Сонеты Михаила Кукулевича 1939-2020

.




Сонеты Михаила КУКУЛЕВИЧА

……………………………………………………Роман СЛАВАЦКИЙ

В читательском, а подчас и в литературном мире бытует зловредный миф о сонете. Почему-то считается, что этот жанр сух, архаичен и косно-неподвижен. Потому, наверное, большинство поэтов шарахаются от него, как известная персона от ладана. Те же, кто берётся сочинять в этой поэтической традиции, зачастую действительно попадают под влияние архаической схемы, отчего их сонеты получаются натужными, громоздкими и вымученными.

Между тем сонет – чрезвычайно живой и пластичный жанр!
Любой непредвзятый исследователь заметит, сколь разнообразны формы сонета, как они варьируются, в зависимости от страны, времени и авторов. Впрочем, нет смысла долго рассуждать на эту тему. Достаточно обратиться к монографии проф. Олега Федотова «Сонет», где все эти аспекты исследованы с исчерпывающей полнотой.
Мне же хочется в данном очерке рассмотреть частный случай трансформации канона в современной русской поэзии – на примере творчества известного деятеля отечественной культуры М.А. Кукулевича.

Михаил Анатольевич Кукулевич – поэт, прозаик, эссеист, исполнитель авторской песни (бард), родился в 1939 году в Ленинграде. Подобно классикам (Чехов, Булгаков) он по начальной своей профессии медик; точнее – врач-педиатр.

Однако в мире российской культуры он прославился, прежде всего, в качестве автора-исполнителя. В его активе – более четырёхсот песен на стихи как собственные, так и российских поэтов XVIII – XX столетий! Он известен как исследователь биографий декабристов, радио и теле ведущий, режиссёр-документалист и актёр.

В Союзе писателей Москвы состоит с 2007 года. М.А. Кукулевич – автор трёх книг прозы и восьми поэтических сборников.

Но сегодня мы постараемся рассмотреть одну его книгу: «Лирика» (М., 2005), где есть два раздела, посвящённые именно сонету.

В одном из них, названном «Итальянские сонеты», просверкивает отблеск Возрождения…

Флоренции изысканный цветок,
В нём радости усопшей Беатриче,
Вот Дант, ещё не взысканный величьем
Пересекает сад наискосок.

Его смущает этой жизни ад,
Он погружён в воспоминанья рая,
Сквозь шум и гул людской припоминая
Возлюбленной своей случайный взгляд.

О, этот взгляд – он лука тетива,
Он точно в цель пошлёт его слова.
А цель понятна – искренность сонета.

Чтоб мы могли через завесу лет
Увидеть той любви далёкий свет.
И не ослепнуть в темноте от света.

Замечательно, с каким искусством развивается основная тема! От узорчатого флорентийского ириса – к Беатриче. И тут же – видится этот флорентийский сад, и поэт, идущий «наискосок», свободным путём... А дальше – сквозь ад жизни вспоминается взгляд Беатриче, который, словно тетива, направляет стихи к искренности «Новой жизни», чтобы читатель увидел свет далёкой любви, и не ослеп от него, спасённый благородным искусством!

Но если глянуть на эти стихи с технической точки зрения, мы видим очевидные отступления от канона, которому следовал тот же Данте. Первый катрен построен по классической схеме ABBA. И второй строится также, но рифмы другие! Терцеты же сложены по традиции «ронсаровского сонета». Таким образом, перед нами – «неправильный сонет», созданный, однако, на отсылах к различным, пусть и разноязыким классическим формам. И это нисколько не уменьшает стихотворения цельности и лирической силы.

Но процитируем ещё один сонет. Это пример ещё большей вариативности.

Прикрой глаза, чтоб не мешало зренье,
И ты тогда сумеешь различить
Детали позабытых построений
И связи их мерцающую нить.

Видна в ночи далёкая звезда –
Недаром ночь – подружка астронома!
И высочайшей точностью ведомый,
Он видит то, что скрылось навсегда.

А ты, любовь? Что яркий свет тебе?
Ты в тень уйди, и сразу станет видно,
Что было главным в горестной судьбе,
А что оставить – вовсе не обидно.

Задумайся, и ты поймёшь сама,
Что зоркость плод не зренья, а ума.

Невольно вспоминается поразительное высказывание великого математика Эйлера. Когда он ослеп, то заметил: «Это даже к лучшему. Теперь я буду меньше отвлекаться от вычислений».

И в первом катрене мощно выражена необходимость закрыть глаза, чтобы сосредоточиться и понять ускользающие смыслы и связи. Эта мысль блестяще раскрывается метафорой второй строфы. Особенно пленительна и неожиданна строка о «подружке астронома»! А потом делается важный переход к следующей идее. Настоящая любовь не нуждается во внешних проявлениях. И настоящая зоркость таится не во взгляде, а в глубине бессмертного мыслящего духа.
Однако взглянем на структуру стихотворения.

Первый катрен построен в стиле «английского сонета». Но следующий представляет нам традиционную рифмовку. Далее опять автор возвращается к относительно свободной форме, а синтез формулируется в дистихе.

Итак, мы видим ту же свободу обращения со стихом, которая характерна для подлинного шекспировского сонета, а не для схемы С.Я. Маршака с его благообразной и размеренной рифмовкой. Ведь именно в «неправильностях» Шекспира, может быть ярче всего, проявляется порывистая страстность его «Сонетов». Странно, что до сих пор только В. Микушевич и Б. Архипцев осмелились передать подлинную эквиритмику шекспировского стиха!

И по-своему продолжая традицию британского классика, Кукулевич решается на вольности, совершенно недопустимые с точки зрения «сонетного ригориста»!

В его стихотворении «Чем дольше я живу на белом свете…», помещённом в разделе «Из сонетной тетради», второй катрен вообще сложен из двустиший!

Чем дольше я живу на белом свете,
Тем меньше понимаю белый свет.
И сходит опыт жизненный на нет,
Когда любовь нежданная засветит

Свою звезду на тёмных небесах.
Охватывает тотчас душу страх
За радостью вослед. И вкус потери
Мгновенно отравляет мёд доверья…

В стихах московского поэта есть место и напевной мелодии, и спокойной мудрости, а иногда – и свежему современному просторечию. Здесь выражена, пожалуй, противоречивость и динамизм той эпохи, в которой нам довелось жить.

Давайте прочитаем ещё одно произведение из того же цикла…

Когда всё разлетится в мире этом,
И под ногами тверди не найти,
Советую, как в церковь, в храм сонета
С надеждою последнею войти.

Там хаос мысли, чувств нестройный хор
Приобретают строгость очертаний,
И ор перетекает в разговор
О прочности классического зданья.

Бочонок масла, вылитого за борт
Смиряет волны дикие порой.
Скользи, скользи за мол, кораблик мой,
С проворством обезумевшего краба.

Вопрос ужасен, справедлив ответ.
Таков уж он, спасительный сонет.

Так, на благословенной земле Руси, живёт и развивается искусство, начало которому было положено под лазурным небом Сицилии восемь веков назад!






.