Владимир Крюков

ВЛАДИМИР КРЮКОВ
(род. в 1949 г.)

Снега упадут, а потом лежат.
Сосны стоят, будто их сторожат.
Дни коротки, а морозы злы,
растет в поддувале запас золы.
И сколько быть морозам — Бог весть…
Вспомнит Господь, что я где-то есть.
Пошлет ангела навестить меня,
тот опустится на исходе дня
ниже крон сосновых в моем бору
в инее, приближенном к серебру.
Он найдет мой дом, подлетит к окну,
не нарушит белую тишину.
Он увидит стол, он увидит печь
и меня, присевшего ее разжечь.
Вот я подкладываю дрова,
вот пишу за столом слова.
Раз трещат поленья — тепло в дому.
Так он скажет Господу моему,
скажет — видел огонь на бересте,
скажет — видел знаки на белом листе.
И кивнет Господь на слова его:
значит, ладно все, значит, ничего.
Ветер, что слетит к сосняку,
принесет божественную строку.

* * *

И сердце застилает смутной тенью
не просто беспредметная тоска,
а тщетные попытки обретенья
какого-то другого языка.
Вот так однажды двинешь со двора,
оставив переплеск веселых пятен,
и вдруг поймешь, что твой язык добра
не всеми принят и не всем понятен.
Так оторопь переживет вода,
негаданно наутро обнаружив
накрывшую ее коросту льда
и отменившую весь мир снаружи.
Но терпеливо в ледяной неволе
безмолвная покоится река
до лета, до тепла, до лучшей доли,
как я - до обретенья языка.

* * *

Только то и осталось: пустые слова.
Понимаю: уже не вернётся
осознание с миром большого родства
и такого же точно сиротства.
Стал привычен я к вашим рекламным щитам,
необидным пустой разговор стал,
даже в храмы вхожу, если вижу, что там
многолюдия нет и притворства.

Я не стану уже человеком толпы.
Пусть припишут к моим незадачам,
что никак не могу притворяться слепым
или даже почти что незрячим.
И за тридевять самых далёких земель,
в эвенкийские мирные чумы
укатился б от наших илюш и емель,
чтоб не видеть паноптикум Думы.

Эта мерзость почти до костей пробрала,
окончательно к стенке припёрла.
Значит, не погнушусь и хлебнуть из горла,
чтоб прочистить осевшее горло.
Оставаясь потерянным частным лицом,
по-ментовски сказать, гражданином,
кем я стал? Промотавшимся, что ли, отцом
или горько обманутым сыном?