Широкое плечо. Парафраз сказа Бажова П. П

Раньше обычай держался в заводе:
Праздничным делом на стенку стена
Биться ходили. Так тешились люди.
Кому-то дурость лишь в этом видна,

Дурь молодая, кому-то же скука.
Дескать, кипит кровь, в башках же разброд
От нечо делать. Ну, как тут осудишь,
Коли с рождения тёмен народ.

Тёмным родился и грамоты разной
Не показали ему. Сам с собой
Он, как умел от души забавлялся.
Правду сказать, то не драка, а бой,

Бой по всем правилам был. Спозаранок
К нему готовились. В местности той,
Где бились, ровную грань проводили,
Ну, а на двадцать шагов за чертой,

Линию метили - это потылье.
Тут за победу считали, когда
Выбьют противника за эту линию,
Чтоб ни один не стоял на ногах.

Чистое поле! Со счётом же тоже
Строгое правило: сто против ста.
Насчёт закладок, что в руки зажата,
И говорить не приходится. Да!

Коли такой случай выявят, сразу
Насмерть забьют, башлыка не найдёшь.
Ну, а начальника стенки виновной,
Не пощадят: отвечай, хошь не хошь.

Каждый башлык перед боем клянётся
И перекрестится, что в кулаке
Нету обмана. а там, как придётся.
Жизнь – словно крестик на тонком шнурке.

Бились концами, кто, где проживает,
Ну и подмену, подставу порой
Вместо себя за деньгу выставляли.
Все понимали, что куплен герой,

Куплен за деньгу большую.  Был в этом
Резон немалый, никто ведь не знал,
Что ожидать с ним, какой он повадки.
Может не раз уже жизнь отнимал?

Этих залётных бойцов не любили
И норовили покрепче помять.
Памятку, значит, оставить на теле,
Чтоб в раз другой думал, прежде чем встрять.

Те, кто ходил посмотреть, посудачить,
Били заклады промежду собой.
Может они и в копейках считались,
Зато азарту на рубль с горой.

Эти закладчики, уж будь покоен,
Порядок чтили не хуже судьи,
Чтобы ни-ни фальши иль неустойки.
Так по заводу велось искони.

Чем бой закончится? Бог один знает.
Впредь угадать невозможно. В одном
Только лишь месте годков уж немало
Шло одинаково, своим рядком.

Многие даже рукою махнули:
«Глядеть прям тошно, одно всякий год».
Тут ямщики и прасолы с копыльев
Лихо сшибают фабричный народ.

Бьют мастеровщину с фабрики местной,
Что за рекой: слесарей, токарей,
Тех, кто в слесарском конце обитали,
Против ямской слободы. Тех парней

Бить-то большого ума и не надо,
Богатырей не ищи среди них,
Копоть фабричная жрёт с малолетства,
Поедом ест в заводских мастерских.

Как говорится, святых не бывало.
Щёки красны от румянца, но то
Не от мороза: железная сечка,
Въелась так в кожу, не смыть ни за что.

Тоже к удару сноровку имеют,
С молотом дружат, и жилистый люд,
Но супротив ямщиков не противник.
Разом гуртом за потылье сметут.

Нашим заводским обидно, конечно,
Что ямщики да лабазники так
С мастеровыми обходятся. Только
Как подсобить им? Не можно никак.

И перед женским полом неудобно.
Девки заклады не ставили, всё ж
Силу большую при этом имели.
Как сплоховать, показать, что не гож?

Иной, быть может, и шёл биться в стенке,
Чтоб перед девкой себя не ронять.
Был в слесарях Федя – Обух Ножовый.
Его в солдаты не взяли. Видать,

Ростом не вышел до призывной мерки.
Кличка по этой причине была.
Силой мужицкой всё ж был не обижен,
А на покосах литовка мела

Траву, как будто метла. Не зевай тут,
Пошевелись, чтоб не больно отстать.
С малых годков он с железом работал,
Вёдра, замки мог лудить и паять.

Кровлю стелить иль насосы отладить.
Словом одним, починить всё умел.
Жил одиночкой, не шибко богато,
К боям кулачным душой прикипел.

Сперва его башлыки отстраняли:
«Ты б под ногами не путался, Федь!
С ростом таким с мужиками-то биться…
Скоком до них не дотянешься ведь!»

Но он упрямый в бойцовску ватагу
Всё же вошёл и порою его
Самым последним с потылья сметали.
Все в синяках, а ему ничего.

Каким вошёл в драку, таким и вышел,
Даж поясок поправлять ни к чему.
Только ворчит на своих: «Кто ж так бьётся?
Кровь добывают, а нет на стену

Враз оглянуться. Тут дело такое,
Надо широким плечом наступать.
Тешат себя, шишек впрок запасают,
Чтоб опосля синяками сиять!»

И, как на грех, завелася зазноба,
Фенею звали. Да, девка, видать,
Всё ж не его судьбы. Нос воротила
И не желала его замечать.

Она ж ямская, глаза проглядела
На самолучшего свово бойца.
В пору ту у ямщиков был на славе
Кирша Глушило. Того молодца

Было с далёка видать, будто писан.
Не кулаки - гири, каждая в пуд.
Коль попадёшь под кулак, так не встанешь.
Счастье ещё, что лежачих не бьют.

С этим Глушило раз Федя сошёлся.
Тот словно бык разъярённый мычал:
«Свечку поставь за родителев, Обух»,
И кулаком ему в темя поддал.

