Глава 3

История скачет галопом по черепам дураков, гремя своими золотыми подковами, грех лежит у двери, но ты должен справиться с ним.  Существует древнее иудейское понятие, называемое «йецер харой», злым импульсом, врождённая склонность человека творить зло, в греческих мистериях битва Эроса с Танатосом, волны жизни и смерти, в восточных культурах медитация на негативность.

Между прочим, из них вышла современная математика, двоичный код, ноль и единица, для знатока любое уравнение не что иное, как рассказ о борьбе добра со злом. Йецерхара говорит, что злая часть нашей сущности стремится нас уничтожить, попутать, помешать понять, где истина и где ложь, тем самым пустить по ложному пути.

- Мы можем совершить любой грех, если никто не будет знать об этом, кто нас осудит? - Тёмная сторона всегда с нами говорит, нужно понять, что с ней делать. Она является естественной частью Божьего творения, сатана ни при чем.

Злые наклонности в человеке похожи на отца, который берет своего маленького сына, купает его, обрызгивает духами, расчёсывает ему волосы, наряжает в лучшие одежды, кормит, поит, даёт сумку с деньгами, затем уходит, оставляя у входной двери борделя, что может маленький мальчик, чтобы не грешить? То же власть, абсолютная власть развращает абсолютно.

Открою секрет, вроде как в настройках ВПН на компьютере после введения пароля в функции «Дополнительные», разумом разум не излечить. Почему? Доктор разум, и больной тоже, тренер и ученик одно. Как быть? Логическое мышление ограничено, рационально душу не найти и не объять, Фрейд о том же!  На идеалы вообще нельзя указывать, только на их примеры, любовь, честь, справедливость, патриотизм. Чтобы сознание вылечить, надо стать безумным, безумная мудрость, вышел, дал кому-то неожиданно изо всех сил в бороду, йецерхара и ушла.

- Ты псих!  - «Психо» значит душа… Ну не обязательно в бороду, например, если женщина, что-то учудить, при всех раздеться в людном месте, танцевать при луне голой на снегу, просветление гарантировано, есть такие женские фигуры, злое сердце не выдержит.

Есть, правда, не решаемые уравнения, Ляпу короновали. Коронация прошла в том же ресторане у трёх вокзалов, народу в «Полине Виардо» было много, отсутствовал только Атос, которого там и быть не могло, он был не люберецкий.

Розов об этом событии знал и послал Оленей туда подежурить, мало ли, наряжённые под бандитов братья мелькали у входа тут и там, не заходя, на обоих импортные зелёные водолазки,  рации они спрятали под синими вечерними пиджаками, очень похожи, особенно младший Олень с дерзкими бесцветными, чуть раскосыми глазами, действующий член американского гангстерского синдиката под управлением какого-
нибудь Датча Шульца, жевали жвачку, двигая острыми скулами туда и обратно, и никому не собирая отдавать свой Арбат, было напряжённо.

Ашот сдержал своё слово, Архипа, Зайца и Антона отпустили, Матерщинница, цыкая передним зубом, торжественно восседала по правую руку Ляпы, споро подкладывая ему в тарелку самые лакомые куски, жареные кабачки с зелёным перцем, огромные ломти холодной свинины, обильно нашпигованные молодым чесноком и его любимую картошку. Воров со всей страны приехало много, они о чём-то бурно говорили, размахивали руками, спорили, жулики люди эмоциональные, часто преувеличивают свои истории для эффекта в конце, хорошо зная законы драмы.

- Нас бежало из лагеря двадцать человек! - На самом деле их могло быть двое, Воры любят развлечься, правда их интересует мало, оно и понятно, жизнь у генералов криминального мира опасная, трудная и сложная, иногда отдохнуть просто необходимо, любой настоящий авторитет рассказчик тоже авторитетный. Миф — это не обман, это миф.

- Иисус Христос умер за наши грехи! — Это не проверить, и Иисус, и Моисей давно стали мифами.

- Сеня с «мерса» как дал по тормозам прямо по сапогам гаишнику, я такого мата никогда не слышал, хорошо они у того были на размер больше, на зиму на шерстяной носок, и сам стал шерстяной! - Серьёзные дяди в шапках с печатками на пальцах, тяжёлыми болтами с брюликами, увесисто шлёпали друг друга по спине, крякая от вливаемой внутрь дорогой ледяной водки, за Ляпу, плакали в конце. Короновал положенца сам Архангел Георгий:

