен, и тем – в убытке. Ведь это как с поцелуями – если четыре отказа приносят вам два согласия, то выходит, что и я поживаю всё хуже волею моих друзей и всё лучше волею моих врагов.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Право, это восхитительно!

ШУТ
По правде сказать, нет, сэр, даже если вам было бы угодно быть среди моих друзей.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Со мной-то ты в убытке точно не будешь. Держи золотой!

ШУТ
Если это не покажется двурушничеством, то мне бы хотелось, чтобы вы совершили похожее и второй рукой.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
О, вы даёте мне дурной совет!

ШУТ
Спрячьте на сей раз вашу святость в карман, сэр, и послушайтесь велений вашей плоти и крови.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Ладно, приму на себя грех двурушничества. Держи второй!

ШУТ
Primo, secundo, tertio – отличная игра! Старая пословица гласит: «Бог любит троицу!». Трёхдольный размер прекрасен для танца. Да и колокола церкви Святого Бенедикта напоминают – раз, два, три; раз, два три; раз, два, три…

ГЕРЦОГ ОРСИНО
На этой кривой козе ты меня больше не объедешь и денег не выудишь!
Но если дашь знать леди, что я пришёл поговорить с ней, и приведёшь её с собой, то моя щедрость, быть может, вновь проснётся.

ШУТ
Да побаюкает Пресвятая Дева, сэр, вашу щедрость, покуда я не вернусь. Я уже иду, сэр, но мне бы не хотелось, чтоб вы приняли моё скромное желание чуточку иметь за грех корыстолюбия. Однако, как вы метко выразились, пусть ваша щедрость немного вздремнёт, я скоро разбужу её.

     Шут уходит.

ВИОЛА
Сэр, вот сей джентльмен, что спас меня.

     Входят Антонио и Констебли.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Его мне лик знаком, хоть прежним разом
Был весь, как бог огня Вулкан, чумазым
В дыму сраженья он. Являясь капитаном
Корыта утлого, осадки малой,
Так потрепал крупнейший наш корабль,
Что даже у поверженных снискал
И славу, и почтение. В чём дело?

ПЕРВЫЙ КОНСТЕБЛЬ
Орсино, это же Антонио!
Он захватил со сладостями «Феникс»
И «Тигра» взял на абордаж, где ваш
Племянник юный Тит ноги лишился.
Его мы здесь во время потасовки
Арестовали. Был он не в себе.

ВИОЛА
Он за меня свой обнажил клинок
И против же меня в итоге речь
Толкнул чудную, словно в помраченьи…

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Пират известный! Дерзкий флибустье;р!
Что за тупой кураж тебя забросил
На милость тех, кого ты кровными
Врагами нажил.

АНТОНИО
                Знатный муж!
Клеймо я ваше отвергаю! Не был
Антонио с рожденья ни пиратом,
Ни флибустье;ром, но врагом, призна;юсь,
Орсино по сословью и по крови.
Я злыми чарами сюда заброшен:
Юнца неблагодарного, что с вами,
Из зёва пенного свирепой бездны
Я спас – он безнадёжно погибал –
И жизнь ему вернул, прибавив к ней
Любовь свою безмерную, ведомый
Которою, пришёл во вражий град
И за него вступился. Он же подло,
Когда был схвачен я, в беде покинул,
Поворотивши нос, будто не знает,
И ко всему, прибрал к рукам кошель,
Что дал ему я получасом раньше –
На всякий случай.

ВИОЛА
                Это невозможно!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Скажи, когда он прибыл в этот город?

АНТОНИО
Сей день, милорд. Дотоль же с ним мы были
Три месяца, и днями и ночами
Не разлучаясь ни на миг, близки;…

     Входит Оливия с придворными.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Графиня!.. Небо снизошло на землю!
А твоя речь, приятель, чистый вздор, –
Три месяца сей юноша мне служит.
На этом всё. В сторонку отведите!

ОЛИВИЯ
Чем вам, милорд, что он не в силах сделать,
Оливия могла бы быть полезной?
Цезарио, вы клятве изменили.
ВИОЛА
Мадам?..

ГЕРЦОГ ОРСИНО
                Любезная Оливия!

