Три медведя. Быль

               
      Наша бесшабашная вечеринка приближалась к финалу. Не мудрено. Настенные часы напоминали: ребятки, за окном уже раннее утро, пора баиньки.
     Заводила компании Серёжка Уфимцев уже пристраивал в боковой карман куртки пухлую записную книжку, заполненную анекдотами. Чем он нас усиленно развлекал в паузах между выпивкой, танцами, трёпом на любую тему.
Анекдоты всегда были свежеиспечёнными! Откуда он их брал, уму  непостижимо! Уфимцев с жаром уверял: их у него больше чем в записной книжке Юрия Никулина.  При этом неизменно повторял:
— Хотите – верьте, хотите – нет, но  Юрий Владимирович пользовался моей книжкой.
 На ехидные вопросы, когда и при каких обстоятельствах произошла эта легендарная история, и может ли любимый клоун её подтвердить, Серёжка туманно отвечал:
— Время поведать об этом  ещё не пришло. В своих мемуарах увидите, ребята, он поведает о ней всему миру.
Мы поклялись непременно дожить до этого часа.
Любительница народной игры «в бутылочку» Лана Сёмина тщательно замазывала распухшие от поцелуев губы, не переставая поглядывать по сторонам.
Может быть, найдётся истинный поклонник этой завлекательной игры и  сладострастную посудину можно будет ещё разок крутануть…
Её поцелуи за время нашего многолетнего общения, честно говоря,  немного приелись. И, последнее время, когда бутылочка после вращения указывала на очередного счастливца, тот был готов чем угодно откупиться от выпавшего на его долю удовольствия.
Ланка на подобные посулы только усмехалась, приближаясь к поникшему «счастливчику».
Я был единственным, кому удалось избежать горячих поцелуйных чар. Сунулся однажды к Лане с нелепым вопросом: «Вроде уже взрослая девочка, а завязать с этим делом всё не можешь?» На что она искренне ответила: «Я, как начала в детском саду с поцелуями к мальчишкам приставать, так до сих пор остановиться не могу. Поцелуемся? Глядишь, глупых вопросов задавать не будешь». Я неуклюже отшутился.
Хозяин квартиры – Володька Шишкин приготовился разливать «Крымский портвейн» на посошок. И мысленно готовился к стремянной.
Любил он это благородное занятие.
Я же не спешил укладывать гитару в чехол. Мы ещё не спели на дорожку:
«Спокойно, дружище, спокойно и пить нам и весело петь. Ещё в предстоящие войны тебе предстоит уцелеть…»
Неожиданно раздался чей-то неуверенный говорок:
— Ребята, можно я на прощание небольшую историю вам  поведаю? Познавательную.
Мы недоумённо переглянулись.
Сидевший в дальнем углу парень растерянно улыбнулся.
Мы ещё раз переглянулись.
Кто это?!
Читалось в каждом взгляде.
До этой минуты он, сидя в углу на продавленном кресле,  лишь бросал любопытные взгляды на нашу гулянку. Мы решили, что его привёл кто-то из нас. Это было пропуском в спаянный коллектив, и лишних вопросов никто не задавал. Привёл, так привёл.
Володька поставил бутылку на стол, скептически поглядел на пришельца и неожиданно пробасил:
— Валяй.
— Какое   валяй? — пробубнил любитель анекдотов. — Сейчас бы подушку придавить на пару часиков.
Но мы поддержали хозяина квартиры.
И он начал валять.
— Собрался я, ребята, как-то по грибы. Закинул корзину в багажник и поехал. Ехал себе и ехал. Внезапно заглох мотор. Попытки починить его ни к чему не привели. Огляделся по сторонам. До заветной полянки оставалось всего  ничего. Где-то внизу звенела река, деревья в осенних нарядах, синее небо в снежных облачках, воздух –  хоть ложками ешь…
Услыхав ископаемое сравнение про поглощение ложками, мы поморщились.
Однако это рассказчика не смутило. И он продолжил:
— На всякий случай я ещё раз заглянул под капот. Пустое. Выпрямился и обомлел.
Неподалеку стоял огромный бурый медведь.
Вот те на! Что делать?! От медведя не убежишь. Притвориться мёртвым? Не прокатит. Этот любитель игры в гляделки видел меня живым, здоровым и готовым к употреблению.
Медлить было смертельно опасно. Кубарем скатился к реке и кинулся в бурлящую воду.
       Брр… ледяная вода обожгла с ног до головы. Вынырнул. Жадно глотнул воздух. Попытался подплыть к берегу. Как же! Поток нёс, швыряя о камни. Краем глаза углядел.  Батюшки…
     Вдоль реки нёсся медведь.
Приплыл, что называется. Не утону, так медведь за милую душу слопает.
      На очередном повороте реки так шибануло о камень, дух из меня вон.
     Очнулся, голова кругом. Но сообразил. Выбросило на берег. Может, этот чёртов медведь мне привиделся? Приподнялся…
     Победитель этой, не на жизнь, а на смерть, гонки  призывно смотрел на меня.
