Белые снегири - 59 -3-
(Рассказы)
Александр ВОРОНИН
(г. Дубна, Талдомского г.о., Московской обл.).
Член Союза писателей России
ВИШНИ
Созрели вишни в саду у дяди Вани.
У дяди Вани созрели вишни.
А дядя Ваня с тётей Зоей нынче в бане,
А мы под вечер погулять как будто вышли.
Блатной шансон.
Вишню и черешню всегда любил поесть. Но как-то вишни раньше мало сажали в наших краях, а в магазинах и на рынке она была дорогая. Только в последние годы дед в деревне стал разводить вишнёвый сад и мы, если успеваем собрать урожай, варим варенье и вспоминаем его добрым словом. А до этого у всех в садах росли только яблони, малина, да смородина с крыжовником.
На родине первой жены, в Ростовской области, каждое лето ел прямо с дерева переспевшую, сладкую, тёмно-красную вишню. А вот в вишнёвом питом¬нике побывать не удалось. Зато однажды целый день в вишнёвом саду пил водку. Было это под Таллинном у двоюродного брата отца - дяди Вани Балабанова. Я тем летом ехал к сестре на свадьбу в Ленинград и решил по пути побывать у дяди, тем более, что не видел никого из его детей. Папа там бывал раньше и нарисовал мне подробную схему, как найти его хутор или мызу, как они их там называют. Но я всё равно ушёл не в ту сторону, заблудился, вышел к одинокому дому, а там за забором ходила в белом нижнем белье така-а-ая фигуристая красотка, что я после того, как она мне показала в какую сторону идти, минут двадцать ещё не мог оторвать руки от забора, любуясь ею из-за кустов. Очень хотелось закрутить с ней маленький эстонский романчик, тем более, что она была там одна с ребёнком лет трёх. Смущали и мешали только две вещи - огромного размера штаны и рубахи, развешанные на верёвке (а вдруг их хозяин вернётся раньше срока) и здоровенная овчарка, лежащая в тени около крыльца. Повздыхав и позавидовав хозяину таких чудных женских прелестей, поплёлся по жаре к родственникам, ругая на все лады дядьку за то, что так далеко забрался от города, за то, что он не сосед этой красотки и даже за то, что не мог нарожать вместо парней побольше дочек. Тогда бы ноги сами несли меня навстречу к ним, и я не блудил бы по дорогам, а сразу отыскал такой малинник.
Дома были только один брат и отец. Тётя ушла на работу в пекарню, дочь куда-то уехала, а ещё один брат недавно погиб, вроде бы утонул. Сразу запахло большим праздником - брат занял у меня денег и убежал за водкой, а дядя стал накрывать стол прямо в саду под вишнями. Сад был огромный. Сначала я походил среди деревьев, пробуя всё подряд, а когда увидел вёдра с уже собранной вишней, то стал есть горстями прямо оттуда. Вскоре сели за стол и гуляли до темноты, пока могли видеть стаканы на столе. Через некоторое время, услышав наши крики и песни, пришёл сосед-эстонец со своей бутылкой. Отдохнули на полную катушку. Но запомнилось застолье не этим. Так как не было женщин, то закусывали, чем Бог послал. Я, в основном, ублажал себя вишнями из вёдер. Глядя на меня, все остальные стали тоже запускать туда руки. Брат только успевал менять ведра на столе. Когда пришла с работы тётя-эстонка, мы уже все были пьяные, а вокруг валялись пустые вёдра из-под вишни и кучки косточек. А ведь они их два дня собирали, чтобы сварить варенье на зиму. При мне тётя не ругалась, села с нами за стол и тоже стала пить водку. Может, даже с горя, что мы все вишни съели. Рано утром брат проводил меня до станции. Перед этим предложил нарвать в дорогу пакетик вишни, так как дома из еды больше ничего не было почему-то. Но я смотреть на неё не мог после вчерашнего обжорства.
На другой год, на юге, в Симферополе, долго ждал поезда и несколько раз бегал на базар купить чего-нибудь вкусненького, побаловать себя напоследок южными деликатесами. То персиков переспелых, то винограда, то вишни. Куплю целый пакетик, помою там же под краном, сяду под деревом в тени и объедаюсь. Вишня мягкая, сочная, сладкая-сладкая. Не сравнить с той, что у нас на рынке продают.