- Я всем так скажу, - начал он. - наш именинник очень много времени сомневался в себе, не соглашался, потом нашёл силы, сегодня достиг. Выпьем за него от души! - Далее следовала фраза о том, кто не жил в Тбилиси, жизнь потерял, возносит до уровня богов, кто не знал Ляпу в Москве, свою смерть, она губит. - За этих везунчиков и выпьем, - закончил Лагидзе, - мы их ещё встретим и не отпустим, в этом наше отличие от животных, мы способны организовать наш мир. Если события «А» и «Б» случились, между ними обязательно было «В». Люди не способны к полёту, они тяжелее воздуха, птицы могут летать, - Вор старой формации высоко поднял свой бокал, - мы орлы! Ещё скажу от себя, тихо! Как всегда оставаться таким, как я, молодым? Есть меньше мяса и больше рыбы, почему? Бараны по земле ходят, рыбы живут в воде, человек на семьдесят процентов состоит из воды! Вода в воду! Воды налейте! Да не этой, огненной! И вот летай, как орёл, а потом, как взлетишь, обязательно расправь крылья и пари, ими не маши, скользи по воздуху!

- Обязательно полетим, - подтвердил Ляпа, аплодировал стоя, у Архангела сорок лет отсидки, Вова Пряник, отбывший без перерыва ровно двадцать пять лет, раскрутился, подарил люберецкому пару красных итальянских мужских сапог на высокие каблуках, красный цвет на каблуках сгущался по краям, переходя в синий, как у пламени:

— Вот тебе черевички! - Ляпа встал из-за стола, отодвинув стул.

- Хочешь, присядь здесь? Много сидел, по старшинству, как в хате? - Георгий зааплодировал, кафе «Жорж Санкт», «Георг V»  на Елисейских полях у начала девятого района, арондизамон нёф, где жили одни богачи, возле Триумфальной арки в Париже принадлежало его коммерсанту, чашка кофе стоила 25$. Георгий купил жене Татьяне на соседней улиц Рю де Сент-Оноре картинную галерею с видом на Лувр, и жил с ней хорошо. (Кто любит просто так?) Пряник махнул рукой, во главе садись.

- А теперь буду ещё лучше, - сказал Вор, - с тобой, Ляпа! - Его поддержали все законники.

- Давно пора!

- Залпом пей!

- А помнишь, как мы душили коммерсанта? - Ляпа добродушно отмахивался от них, чего вы все…  О том, что сам положенец был настоящим профессиональным киллером в бригаде Сидоренко, уже никто не помнил, арестанты живут в прошлом, в воспоминаниях, уметь забыть настоящее главное в их мире.

— Вот! - Дальше шёл раздирающий душу сентиментальный рассказ о том, как один очень уважаемый в определённых кругах бродяга, отбыв сорок лет на какой-то северной зоне и освободившись, по привычке, когда открывал холодильник, надевал перчатки, ушанку, шарф накидывал. - Были дни… - Любой Вор прекрасный актёр, сыграть ему ничего не стоит, Воры любят драму, сводную сестру религии, тот, кто не веселит босяков, плохо делает свою работу.

Смущаясь, к Ляпе подошёл Заяц, Архип горой возвышался в стороне, в СИЗО по личному распоряжению Паши ему давали двойную порцию, одной он не наедался, Антон хотел «заказать ресторан», Розов перечеркнул ему все надежды:

- Разносолов подавай? Жирно будет! Ешьте из нашей оперской столовой, как и все! А то баланду будете хлебать лаптем на Матроске.

- Диета у нас протеиновая, - сказал Антон, - на массу! - Розов засмеялся.

- Будет вам протеин!

- Да ну вас, - махнул рукой Архип. От его квадратной клешни в камере прошла волна холодного воздуха. Больше всех надоедал вечером Заяц:

- А вот там, - он старался приникнуть глазом к щёлочке наверху у окна, - наискосок напротив «Сад Эрмитаж», все сидят, пьют мексиканскую текилу.

- Золотую или серебряную, - уточнял дисциплинированный Архип, Заяц с видом знатока отвечал любую. Потом все смеялись, люберецких в такие места не пускали, они ждали мажорную публику у выхода, звали «поговорить» туда, где были заранее припрятаны биты, цепи, нунчаки и заточки, лупили как молотком, кололи в ягодицы.

Дело занимало считанные секунды, потом культуристы разбегались, кто на «Пушку» в метро прямо до «Ждановкой», кто на Садовое, встречались у последнего вагона последнего поезда, там же делили отобранное, кошёлки, часы, куртки, сигареты, зажигалки, кольца, наружу выгоняла уборщица, милиция метрополитена предпочитала к ним не соваться.

- А ну на выход, ребята! Закрываемся.

- Сейчас, бабань, идём! - Классовая солидарность запрещала им обижать старушку.

- Ты, Ляп, это, теперь в звании, - рядом с Зайцем встал с протокольным лицом Антон, - нас, это, извини, если что! Мы не такие благородные, как ты!