ОЛИВИЯ
Что скажете, Цезарио?.. Милорд…

ВИОЛА
Он жаждет молвить. Мой же долг – умолкнуть.

ОЛИВИЯ
Милорд, коль снова тот мотив замшелый –
Он сальной похотливостью своею
Моим ушам – как подвыванье пенью.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Всё так же вы жестоки!

ОЛИВИЯ
                Неизменна.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
В упрямстве? Вы – невежливая леди,
На чей алтарь бесчувственный так тщетно
Моя душа с молитвами бросала
Чистейшие из жертв! И что ж  мне делать?

ОЛИВИЯ
Милорд, что вашей душеньке угодно.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Неплохо бы, будь сердцем я злодей
Египетский, пред смертью умертвить
Желанную – и ревность лютая
Возвышенный порой имеет вкус!
Но внемлите ж… Хоть отшвырнули вы
С презреньем мою верность, и хоть знаю
Отчасти я орудье, что лишило
Меня фавора вашего, вы всё ж
Живите, о, гранитногрудый деспот!
А вашего милашку, что любим,
Я знаю, вами, как и мною нежно,
Я оторву от глаз безжалостных,
Где княжит он хозяину назло.
Пойдём, мой мальчик! Зло созрело – агнец
Падёт любимый от моей десницы,
Чтоб вра;нье сердце ранить в голубице.

ВИОЛА
Я с радостью, чтоб успокоить вас,
И тысячью смертей умру в сей час!

ОЛИВИЯ
Куда, Цезарио?!

ВИОЛА
                За ним, кто люб
Мне света белого и жизни паче,
И женщины любой на ложе брачном.
А коли лгу, пусть в прах меня повергнут
Святые небеса за эту скверну!

ОЛИВИЯ
Мне дурно! Я обманута безмерно!

ВИОЛА
Кто обманул вас? Чем вы так задеты?

ОЛИВИЯ
Как скоро ты забыл свои обеты!
Священника сюда!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
                Идём! Живей!


ОЛИВИЯ
Куда ещё, милорд! Супруг, не смей!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Супруг?..               

ОЛИВИЯ
               О, да!!! Молю, не откажись!..

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Ты ейный муж, подлец?!

ВИОЛА
                Милорд, ни в жизть!

ОЛИВИЯ
Увы, то заставляет низость страха
Тебя приличье задушить. Не бойся,
Цезарио! Прими Судьбу! Познай
Себя и вознесёшься ты над тем,
Что так тебя страшит.

     Входит священник.

                Входи же, отче!
Тебе вменяю я, со всем почтеньем,
Открыть пред всеми то, что до поры
Сокрыли мы в тени. Момент созрел!
Поведай, что произошло недавно
Меж этим милым юношей и мною.

СВЯЩЕННИК
Помолвка – о любовных узах вечных,
Что скреплена была союзом рук,
Заверена невинным поцелуем,
Упрочена обменом же колец.
Свершилась церемония с моим
Водительством, соо;бразно канонам.
С тех пор, гласят мои часы, я брёл
К своей могиле только два часа.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
О, лицемерный сосунок! Чем станешь,
Когда чердак твой время убелит?
Иль так взрастёшь в своём коварстве спешно,
Что сам себя погубишь неизбежно?
Прощай! Бери её. И сгинь туда,
Где нам не повстречаться никогда!

ВИОЛА
Милорд, о, нет…

ОЛИВИЯ
                Не очерняй свой лик!
Храни обет, хоть страх твой так велик.

     Входит сэр Эндрю.

СЭР ЭНДРЮ
Ради всего святого, хирурга! И пошлите скорее кого-нибудь к сэру Тоби.

ОЛИВИЯ
В чём дело?

СЭР ЭНДРЮ
Этот хлыщ проломил мне башку, и сэра Тоби тоже украсил кровавым гребешком! Ради Бога, помогите! Я бы сейчас о;тдал сорок фунтов, только бы оказаться дома.

ОЛИВИЯ
Кто же это сотворил, сэр Эндрю?

СЭР ЭНДРЮ
Герцогский прихвостень, некий Цезарио. Мы приняли его за труса, но он же – просто сущий дьявол во плоти!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Мой Цезарио?