      — Чего тебе надо?! — заорал я, но тотчас смолк.      Если бы зверюга хотел, мог бы запросто приступить к трапезе, пока я был в отключке.
      Меж тем мой преследователь надрывно выл, вытягивая шею. Я пригляделся…
      Его шею стягивала колючая проволока. Видать бедняга попал в ловушку, пытался вырваться, порвал проволоку, но петля осталась. И, судя по всему, она причиняла ему нестерпимую боль.
      Бедняга что-то жалобно бормотал, а я  начал судорожно шарить по карманам.
     Есть! Плоскогубцы, с которыми возился под капотом, оказались в нужном месте. И я, поминая родимого ангела хранителя, шагнул навстречу своей судьбе. Подошёл к необычному пациенту, просунул под проволоку плоскогубцы, сжал их что было сил…
      Раздался щелчок, и колючая железяка распалась надвое.   
Медведь облегчённо рыкнул:
     — Благодаррррьююююю…
     — Не за что, —  пробормотал я.
      Махнул лапой на прощание, и кинулся по своим делам. Я перевёл дух… сходил за грибочками.
      Рассказчик действительно перевёл дух и выжидаючи посмотрел на нас.
     Повисла пауза. Он видимо сообразил: сия познавательная история не произвела на невольных слушателей ожидаемой им реакции.
     В отличие от меня, работавшего во многих театрах Дальнего Востока, предпочитавшего  проводить отпуск не на морских пляжах, а  с любителями походов  по живописным краям, в которых полно всякой живности, каковую мои столичные коллеги видели лишь в зоопарке. И то в раннем детстве.
     Володька почему-то налил вина только себе и выпил. Я перехватил бутылку, разлил истомившимся слушателям и предложил рюмку рассказчику. Тот покачал головой.
Лана разрядила затянувшуюся паузу. Она поднялась, забрала у меня  рюмку, подошла к отказнику и протянула ему.
Тот растерянно принял этот дар.
— На брудершафт? — маняще улыбнулась  Лана.
Таинственный гость понял, что отступать ему, увы, не получится. Они выпили. Долгим поцелуем Лана припала к его губам.
Раскрутила подруга молодца.
Володька дружески поглядел на пунцового гостя и произнёс затёртую до дыр знаменитую фразу:
 — Как говаривал Константин Сергеевич: «Не верю!»
И тут я не выдержал.
— Верю. А теперь позвольте мне ненадолго привлечь ваше внимание к истории, в коей был непосредственным участником?
В руках Володьки чуть ли не из воздуха возникла бутылка вина. Пока он наполнял рюмки, я отвесил ему поклон.
— Это поступок настоящего джентльмена. Пожертвовать заначкой на опохмелку! Не каждый на это способен.
Общий гул был красноречивым одобрением моей справедливой оценки.
        — Во время оно, как вам известно, я жил и творил на Камчатке. Событие, о котором я хочу рассказать, произошло во время нереста горбуши, кеты, нерки и прочей гастрономической вкуснятины. Всем известно, когда эта рыбка собирается произвести потомство на свет Божий, пустить его, так сказать, по морям, по волнам, то всемогущий, движущий инстинкт начинает гнать рыбку в роддом, где когда-то она сама появилась.
      Это, как утверждает учёный люд, является одним из самых  поразительных, драматических и, увы, малоизученных  явлений природы. Сами рыбки проводят отведённое для жизни время на бескрайних океанских просторах, и гуляют, как им заблагорассудится.
      Но наступает время, когда благородное лососёвое племя, преодолевая огромные расстояния, проплывая порой сорок миль в сутки, пробиваясь против течения рек, добирается, наконец, до родового ручья. Самец и самка со страстью, которая копилась годами, отдаются друг другу и, исполнив свой долг, отходят в мир иной…
      — Стас, — не выдержала Лана, — ты бы заканчивал эту лекцию и переходил к делу. Володька вино разлил, рюмки в руки просятся. Предыдущий оратор сразу взял быка за рога. Давай-ка, примем по рюмочке, и валяй дальше.
        Мы приняли.
      — Что же, друзья мои, включаю первую скорость.
Нерест  для таких гурманов, как мишки, – долгожданная объедаловка. Река кишит закуской. Завзятые рыболовы хватают её, выбрасывают на берег, дабы потом приступить к трапезе. Как ни печально, но гомо сапиенс тоже  не прочь оказаться за этим пиршественным столом. Браконьерствует царь природы. Браконьерствует.
    Естественно, мне позвонил мой друг, алеут дед Михей, завзятый охотник, рыбак, всю жизнь проживший в этих благословенных краях, закопёрщик в любом подобном мероприятии.  Предложил присоединиться к его компании.
      Кстати, местные аборигены сплошь и рядом носят русские и старорусские имена.