- Все нормально, пацаны, - сказал Ляпа, - отдыхаем, мы все благородные. – Он махнул рукой музыкантам, «Сулило», любимая песня и Георгия, и Сталина, благодарные грузины кидали в ансамбль стодолларовые купюры, свёрнутые в комок, мадлоб, генацвали.

- Солнцевские хотят вернуть отобранные Волком и Полковником свои земли, ларьки у «Гастромида» и «Диеты», торговые ряды, - сказал, подсев к пацанам старый уркаган, закончив с торжественной частью, - пользуясь тем, что ко мне сделали подход, так сказать, жест доброй воли! Они меня плохо знают и ошибочно не дооценивают, я не собираюсь им уступать, ничего им не отдадим! - Братишня согласилась, хер в кале длинный, блатная жизнь не шоколадка, точки были завоёваны честно, и потому не будут возвращены, так сильно горевать вообще не по-мужски, город-то большой.

Очень редко мы складываем свои убеждения и действия в один ящик, Ляпа умел это. Он обнял пацанов за шеи, коснулся их голов лбом:

- Киллера нам этого надо найти, Шаха, кровь из носу! Где Ромей и Партай… - Решили, ехать на юг опасно, чёрные либо мусора, будем ждать из в Москве.

- Поеду один, - сказал Антон, Ляпа поднял вверх палец.

- Сгинешь!

Братья Олени хотели подойти поздравить Ляпу, махнуть стопку по такому случаю, любой герой в какой-то момент хочет все бросить навсегда к чертям, потом не решились, майор строго-настрого приказал им не входить внутрь «Полины Виардо».

- Вас потом живыми съедят, - объяснил он, - только наружное наблюдение.

Нож против ножа, как и пистолет против пистолета, ситуация, которая редко встречается в жизни, Биря отрезали последнюю конечность. Амирам с Фатой кинули её на пятигорский хладокомбинат в бак с жидким азотом, она стала кристаллами, потом разбили её молотком и кусочки растворили в кислоте, следы были уничтожены.

- Теперь главное, чтобы он не умер, а ушёл, - сказал Амирам. На радостях бакинец пел арию Ирода из рук-оперы «Иисус Христос суперзвезда», злил Горелика и пьянствовал с Шамилем, дельхор уступил место экстазу, эвхаристии. Амирам вообще был похож на древнего грека, сосланного по старости на пенсию в Иудею и там осевшего, обременённого множеством детей.

- Да мы и есть, в сущности, - говорил он, - дети Бога! - Матрица бывшего морского пехотинца и правда стиралась, он спал с открытыми глазами, вернее, грезил, неподвижно лежал на спине, смотря в потолок, пищу почти не принимал, на своё имя не откликался. Время от времени, чтобы он не умер, его подключали к аппарату искусственного дыхания, Фатима без брезгливости выносила утку, Амирам чувствовал себя двояко.

С одной стороны, Биря был близким Шаха, значит, тоже его друг, с другой, его послал в Пятигорск Атос заведовать этой всей богадельней под названием кавказская братва. Ну если не заведовать, то по крайней мере щёки надувать, делать вид. Ни первый, ни второй не могли предвидеть, что в городе по собственной инициативе, которая всегда наказуема, появиться бывший снайпер, ликвидатор с сотнями смертей за плечами, мастер.

Так же они не ожидали, что в мирную жизнь курортной бандитской группировки, в которую на правах посла из Москвы вошёл Амирам, вмешаются потусторонние силы, а именно астрал, астрал удары, Эльза, отец Боцмана, в общем, хотели, как лучше, получилось, как всегда! Так же не могли предсказать появления на улицах тихого центра жемчужины в короне горных мест Ставрополья команды спецназа «Альфа», работающего на мощные криминальные олигархические группировки страны с девяностых, Шифман представлял тех, кто встали у руля страны с перестройки, и руль этот никому не собирались отдавать.

У них не то, что у мелких сошек,
Семейный бизнес на всю страну,
Вольно клеймить им убийц усопших,
Мелите воду, а я всхрапну.

К тому же на скамейках Цветника по вечерам стали видеть двух чинно сидящих руку об руку иностранцев, один похожий на египтянина или богатого араба из Саудовской Аравии, второй на лорда, высокий, сухопарый, сдержанный, всегда был во фраке, в шляпе-котелке и с тростью с большим бронзовым набалдашником в форме американского двуглавого орла с надписью по-английски «С нами Бог», возможно, он с ним и был.

Иногда он становился на скамейку, как в Гайд-парке в Лондоне и что-то говорил в пространство на своём языке, второй с лицом бедуина или моджахеда внимательно слушал.