Ну, а Федюня он тоже не промах.
Двинул Глушилу так накоротке,
Прям поперёк ходовой, значит, жилы.
Будто гвоздей набил в правой руке.

Вмиг отнялась рука, как плеть повисла.
Кирша со злости его пнул ногой.
Федя опять увернулся. Глушило
Плюхнулся на спину оземь башкой.

Впредь не лягайся, коли бой кулачный.
Ямщина слышит, о чём крик идёт,
В тряпку молчит, потому неустойка.
Ногой лягать не попустит народ.

Федя порой той лабазнику двинул,
Крепко начал по башке колотить.
В общем, конфуз, самолучших бойцов тех
Враз на носилках пришлось выносить.

С той поры злоба в душе затаилась
У ямщиков. Пострашнее нашли
Кирши бойца, и ему наказали:
«Только за Федькой в два глаза гляди.

Эту мокреть разотри в порошок, чтоб
Глаз не мозолил на поле. Убить
Можешь его, отвечать не придётся.
Руку не сдерживай, сможем прикрыть

Дело в суде, денег не пожалеем.
Лишь бы изжить его со свету». Что ж,
Феде потом донесли эти речи.
А слесаря рассудили так: «Гож

Парень в башлык. Как боец он надёжный,
Дельный вожак выйдет, даром, что мал
Ростом. У нас города, как известно,
Берут смекалкой, зато как удал!»

Федя не стал канителиться долго:
«Чё ж не спытать, коли лучше пойдёт,
Так всем на радость, а хуже не будет.
Только уж чур уговор наперёд:

Раз меня выбрали, то в бою слушать,
Как на войне, коль велю, исполнять,
То, что скажу делать, и позабудьте,
Чтоб красоваться, себя показать.

Дело-то наше ведь мастеровое,
Нам на скаку тройки не тормозить.
Сила в другом наша – бить в одну точку
Плечом широким, в бою не бузить!»……

И вот по вешнему времени биться
Снова собрались в Покатом логу.
Место обширное, но от народу
Тесно, как будто в торговом ряду.

Вышли бойцы по полсотни от края.
Ямской народ на подбор: росл, здоров.
Башлык у них из лабазных, матёрый,
Смолоду бьётся до зрелых годов.

Кирша желает за всё рассчитаться,
А покупные деньгу оправдать,
Что им купцы от души отвалили,
Славно свои кулаки почесать.

Стенка слесарская явно пожиже,
Все худощавы да тощи. Лицом,
Как задымлённые, и одежонка
Цвету немаркого. А удальцом,

Их башлыком вышел Обух. Построил,
Самым умелым наказы даёт:
«Без баловства у меня, за одно всем
Надо держаться, смотреть наперёд!

Бьёмся широким плечом ровным строем.
Руку свою посвободней держать,
Так, чтоб в ударе пружинила шибко
И голову свою оберегать.

Бить же с плеча промеж ходовой жилы.
Кто обезручеет, хлещи ребром
С локтя под самую чушку. Как свалишь –
Больше не бей, не глумись над врагом.

А пособляй-ка соседу, что справа.
Главное помни, не бой, не борьба
Это, а стенка. Не о себе думай,
А о широком плече! Все дела!»

Сделал наказ напоследок и крайним
С левого боку встал, к бою готов.
Ну, а ямские против него тут же
Ставят своих самых крепких бойцов,

Чтоб он не выскользнул. Перекрестились.
Каждый поднял руку, чтоб показать:
Нету закладки в ней. Стали сходиться.
Рубка таки пошла, страшно сказать.

Стенка прогнулась, бойцов трёх не стало.
Кто-то лежит, обезручен другой,
Кто-то глаза закатил и дыханье
Враз потерял будто уж неживой.

Вскоре и Федю на землю роняют.
Кирша тот вовсе, как туша лежит.
Не посчастливилось: то ль оступился,
То ль промахнулся, лишь громко хрипит.

Так слесаря ямщиков да прасолов
Выбили с поля. Пяточек забрать
Своих лежачих бойцов им пришлося.
Ну, а купчишка давай вслух орать:

«Не допущу, чтоб ещё раз случилось
Дело такое!» К Федюне подсыл:
«Переезжай в наш конец, избу справим,
Будешь башлык у нас. Больно мне мил!»

Федя на это в ответ: «Ежли подлость
Сделать и мне перевёртышем стать,
Так всё едино и толку б не вышло.
Надо головкой своей понимать.

Раньше нас били вы, так как обычьем
Вашим мы шли, а теперь же своим,
Плечом широким. Быть завсегда битым
Вам остаётся. На том и стоим!

И никакой вам башлык не поможет!»
«Что за плёчо и об чём разговор?
Чем ты расхвастался?» Он отвечает:
«Вам не втолкуешь, в мозгах-то раздор.

Вы же народ одиночный: на козлах
Али при лавке своей цельный день,
Аль при дворе постоялом. Деньгою
Тешить привыкли себя. И не лень?

Мы же широким плечом проживаем,
Наша работа всегда сообща.
Вместе мы – сила, кулак пятипалый,
Артель рабочая – наша семья!»

Ну, а с годами Федюня женился
И перемена случилась в житье.
Стал вожаком при артели. В кулачных
Больше боях не участник. Себе

Так пояснил: «Пусть младые тешатся.
Коли седой башлык – значит дурак.
Мы полюбуемся, как люд рабочий
Плечом широким орудует. Факт!

Его казной аль силком не удержишь.
Всё расшибёт. Уж характер такой»…
Скажет, зажмурится, будто от солнца,
Обух Ножовый, наш мастеровой!