      Они нацелились на известное только деду глухое заветное местечко. Мохнатых соперников там не должно было быть. Набивать мешки рыбой дед Михей не собирался. Прихватит парочку рыбин, на берегу сотворят малосольную икорку, обжарят на костре тушку и под «Зубровку»: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!»
      Любимый тост фронтовика – снайпера, кавалера трёх орденов Славы – Деда Михея.
       Я согласился. Подъехали к заветному месту.
      Что за чертовщина!?
       Мишки там хозяйствовали во всю ивановскую. Мы повздыхали, и решили поискать иное местечко, дабы самим не стать лакомством для мохнатых браконьеров. Как вдруг увидели: брошенная кем-то рыба упала возле медвежонка, сидевшего на берегу. Дитё   схватило её и запихнуло в пасть.
      Оказалось, не в коня корм. Рыбка больно крупная попалась. Медвежонок давай по земле кататься, сипеть, хекать! Глазёнки из орбит выскакивают. Один из мохнатых рыбаков бросился к нему. Но помочь оказался не в состоянии.
          Дед Михей без лишних слов  распахнул дверцу вездехода, вылез и пошёл к месту трагедии. Медведя насторожила его плотная фигура. Он поднялся на дыбы, задрал лапы со страшными когтями, собрался зареветь…
     Но, увидав, что дед Михей не обратил на его манипуляции никакого внимания, замер в ожидании. А наш доктор Айболит подошёл, рывком перевернул медвежонка на спину,  вытащил из пасти рыбину и отбросил этот трофей.
       Благодарный родитель, чуть не со слезами на глазах попытался обнять деда Михея, но целитель уклонился от дружеского объятья, быстро запрыгнул в вездеход и мы отбыли от греха подальше.
       Увы.
      Моё повествование никого не впечатлило. Устали ребята. Бал надо было заканчивать. Тем не менее, согласно традиции, мы допели:
       «Уже и рассветы проснулись, что к жизни тебя возвратят. Уже приготовлены пули, что мимо тебя просвистят».
     И пожелали друг другу спокойной ночи.
Лану пошёл провожать медвежий спаситель. Севой его звали. Он поведал нам, что хоть и не живёт на улице Бассейной, тем не менее, по жизни он человек рассеянный. К нам попал, перепутав номер дома. Поначалу растерялся, никак не мог сообразить, где же его знакомые. Потом стало интересно, он пристроился в кресле и с любопытством наблюдал за актёрскими посиделками. Когда бы он ещё подобное увидел.
     Давить подушку по приходу домой не получилось. Саднило на душе. Не впечатлил, видите ли, слушателей мой рассказ. Выходит рассказ выданный Севой, больше приглянулся. Хотя эту историю он явно прочёл в охотоведческом журнале. Моя же поездка с дедом Михеем на нерестилище произошла на самом деле. Обидно стало мне, автору театральных заметок, которые охотно печатала местная вечерняя газета.
      Уселся за пишущую машинку и через час рассказик проклюнулся. Отвёл, что называется душу и улёгся спать.
      Перед утренней репетицией забежал в редакцию, оставил рукопись.
      После вечернего спектакля даже ужинать не было сил. Улёгся на диван и с чувством захрапел.  Однако сладостный сон был бесцеремонно прерван.
      Доплёлся до телефона. В трубке раздался жизнерадостный редакторский басок, получателя моего, прямо скажем, достойного материала.
      — Враки! — с места в карьер заявил он. —  Не мог медвежонок сидеть на берегу.      
      — Это почему же? —  беспардонно перебил я.
     — А потому! Что бы ты знал, медведица, а это могла быть только она, прячет от самцов своё сокровище и никогда не приведёт малыша к месту, где обитает хотя бы один самец. Тот бы сразу его сожрал. Ты сделал жалостливую приписку: твоё выступление не произвело на друзей никакого впечатления. Потому не произвело, что ты безграмотный, не знал правил из жизни лесных жителей. Им стало неловко за тебя. Вот и всё.
        — Среди нас в этот вечер не было ни одного зоолога. — Фыркнул я. — Что до моих друзей то в дебри, в которых я любил проводить время, они носа не совали.
      Пикники в подмосковных рощах, отдых в Крыму или в Сочи – их любимое времяпровождение. Так что твоё замечание не катит. Тем не менее, ты прав. Припоминаю, когда-то на Камчатке довелось слышать об этом. Запамятовал. Давай выбросим мой ляпсус. А Севина побасенка и прочий текст тебя тоже не устраивает?
      — Устраивает, не устраивает. Не в этом дело. Подобных медвежьих историй я читал множество. Интереса они у придирчивых читателей газеты не вызовут. Среди них такие знатоки попадаются, будь здоров! Позорить газету не хочется. Слава Богу, подписка на неё более-менее приличная.
      — Тогда на этой оптимистической ноте давай закончим? Спать очень хочется.
       — Потерпи чуток. Я тебе сейчас расскажу такую историю…
       И на сцене появился ещё один медведь. Третий по счёту.