А ещё очень люблю вишнёвое варенье. Оно в тройке моих самых любимых, вместе с малиновым и клубничным. Раньше варенье подавали только к чаю или дети втихаря мазали его на хлеб, когда не видели родители. В последние годы стало почему-то совсем безвкусным мороженое и есть его можно, только обильно поливая вареньем. Любым, не обязательно моим любимым.
БЫКИ
В семидесятые годы в нашей деревне было около ста коров и три быка в колхозном стаде. Вместе с ними паслись пятьдесят частных коров. И эту мычащую и гадящую на ходу орду ежедневно утром и вечером прогоняли по деревне. По утрам мы видели стадо, если рано шли за грибами или за малиной. В обед встречали его в поле или в лесу, когда шли обратно. А вечерами все бросали свои дела, выходили на улицу и с интересом наблюдали за проходом стада. Быки почему-то всегда шли в конце, в самой гуще стада. Они выделялись среди более низких коров своим ростом, мощными загривками и широкими лбами. И ещё у них в ноздри было вставлено железное кольцо. Иногда даже в такой давке и спешке, в клубах поднятой копытами пыли, бык запрыгивал на корову и на ней проезжал несколько метров. Пастухи устало шли за стадом и изредка щёлкали кнутами. В скучной и однообразной деревенской жизни это было одним из главных развлечений, потому что всегда что-нибудь случалось интересное: бывает чужая корова забежит во двор, а своя пробежит мимо и за ней с криками бежит хозяйка, расталкивая коров руками. Иногда коровы ломали заборы палисадников или заходили в пруд пить и долго не выходили из воды. Один из пастухов тогда оставался и ждал, пока они напьются. А ещё стадо подгоняли две-три здоровенные овчарки пастухов.
Во время летних доек в поле, когда между коров сновали доярки с вёдрами молока, быки вели себя тихо и никого не трогали. Мирно паслись или лежали на траве. За все годы я ни разу не видел драки быков и не слышал, чтобы в нашей деревне забодали кого-нибудь насмерть. Хотя из соседних деревень доходили жуткие слухи о быках-убийцах. Наши быки изредка только ломали рёбра мужикам, но не больше того.
Быков время от времени меняли, перегоняли из одной деревни в другую. Старых сдавали на мясо, вместо них колхоз закупал где-то молодых. Мой дед Иван Кузьмич много лет был заведующим фермой и хорошо знал повадки коров и быков. Когда он ушёл на пенсию, стадо было уже меньше и быков осталось только два - Соловей и Мишка. Их все боялись, и никто кроме деда не хотел ухаживать за ними. Быки стояли ночью в отдельном сарае напротив коровника, привязанные за шею железной цепью к скобам в стене. Дед к вечеру косил им по охапке травы и клал в ясли-кормушки (зимой - колхозное сено), давал по ведру комбикорма, чтобы быки не отощали и на коров смотрели с интересом. Ещё у них лежали глыбы каменной соли, которую они с удовольствием лизали языком. Работа была не пыльная: в шесть утра дед отвязывал быков и гнал их к месту сбора стада. Вечером он должен был их встретить, загнать в сарай, привязать, напоить и дать еды на ночь. Обычно быки сами забегали в сарай, лишь иногда их приходилось искать по всей деревне или выгонять из коровника. Найти быков было нетрудно по крикам доярок, отгонявшим их от коров. За эту работу деду в то время платили какие-то копейки, выделяли комбикорм и зерно на трудодни для своей скотины.
Несколько раз быки мяли и деда, когда у них было плохое настроение. Как-то мы с мамой приехали осенью в деревню, а дед еле ходит по избе боком. То ли Соловей, то ли Мишка, пару раз прижал его лбом между рогов к стене сарая и сломал несколько рёбер. Дед еле успел упасть и отползти в сторону. В больнице ему забинтовали грудь бинтами, дали таблетки, прописали покой и отправили домой выздоравливать. В другой раз один из быков порвал на нём рогом одежду, но ничего не сломал, только синяков наставил. Мама с бабушкой в два голоса уговаривали деда бросить эту опасную работу, но он только ухмылялся в бороду.