СЭР ЭНДРЮ
Боже, сохрани, да он здесь! Вы проломили мне голову ни за что! А если и было, за что, так меня подбил на это сэр Тоби.

ВИОЛА
Зачем вы так? Я вовсе вас не ранил.
Вы обнажили шпагу беспричинно,
Но я был с вами вежлив и учтив
И не нанёс и малого вреда.

СЭР ЭНДРЮ
А кровавый гребешок – это вам не вред?! Или вы думаете, кровавый гребешок – это пустяк, и он мне к лицу?!

     (Входят сэр Тоби и Шут)

А вот и сэр Тоби ковыляет. Ого, вы ещё не то услышите! Не упейся он так, он бы вам потроха-то пощекотал!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Что с вами, почтеннейший? Что случилось?

СЭР ТОБИ БЭЛЧ
Меня изувечили, и всего-то делов! Пьянь, а пьянь! Ты где-нибудь наблюдаешь этого мудилу хирурга? Слышь, пьянь?

ШУТ
О, сэр Тоби, он уже час как « в стельку». Его глаза показывают «восемь утра».

СЭР ТОБИ БЭЛЧ
Чёртов проходимец! Уже насосался. Ненавижу этого пьяного прощелыгу!

ОЛИВИЯ
Убирайтесь вместе с ним. Кто же их так покалечил?

СЭР ЭНДРЮ
Я вам помогу, сэр Тоби! Ибо нам нужно друг друга перевязать.
СЭР ТОБИ БЭЛЧ
Вы мне поможете?! Ослиная задница! Пижон! Каналья! Кривомордая каналья! Олух царя небесного!

ОЛИВИЯ
Уложите его в постель. И пусть осмотрят ему рану.

     Уходят Шут, Фабиан, сэр Тоби Бэлч и сэр Эндрю.

     Входит Себастьян.

СЕБАСТЬЯН
Мне жаль, мадам, ваш родич пострадал.
Но, будь он кровный брат мне, я б с не меньшим
Упорством и сноровкой защищался.
Вы смотрите так странно на меня, –
Я полагаю, вы оскорблены.
Простите, ангел мой – хоть ради клятв,
Что дали мы, часа лишь два назад.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Одно лицо, и голос, и осанка,
Но человека – два… Мираж. Иль сон.

СЕБАСТЬЯН
Антонио! Родной Антонио!
Мне пыткой стало время с той минуты,
Как потерял тебя!

АНТОНИО
                … Вы – Себастьян?

СЕБАСТЬЯН
Чем так напуган ты, Антонио?

АНТОНИО
Ты раздвоился? Яблоко разрежь –
Две половинки будут близнецы
Не боле вас. Который – Себастьян?

ОЛИВИЯ
Какие чудеса!

СЕБАСТЬЯН
                Там я стою?
Вовек ни брата не имел, ни дара
Божественного быть везде и сразу;
Имел сестру, чьё тело злые волны
Недавно поглотили. Смилуйтесь!
Вы – не родня ли мне? Откуда вы?
Как вас зовут? И кто вы по отцу?

ВИОЛА
Из Мессалины. Себастьяном звали
Отца. И брат был тоже Себастьян, –
Ушёл он в склеп морской, одетый так же.
Умей же призрак брать и лик, и платье,
Вы здесь, чтоб нас пугать.

СЕБАСТЬЯН
                Я призрак, верно! –
Но в бренной оболочке, взятой мной
Из лона матери. И будь вы девой –
Иное сходно всё, – на ваши щёки
Я про;лил слёзы бы и закричал:
«Ну, здравствуй же, почившая Виола!».

ВИОЛА
На лбу отца темнела родинка.

СЕБАСТЬЯН
Как у меня – вот здесь.

ВИОЛА
                Скончался он
В тринадцатый Виолы день рожденья.

СЕБАСТЬЯН
О, это до сих пор в моей душе!
Он завершил свой бренный путь,
Когда сестре исполнилось тринадцать.

ВИОЛА
И хоть ничто нам не мешает счастью,
Лишь мой наряд мужской, не обнимай
Меня, пока детали времени
И места, и Судьбы не убедят,
Что я – Виола. Здешний капитан –
С ним познакомлю, – спас меня и, спрятав
Моё деви;чье платье, герцогу
Представил как прекрасного слугу.
С тех пор моё житьё-бытье – сплошные
Метания меж леди и милордом.

