В людях

               
 Если не учитывать того факта, что все мои последние молитвы возносились ко Всевышнему с основным лейтмотивом: - «Избави не от мук, но от сообщества сограждан и навязанного, как в тюрьме, - общения, - спаси Мя Боже!!!», - всё шло терпимо.

 Я, шажочек за шажочком , преодолевала свою десоциализацию и пыталась справляться с полной неспособностью общения со внешним миром.

 Отклик на данное мной объявление не стал громом среди ясного неба, - я ждала его, ибо не на что было купить свой «Конкор», на котором работало моё сердце, и многое другое, без чего обойтись не получалось.

  Отклик последовал и глава «в людях» последовала тоже, - за недодетством, недоотрочеством и недожизнью.

 Михаил Петрович нанял меня исключительно по двум причинам. Ему и его пожилому отцу Петру Михайловичу кто-то должен был готовит кушать – это раз. И платить на этот процесс деньги, ( нет, - Деньги), - он не желал, - это два.

 Михаил Петрович отозвался на самое дешёвое и неуверенное объявление изо всех предложенных в ленте «ИвАто».

 Мои комплексы, проблемы общения с людьми, полное отсутствие средств к выживанию и Михаил Петрович сошлись в одной точке.

 Первые же часы общения подсказали мне и третью, возможно, основную причину нашей встречи. Михаилу нужна была жертва – немая, затюканая, с огромными ушами, способными вместить всю желчь, просто-таки истекающую из Работодателя. Я точно подходила.

 Огромный трехэтажный дом с холлом, столовой и подвалом моей мечты населяли два равно-пожилых, (несмотря на то, что один на поколение старше годами) – мужчины. Куда подевались женщины этого дома не знаю, но на третьем часу поглощения желчи Работодателя со всеми основаниями заподозрила, что они, - женщины, - схватившись крепко за руки и не оглядываясь бежали прочь от красивых кирпичных этажей, прекрасной беседки с мангалом, мощёного камнем двора с голубыми елями и разлитых повсюду озёр желчи.

 Дом был вполне. Вполне себе Дом для Жизни. Жизни в нем не было. Гулко и пустынно звучали мои шаги в Подвале Мечты – огромном, как Одесские катакомбы, - пространстве поворотов и переулков со стеллажами, полками, контейнерами для овощей. Я шла и воображение быстро дорисовывало мои хозяйские надежды на Мой Подвал Мечты – бочонки с грибами, огурчиками, капусткой, мочёными яблоками, арбузиками и острым перцем, зелёные помидоры в сельдереевой шубке с чесночком и венцом всему – бочонок с коньяком. Домашним, выстоянным, прошпигованным всеми кавказками традициями целебным, торжественным, благоговейно попиваемым в Большие Семейные Праздники трепетно и по глоточку.

 Так я рисовала себе Мой Подвал и Мою Жизнь. Получалось, что жизнь Работодателя, рыдающего (сто пятый повтор) желчью, так же, как и моя – дала течь. Нет. Буйную пробоину. И все прожекты, планы, надежды и ожидания оказались пшиком, -  жизнь пошла по другому руслу, полусухому и печальному, где Михаил Петрович рыдал не слезами, а я -  слезами, отчаяньем и вонью сердечных капель.

 Для чего жизнь пошутила свести нас в общей точке – пока не знаю.

 Пока хожу пустынными поворотами подвальных полутёмных коридоров за картошкой, луком, гречей, морковью и рисом. И готовлю приторно однообразное, без соли и перца – старший дед страдает от подагры, - но с шестью лавровыми листами в каждом блюде. Шесть в суп, шесть в тефтели, шесть в овощное рагу…

 -Лена, сколько лавровых листьев вы положили в жаренную картошку?

 - Шесть, Михаил Петрович. (Я помню, что вы свято верите не только в магические действия лаврового листа, но и в цифру шесть. Упаси меня боже готовить вам компот! А если десерт?..)

  Сие священнодействие связывало нас девять недель, - не так, как в известнейшем американском бестселлере – девять с половиной, - а попроще, по-нашему – девять. Затем Работодатель затих. И я, - с одной стороны, - отчаянно нуждаясь в деньгах, - ждала, с другой, - не особо олицетворяя сумму своего заработка с понятием «деньги» и измученная точным количеством лавровых листов в каждом блюде, - замирала при каждом звонке, нашёптывая :  - Нет, Нет, Нет…

 Это всё закончилось неожиданно и (желанно!), - МихПет позвонил и сказал, что я больше им не нужна, - они сосватали, (сманили , совратили, искупили и выкупили) какую-то
несчастную родственницу,  очень для меня во время овдовевшую где-то  в глубике.

 Теперь шесть лавровых листов в чашку чая, ложку картофельного пюре и под подушку будет класть эта другая женщина и подчиняться их ритуальным ритмам, одновременно испытывая отвращение к содеянному и вину, - будет тоже она.

 А я пока так и останусь жемчужинкой внутри раковинки и буду ещё какое-то время думать, - что вкладывать в содеянное своими руками душу, любовь и сердце, - а не шесть лавровых листов, - это для талантливых и избранных. 

 Но упрямо продолжу делать ватные ,   не идеальные,  - но выношенные и рождённые мной игрушки, - эдакий плод греховного соития Мечтателя и Творца. И не скоро ещё поверю в то, что вложенные в них чувства способны придать им индивидуальность, и, пусть не оживить – но дать шанс на своё бытие.
                30.01.2024