Никто из деревенских мужиков не соглашался входить к быкам в сарай - боялись. А дед смело заходил, разговаривал с ними, гладил по голове, по шее, похлопывал по спине, даже покрикивал на них, когда они задирали друг друга. И в это же время одевал им на шею цепь и застёгивал её. Потом поил водой из ведра, держал ведро с комбикормом, пока они ели, так как быки из баловства, или просто по глупости мордой откидывали ведро и не могли дотянуться до него.
Иногда я помогал деду загонять быков. Бежал за ними метрах в десяти сзади, махал палкой, кричал, кидал в них комками глины. В сарай заходил только после того, как быки были крепко привязаны. Вот тогда и я, как испанский тореро, смело хлопал их по спине, гладил по шее и промеж рогов, пока они мирно жевали комбикорм из ведра.
Кстати, дед в молодые годы был чёрноволосым, как цыган или испанец. Возможно, среди наших предков и был какой-нибудь залётный мачо, типа Антонио Бандераса. Не просто же так деда всегда слушались все животные: быки, лошади, собаки. Только он один мог управлять молодой и вздорной кобылой Зорькой. У других мужиков она ломала оглобли, разбивала телеги и кусалась. Возможно, дед знал какое-то заветное слово, как Маугли. Мол, мы с тобой одной крови, ты и я. Или что-нибудь в этом роде. За всю жизнь дед ни разу не отрубил голову курице, не утопил ни одного котёнка или щенка, а когда осенью резали овец и телят, он всегда уходил в избу и не выходил даже посмотреть на мясо.
Не так давно бык чуть не забодал до смерти нашего соседа Витю Никешина. Пас он стадо в поле у большака на Сонково, километрах в трёх от деревни. Накануне крепко выпил, пахло от него перегаром и быку это не понравилось. А может, какая другая была причина, но бык озверел и неожиданно налетел на Витю. Сбил с ног и стал бодать лежачего. Спасло Витю то, что бык ни разу не попал в него рогом - рога проходили мимо тела. Зато он сломал ему пять рёбер, руку, разбил всё лицо и порвал одежду. Соседу надо было притвориться мёртвым, бык отошёл бы и тогда можно отползать. А он со страху стал разговаривать с ним и отгонять его, бык постоит-постоит, послушает и опять налетает. За это время Витя успевает отползти метров на десять. Так он полз до большака, а бык подбегал и бодал его. Только у придорожной канавы бык отстал от него. Кое-как Витя вполз на дорогу и еле доплёлся до дома, хорошо хоть ноги бык ему не переломал. Месяц лежал в Красном Холму в больнице.
За годы горбачёвской перестройки, в деревне не стало ни быков, ни колхозных коров, да и все три молочные фермы растащили почти до фундаментов. Сараи зимой распилили на дрова. На месте старой и новой ферм летом растут выше человеческого роста крапива и лопухи. В 2006 году на всю деревню осталась одна корова. У того же Вити Никешина.
Мне повезло – я видел живых быков на воле в деревне. А моя дочь и внуки увидят их теперь только в кино или в зоопарке. Или на ферме в Канаде, где они сейчас проживают.
БАЯН
Интеллигентный человек это тот, кто умеет играть на баяне, но не делает этого.