СЕБАСТЬЯН (Оливии)
Вы волей случая ошиблись, леди,
Но всё исправила сама природа.
И вы, желая повенчаться с девой,
Клянусь вам жизнью, не ошиблись, ведь
Вы обручились с девственным мужчиной.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
О, право же, он – крови благородной!
А если это подлинный алмаз,
То в том счастливом кораблекрушеньи
И мне есть доля.

     /Виоле/

                Мальчик мой! Ты молвил
Мне сотни раз, что никогда не сможешь
Любить так страстно женщин, как меня.

ВИОЛА
И те слова я клятвою заверю
И сохраню в трепещущей душе,
Как твердь хранит, вращаясь, свет, что делит
От ночи день.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
                Дай руку! И позволь же
Тебя увидеть мне в деви;чьем платье.

ВИОЛА
Оно у капитана, спасшего
Меня. Но в заточеньи он сейчас
По некоему делу, где истцом
Мальволио, домоправитель леди.

ОЛИВИЯ
Его освободят. Скорей позвать
Мальволио! Ах, мне же доложили,
Несчастный сильно тронулся умом. 

     Входят: Шут с письмом и Фабиан.

Безумство страсти, что во мне самой,
Из памяти изгнало, вероятно,
Его безумие. Дружок, ну, как он?

ШУТ
Честно говоря, мадам, он всеми силами отмахивается от Вельзевула, держа того на кончике своей трости, как бы делал любой на его месте. Вот вам записка от него! Я бы передал вам её ещё нынче утром, но, право, эпи;столы сумасшедшего – отнюдь не Благая Весть, чтобы знать наверняка, когда и где их донести.

ОЛИВИЯ
Вскрывай же и прочти нам!

ШУТ
Тогда слушайте же хорошенько, чтобы достаточно укрепиться в вере, пока безумец наставляет вас через дурака.

     (Читает)

«Ей Богу, мадам…»

ОЛИВИЯ
Что это ещё! Ты что, спятил?

ШУТ
Нет, мадам, я лишь декламирую чушь. Но если вашей светлости угодно услышать её, как она есть, позвольте её вам проорать.

ОЛИВИЯ
Прошу тебя, читай как надо.

ШУТ
Хорошо, мадонна. Но всё же, если читать как надо, то надо читать именно так. Посему, пораскиньте мозгами, моя принцесса, и придвиньте поближе ваше ушко.

ОЛИВИЯ (Фабиану)
Читай ты, дружочек!

ФАБИАН (читает)
«Ей Богу, мадам, вы оскорбили меня до глубины души, и весь мир узнает об этом! И, несмотря на то, что вы упекли меня во тьму, позволив вашему пропоице дядюшке верховодить мной, я, однако, так же превосходен в своей разумности, как и ваша светлость. При мне ваше письмо, которое и сподобило меня примерить сей образ, и я не сомневаюсь, что, обнародовав его, верну себе доброе имя, иначе стыд вам и позор! Думайте обо мне, что вам угодно. А я складываю свои полномочия, хоть это и невозможно представить, и во всеуслышание заявляю о моей душевной травме!
БЕЗУМНО НАСТРАДАВШИЙСЯ ОТ ВАС МАЛЬВОЛИО».

ОЛИВИЯ
Это точно написал он?

ШУТ
О, да, мадам!

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Эти колкости не так уж безумны.

ОЛИВИЯ
Веди же, Фабиан, его сюда.

     (Фабиан уходит)

Милорд, коли отныне вы готовы
Считать меня сестрой, нежель женой,
То мы венчаньями двух пар сроднимся –
Здесь, в этом доме, и за мой же счёт.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Мадам, мне это видится уместным.
     (Виоле)
А вы уволены. За службу же,
Что сверх была природы вашей нежной
И ниже любящей и ласковой души,
Хоть, звался вам хозяином так долго,
Вот вам моя рука! Отныне вы –
Владычица моя.

ОЛИВИЯ
                А мне – сестра.

     Входят Фабиан с Мальволио.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Не это ль, часом, сумасшедший ваш?

