Таланту Чехова. Вишнёвый сад. Это было у нас?

    Человечество, совершенствуя свои силы, идёт вперёд,
всё, что недосягаемо для него теперь,
когда-нибудь станет близким, понятным, только вот
надо работать, помогать всеми силами тем,
кто ищет истину, нужную всем.
  У нас, в России, работают пока очень немногие.
Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, хоть умственно и способно,
но ничего не ищет, ничего не делает и к истинному, нужному всем  труду –
пока не способно.
   Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты»,
с мужиками обращаются как с животными, будто это их скоты,
учатся плохо, серьёзно ничего не читают,
о науках только говорят, ровно ничего не делают,
 в искусстве мало понимают.
Но все серьёзны, у всех строгие лица – они их такими с трудом, но делают,
все говорят только о важном, философствуют.
   А между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно,
спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате,
везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота...  омерзительно!
  И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только,
чтобы отвести глаза себе и другим. И только!
   Укажите мне, где у нас ясли, о которых говорят так много и часто,
где читальни - всем?
О них только в романах пишут, на деле же их нет совсем.
   Есть только грязь, пошлость, азиатчина...
Но не в азиатчине причина!
Я боюсь и не люблю очень серьезных физиономий,
боюсь серьёзных разговоров, особенно в присутствии  внешне интеллигентного чина.
   У молчания есть причина! Но лучше помолчим.
Потому что в России зачастую не высокий ум – «золото»,
а интеллигентное молчание.
Пока молчим?
Не потому ли такое  молчание -  мудрой интеллигенции окончание?
____
Трофимов. Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину.
У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно.
Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота...
И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим. Укажите мне, где у нас ясли, о которых говорят так много и часто, где читальни? О них только в романах пишут, на деле же их нет совсем. Есть только грязь, пошлость, азиатчина...
Я боюсь и не люблю очень серьезных физиономий, боюсь серьезных разговоров. Лучше помолчим!
   1903 год.