Фольклор
Меня в жизни Бог обидел дважды – не дал мне ни музыкального слуха, ни голоса. Поэтому я всегда белой завистью завидовал певцам и музыкантам. Свои ошибки Бог попытался исправить после рождения моей дочки: отсыпал ей талантов полной мерой - дерзай, развивайся, будешь гением в любой области. Но тут уже не спал Сатана, который в образе первой жены (ей тоже медведь оттоптал все уши и другие важные места), стал ставить палки в колёса нашему тандему с дочкой. До школы дочь была очень музыкальным ребёнком, схватывала всё на лету, пела и плясала так, что все ей прочили карьеру Пугачёвой или Плисецкой. Тянуло дочь и к музыкальным инструментам. Везде где удавалось до них добраться, она с упоением наяривала какие-то свои мелодии – на пианино, на гармошках, гитарах, барабанах, бубнах, дудочках, свистках. Мы с дочкой мечтали учиться игре на пианино в музыкальной школе. Оно стоило тогда 500 рублей в магазине, при моей зарплате инженера 140 рублей. Однако у жены при слове “пианино” начиналась истерика с беганием по квартире и битьём посуды. Так же было и со словом “скрипка”, которая хоть маленькая, но стоила почти как пианино. Пришлось нам согласиться на дешёвый баян. Но пока шли бои с жадной женой, попавшей под власть Сатаны-искусителя, дочь остыла к музыке. Да и тяжеленный баян ей было трудно держать на коленях и растягивать меха. На этом музыкальное образование дочки и закончилось. После нескольких лет занятий в балетной студии дочь остыла и к танцам. Мы к тому времени уже развелись, и некому стало рассказывать ребёнку перед сном про Айседору Дункан, Мату Хари и о прочих роковых красавицах-танцовщицах. Коварный Сатана сделал своё дело – как Прокруст уровнял дочку с мамочкой. (Кстати, через двадцать пять лет после эпопеи с покупкой пианино, встречаю в местных газетах несколько объявлений – отдам пианино в хорошие руки бесплатно, только заберите. Вот так жизнь всё повернула. А ложка как всегда дорога к обеду. Кому теперь это громоздкое старьё нужно?)
Часто бывая на разных свадьбах и проводах в армию, я всегда жалел, что не был понастойчивей и не обучил дочку игре на баяне. Кроме удовольствия, это ещё и хороший кусок хлеба с маслом. На всех свадьбах в те годы играли приглашённые за деньги гармонисты. Пластинки и магнитофон были для молодёжи, а пожилые по старинке пели под гармошку или баян. У брата Пахома играл сосед невесты Миша, у меня на первой свадьбе - сосед по дому, у друга Бороды – наяривала на баяне двоюродная старшая сестра. У племянницы Нэли играл дядя по мужу, у племянника Вани – дед невесты. Исключения составляли свадьбы в ресторане, когда нанятый тамада не давал никому рот открыть, а оркестр в меру сил и умения отрабатывал свой гонорар. На свадьбе сестры в Ленинграде не было гармошки, на свадьбе брата жены в Москве и на свадьбе дочки в той же Москве. На моей второй свадьбе в ресторане “Дубна” тоже не было гармониста, так как сидели в банкетном зале, а танцевать ходили под живой оркестр в общий зал. Там была одна молодёжь, а для пожилых собрали днём отдельный стол на квартире невесты. Мои родители устали ждать, пока я нагуляюсь и женюсь, а родители жены не могли поверить своему счастью, что пристроили наконец-то дочку в хорошие руки. Поэтому им было не до танцев, боялись сглазить показным весельем только что созданную хрупкую ещё семью.
Из моих близких друзей и родственников никто на баяне не играл, только на гитарах. Жил со мной на квартире в посёлке Антропово почти год сосед Боря, довольно неплохо игравший на гармошке. Играл он только пьяный, но весело и забористо. Гармонь у него была маленькая и не давала того многообразия звуков, как баян. Но для посёлка городского типа и это в те годы было круто. Он был единственным гармонистом на нашей улице.
В деревне Горка у деда тоже не было местных баянистов. На свадьбы и проводы в армию всегда приглашали с других деревень. Дядя Ваня Чижов играл вечерами на баяне, но он был любителем, не знавшим ни одной песни до конца. Да к тому же он дачник, приезжавший только на лето из Ленинграда.
Виртуозов баянистов часто показывают на концертах по телевизору. И я всегда за них переживаю во время долгих пассажей – как бы у них не свело пальцы при таком быстром темпе игры. Паганини зажимал струны только одной рукой, а баянисту приходится давить на клавиши сразу двумя. В советские времена, когда к каждому празднику в Домах культуры крупные городские предприятия организовывали концерты для своих сотрудников, к нам часто приезжали артисты всех направлений. Многие пели и плясали под баян. А когда шло представления музыкантов ансамбля, то каждый на своём инструменте в течение нескольких минут показывал высшее мастерство владения инструментом: барабанщик – барабанил, трубач – трубил, гитаристы – дёргали струны, а баянисты – бросали вверх-вниз пальцы по клавишам. Даже великая Зыкина выступала в сопровождении двух баянистов. Правда, баяны у них были сделаны на заказ, а не такие, что стояли на полках наших магазинов.