ОЛИВИЯ
О, да, милорд, определённо, он.
Мальволио, но что у вас за вид!

МАЛЬВОЛИО
Мадам, я вами подло оскорблён.
Ославлен идиотом.

ОЛИВИЯ
                Мной? О, нет.

МАЛЬВОЛИО
О, да, миледи! Я прошу, прочтите –
Вам не отречься от своей руки!
Иль этот почерк, обороты речи,
Печать и вся затея здесь не ваши?
Нет, вы не можете то отрицать!
Тогда ответьте же, поклявшись честью,
Зачем зажгли мне маяки фавора,
Веля, улыбку нацепив и накрест
Подвязки, вместе с жёлтыми чулками,
Быть грозным с сэром Тоби и иными?
Зачем меня, который, обнадежась,
Исполнил всё, вы бросили страдать
Во тьму и, мучая попом-кретином,
Глупца и легковерного болвана
Слепили из меня. Зачем, ответьте!

ОЛИВИЯ
Увы, Мальволио, записка эта
Написана не мной. И хоть, признаюсь,
Что почерк схож, но то – рука Марии.
Я вспомнила – она сказала первой,
Что спятил ты. А после и ты сам
Явился, скалясь, в образе, который
В письме предложен. Я прошу, будь выше.
Ты стал объектом опыта дурного,
Но, коль мотив и авторов узнаем,
То быть тебе судьёю и истцом
В своём же деле.

ФАБИАН
                Мудрая мадам!
Позвольте молвить, и да никакие
Пусть крики и побои не испортят
Сей чудный час – по мне, такой он, право!
На лучшее в надежде, честно каюсь,
Что я и Тоби всё придумали,
Чтоб проучить Мальволио – за спесь
И чванство. А Мария написала
Письмо под руководством сэра Тоби,
За что на ней он вскоре и женился.
Но всё случившееся было только
Весёлым безобразьем, посему
Разумней посмеяться, нежель мстить,
Ведь лечит смех от всех обид, что будет
На пользу всё ж обеим сторонам.

ОЛИВИЯ
О, бедный дурень, как тебя умыли!

ШУТ
О, да! Ведь «…некоторые великими рождаются, иные величие завоёвывают, а кому-то оно сваливается сверху». Я был в этой интерлюдии один, сэр, и играл этого Топаса. Один – в двух лицах. «Господь свидетель, шут, я не сумасшедший!». Вы же помните? «Я удивляюсь, что ваша светлость находит удовольствие в этом никчёмном прохвосте. Как только вы не смеётесь, у него и кляп во рту». Стало быть, карусель времён обернулась, принеся плоды расплаты. Что посеешь, то и пожнёшь.

МАЛЬВОЛИО
Я отомщу всей вашей своре.

     Мальволио уходит.

ОЛИВИЯ
Увы, но он прилюдно опозорен.

ГЕРЦОГ ОРСИНО
Догнать! И умолять о примиреньи!
Он не поведал нам о капитане.
Коль всё узнаем, вот тогда придёт
И золотое время сочетаньям
Священным браком наших светлых душ.
Пока ж, сестра, от вас мы – ни ногой!
Цезарио, идёмте! Да, вы – он,
Пока в мужском обличьи. Коль в ином
Увижу вас, быть вам моей всерьёз
И госпожой, и королевой грёз!

     Все, кроме Шута, уходят.

ШУТ (поёт)
Пока я был совсем малой,
К дождю, эй-эй, беспечный,
Казалась дурость вся игрой,
А дождь лил бесконечно.

Когда я зрелым дядькой стал,
К дождю, эй-эй, беспечный,
Глупцам я спуску ж не давал,
Хоть дождь лил бесконечно.

Когда, увы, вступил я в брак,
К дождю, эй-эй, беспечный,
Стал натуральный сам дурак,
И дождь лил бесконечно.

Когда ж я слёг в постель свою,
К дождю, эй-эй, беспечный,
С глупцами уже пил вовсю,
Ведь дождь лил бесконечно.

Давненько мир Творец зачал,
Эй-эй, к дождю беспечный,
И хоть настал в игре финал,
К веселью ждём вас вечно!

     Шут уходит.


                ЗАНАВЕС