Когда я ходил в детстве в садик, музыкальные занятия с нами проводил высокий мужчина с баяном. Есть фото, где он стоит сзади нашей группы с баяном в руках. Пианино тогда были не во всех садиках.
Бывший начальник отдела культуры в Дубне тоже по второй специальности баянист и часто играл на сцене, аккомпанировал женскому хору.
У Твардовского Василий Тёркин играл на гармони. Тут чисто патриотический ход – тальянки были наши, а баяны в основном немецкие. Было бы некрасиво, если бы народный герой в начале войны, когда все ненавидели фашистов, веселил солдат игрой на трофейном баяне. Под нашу гармонь плясалось веселее. А вот маршал Жуков в войну любил поиграть на баяне. Ему и по статусу больше подходил баян, чем простенькая гармонь. Есть фото, где он в 1943 году вместе с дочкой Эрой играют на двух баянах. После войны игра на баяне вошла в моду, и баян был самым массовым музыкальным инструментом в России.
Поговорки и выражения про баян:
- Хоронили тёщу, порвали три баяна.
ВОЛКИ
Мы – волки, и нас по сравненью с собаками мало.
Под грохот двустволки год от году нас убывало.
Мы, как на расстреле, на землю ложились без стона.
Но мы уцелели, хотя и живём вне закона.
Владимир Солоухин 1964 год
В конце восьмидесятых годов пришлось мне как-то поехать в деревню одному. Все братья работали, а я был в отпуске и решил проведать стариков, да в лес походить. Август самый грибной и ягодный месяц в наших тверских краях. Поезд на станцию приходит в час ночи, а от неё идти ещё пять километров полем мимо церкви и кладбища. Попутчиков не было, а фонарик я, как обычно, забыл взять в спешке сборов и шёл в полной темноте, нащупывая ногами наезженную колею. Луна спряталась за тучами и ничем мне не помогала. Хорошо ещё дождя не было, а то скользил бы, как на лыжах по мокрой глине. До церкви идти было проще, так как дорога шла среди некошеных полей то ли ржи, то ли пшеницы, тут с дороги не собьёшься, высокие хлеба стояли стеной. А от церкви я шёл уже напрямик по скошенному клеверному полю на огни деревенских уличных фонарей.
Пока я, как слепой, нащупывал дорогу среди зерновых, у меня постоянно возникало неприятное чувство, что кто-то смотрит мне в спину и идёт за мной следом. Раньше у меня такого не было. Несколько раз я останавливался, оборачивался назад и прислушивался, не слышно ли шагов, может, кто с поезда меня догоняет. Но кроме криков ночных птиц, писка мышей и шуршания сухих колосьев от ветра ничего не было слышно. Спичек у меня с собой не было, так как я не курящий, а то зажёг бы газеты для храбрости и шёл с факелом, как горьковский Данко. Пришлось раскрыть перочинный ножик и идти, размахивая им, чтобы было не так страшно.
Через час я постучал в левое крайнее окно дома, разбудил бабушку, которая тут же, по давней привычке, стала охать и жалеть меня: да как ты и дошёл, да один, да темень-то какая... Поставили чайник, я стал вынимать гостинцы из рюкзака. Дед тоже встал с кушетки, на которой почему-то спал одетый, присел к столу покурить и узнать последние городские новости. Выходя в прируб, я вдруг увидел в углу у двери охотничью двустволку. Дед не был охотником и оружия в доме никогда не держал. Я схватил ружьё, стал крутить его в руках, прицеливаться в лампу и в кошек, почувствовал сразу себя суперменом, самым сильным и смелым в деревне. Потом переломил ружьё и испугался - там два патрона в стволах. А я сдуру чуть на курок не нажал, пока играл с ним. Откуда ружьё, спрашиваю у деда. А он и говорит, что появились волки возле деревни, каждую ночь режут то телят, то овец, то коров. Вот мужики и решили по очереди дежурить на ферме, отгоняя волков, палить в воздух и стучать по железу. Сегодня ночью дежурить должен был дед, а он пришёл попить чайку и прилёг отдохнуть, как раз перед моим приходом. А теперь уж не пойду, говорит дед, внук приехал, причина уважительная, скажу, что вино с тобой пили. И после чая дед опять завалился на кушетку.
Когда я услышал про безжалостных волков, у меня сначала похолодели ноги, а потом побежали мурашки по спине от опять нахлынувшего ночного страха. Наконец-то я понял, кто смотрел мне в спину в поле. Видимо, матёрые волки учили молодых, как надо незаметно подкрадываться к добыче, идти за ней, выбирая удачный момент. Но напасть на меня почему-то не решились. Наверно, я очень сильно махал перочинным ножичком и они испугались. А, может, просто сытые были.
Утром мы ещё спали, когда бригадир стал стучать в окно и ругать деда за то, что рано ушёл с фермы и волки опять несколько тёлок загрызли. Дед вышел на улицу и под окном валил всё на меня, мол, внук приехал, пришёл за мной на ферму и увёл домой. Бригадир забрал ружьё и, ругаясь на всю деревню, ушёл звонить в правление, чтобы списали с баланса этих тёлок.
Я так разозлился на волков, за свой ночной страх и за то, что дед не уберёг коров в своё дежурство вроде бы из-за меня, что предложил свои услуги в ночных засадах. Дед днём сходил к бригадиру, договорился и велел мне к десяти вечера быть готовым. Это становилось похоже на настоящее приключение в скучной деревенской жизни, а я с детства любил всякие авантюры. Моё богатое воображение уже рисовало мне злобную стаю волков, прыгающих на меня и то, как я укладывал их меткими выстрелами одного за другим. К тому же пара волчьих шкур на стене совсем не помешала бы мне в моей холостяцкой комнате. Какая романтичная девушка устоит перед парнем, который голыми руками порвал пасть матёрому волку в чистом поле. Они во все века предпочитали хлюпикам таких вот смелых и сильных орлов. А уж в красках расписать молодой городской дурёхе победу над волком я сумею. Неплохо бы ещё иметь несколько шрамов на щеке, на руках и на груди. Она будет их гладить дрожащей ручкой, томно вздыхать и, закатывая глазки, шептать, что на всё теперь согласна, раз я такой герой.
Вот с такими мечтами я шёл с ружьём за спиной и с полными карманами патронов к бывшему деревенскому учителю по кличке Чекень, жившему на прогоне. Он был старый, маленький, худенький, такому охотиться бы только на зайцев, а не на волков. Третьим номером в нашей засаде был приезжий чеченец примерно моих годов, в темноте я так толком его и не рассмотрел. Чеченец жил с молодой дояркой на другом конце деревни. По замыслу бригадира, мы с трёх сторон должны были залечь вокруг фермы и хотя бы отпугнуть волков, если не удастся их перебить в неравном бою.
И в эту ночь тьма стояла кромешная. Хоть глаз коли, как говорят у нас в деревне. Горели только тусклые лампочки над воротами фермы, да еле-еле светились маленькие окошки изнутри. Расходиться по одному в темноту было страшно, да и не очень хотелось, поэтому мы присели в канаве у большака на Сонково и стали рассказывать всякие истории про волков, какие кто помнил. Особенно много историй знал учитель. Однажды зимой, под утро, он в окно увидел, как стая волков шла через деревню по большаку. Штук семь или восемь. Их хорошо было видно на белом снегу при яркой луне. Пока он бегал за ружьём и открывал форточку, волки спустились в ручей и ушли. Догонять он их побоялся, так как впереди шёл матёрый волчище, который не испугается одного охотника. Чеченец рассказывал всё о каких-то горных волках, ворующих овец из отар. А я врал им что-то, про удачливых дядей и братьев-охотников, которых у меня никогда не было. Хорошо, что в детстве много читал и про охотников знал кучу всяких историй.
Сам я до этой засады из охотничьего ружья стрелял только однажды в 1973 году. Был в ноябре в гостях у невесты в посёлке Радченко под Калининым и там большой компанией пошли гулять в лес. Местные ребята, чтобы повоображать перед девчонками, взяли охотничьи ружья и стали стрелять по шапкам. Вешали зимние кроличьи шапки на сук и метров с тридцати палили по ним дробью и картечью. От моей шапки тогда остались только бока и уши. Особенно радовался этому сосед моей невесты, который тоже был в неё влюблён и не мог никак дождаться моего отъезда.
Как самый опытный из нас, Чекень утверждал, что волки нападают только на рассвете и до четырёх утра можно не дёргаться, спокойно сидеть курить. Оба они дымили как паровозы, несмотря на то, что я им всё время пытался втолковать, мол, волки за километр учуют запах табака и сюда не придут, а зайдут нам сзади и всех троих перережут, как вчерашних тёлок. (Днём я специально ходил на ферму и смотрел на следы волчьего разбоя. Ни одну тушу волки не утащили и даже не отгрызли ничего, лишь каждой перерезали горло. Мужики объяснили, что волки сытые, а режут скот только для того, чтобы обучить молодняк охотиться. На другой стороне деревни у овчарни неделю валялись несколько овец. Их специально не убирали, то ли чтобы отпугнуть волков запахом, то ли чтобы волки ели падаль, а остальных овец не трогали. Запах вокруг овец и тёлок стоял сладко-тошнотворный, и мухи над ними вились тучами.)
Сначала, сидя в засаде в канаве, мы разговаривали шёпотом, время от времени привставали и вглядывались в темноту со стороны леса, не видать ли горящих зелёных глаз в поле. Потом потеряли осторожность и говорили уже во весь голос. Когда небо стало светлеть, мы решили, что нападения волков сегодня не будет и пора расходиться спать. Перед этим Чекень заспорил с чеченцем, кто лучше стреляет, наши русские или их абреки с гор. Дело шло к драке и, стараясь их помирить, я предложил устроить соревнование по стрельбе. А бригадиру скажем, что увидели стаю волков и открыли по ним ураганный огонь. Чтобы тот списал патроны. Так и сделали. Пошли к старой изгороди возле фермы, поставили на неё всякую мелочь - спичечные коробки, пачки сигарет, камешки с большака (шоссейки). Отошли метров на пятнадцать и стали по очереди палить. Грохот стоял страшный, разбудили, наверное, полдеревни. От души настрелявшись, мы с чувством честно исполненного долга разошлись по домам отдыхать.
В обед меня разбудил дед, налил стопку водки за ночную храбрость и рассказал, что, почуяв нашу засаду, волки ушли в соседнюю деревню Каменку и там повеселились - зарезали пятнадцать тёлок. Приезжал утром шофёр за молоком и рассказывал, что бедняги валялись по всей территории фермы. Тёлки и телята почему-то ночевали на улице: то ли места всем в коровнике не хватало, то ли ночь тёплая была. Вот волки за ними и гонялись в ограде.
Больше в засаде я не сидел. Опытные мужики-охотники сказали, что это были волки из другой области, и они ушли домой. Эти серые разбойники каждую осень так делают - обучать молодняк уходят подальше от мест своего обитания, набезобразничают в чужих краях и возвращаются домой. Волки очень умные и хитрые звери.
Но в лес за грибами я всё равно ходил с самым большим ножиком, какой нашёл у деда – с локоть длиной. Он этим кованым тесаком щипал лучину для растопки самовара. А ещё я очень жалел, что брянский партизан не догадался с войны привезти пару пистолетов с патронами. Вот тогда бы в лес совсем весело ходить было.
Не знаю, как дед сидел в засаде на волков, если дома он даже мух не обижал. Головы курицам рубила бабушка, а овец, поросят и телят резал сосед.
Зато отец у меня родом из Тамбова и я иногда чувствую себя тамбовским волком. Так и хочется пощёлкать зубами. Не люблю одиночества, нравится быть всегда в гуще событий, в стае и, желательно, вожаком.
Про волков есть много стихов, песен, пословиц, поговорок и анекдотов. Если брать поэзию, то лучше Солоухина и Высоцкого никто из современных поэтов про волков ещё не написал. Это классика, до которой всем далеко.
Свидетельство о публикации №124013007150