- Шах, - кричал он в пустоту, - где ты? - В его глубоко посаженных глазах читалась трагедия, разворачивающаяся по закону драмы.

Дома Горелика спецназовцы не нашли, мусорной свалки тоже, её куда-то вывезли.

- Верю на слово, - сказал Моисеев. В городском УВД ему дали все необходимые справки, Сергея, Боксёра, Олю и Оксану отправили на самолёте в известное московское СИЗО, Лемперт объяснил кратко:

- Подозрение! В терроризме, разумеется. Расстрел криминальной семьи дяди рассматривается, как теракт. -Вы же туда приехали? Значит, знали!

- Возможно, украинских спецслужб, - от себя добавил Моисеев, - Украина нож, направленный в сердце России с кураторами из-за рубежа, пусть вами занимаются чекисты. 

Заехав в Лефортово, Сергей удивился, прапорщики не воруют, никто не бьёт заключённых, выдают по первому требованию книги, он засел за стихи, выходя за пределы памяти и рассудка с попеременной рифмой. Единственное, что раздражало, в камере рано гасили свет, по образу жизни поэт был сова.

Арута полагал, что преображённая речь стихотворений отражает состояние высшей нравственности, отпущенной человеку.

- Кто вообще пишет прозу, я не знаю! Для меня физически невозможно слагать строку со строкой без ритма, сразу становлюсь обуреваем низкими страстями, и потому остаётся только в стихах, каждый говорит в стихах так, как говорил бы за него некто, обладающий лучшими качествами его личности. Мне кажется, что поэзия наиболее прямой путь к свету и точно лучший способ отдавать себе отчёт в том, что ты и кто ты, если бы пребывать в этом свете постоянно.

Дорогой Леонид Ильич,
Слава утру! Врагов угробив,
Горделивая, как балет,
Марширует страна героев,
Боевых, трудовых побед!

- Вы были снайпером и настреляли по городу много людей, - фамилия дознавателя была Егоров. - Жена ваша занималась вражеским боевым искусством. - Казалось, чекисты знают всё!

- Чистая тренировка, - сказал Сергей, - знакомство с профессией, инициативник. Не вражеским, Индонезия дружественная страна, скинули голландцев. - Про китайца он тактично промолчал, так проиошло.

— Это нас мало интересует, - сказал опер, - пусть этим занимаются менты, - зачем вы поехали на Северный Кавказ? Кто помогал проносить оружие в самолёт? Солнцевские?

- Солнцевские, - запираться было бессмысленно. Глотая дни, как сулему, он приготовился в забытьи провести в тюрьме всю жизнь. Что им всем может быть кроме пожизненного? Стены штрабить.

- Хорошие ребята! - Дознаватель протянул Сергею пачку сигарет «Винстон», - курите! - Поэт изо всех сил задышал чёрными от никотина лёгкими, дефицит. - Наши пацаны! А что Партай и Ромей?

- Таких не знаю, таких, - дверь бесшумно отворилась, в комнату зашёл пожилой человек в потёртой тройке со значком «Почётного чекиста», представился, протянул руку:

- Сергей Сергеевич Сергеев!

- Тёзка, - обрадовался Сергей.

- Где Шах? - спросил вновь пришедший.

— Вот за этим мы примерно и поехали, - сказал поэт, - искали.

- Думали спасти друга? - Глаза Сергеева лучились, из них исходил ясный свет.

- Конечно!

- Хороший человек, - обернулся Сергеев к Егорову, взял сигарету из пачки профессора. - Разрешите? А то тот украинец упёрся, какой Шах? Какой поэт? Мастер спорта. Отказался от разговора со следователем, Василий Стус тоже мне.

— Значит, ему людоедство, - коротко сказал Егоров, - и в Бутырку, прислали ногу. Чья нога, не знаете, Сергей?

- Никак нет, - ответил Арутюнов. - Принесли женщины.

- Женщины… - Егоров пустил дым в потолок, у него получалось «щенщины». - Попал в тюрьму, меняй жену. - Он вынул из кармана несколько купюр, протянул странному человеку по имени Сергей. - Проиграл, тебе должен. Не думал, что признается! - Второй Сергей хитро подмигнул первому, вы как Микоян, пройти между струй и не обсикаться.

- Боксёра на срок, украинку высылать, жену к мужу в камеру. Потом будем выпускать!

- Так точно! - Сергеев вышел.

Сергей долго плакал на груди Оли на нижней койке двухместного каземата, потом заснул, о любви не могло быть и речи.

- Теперь мы снова вместе, - сказал он, - навсегда! - Оля уложила его мокрой от пота головой на влажную от слёз казённую подушку с печатью «КГБ СССР», герб, и прыжком закинула тренированное тело на верхнюю кровать, лёгкое, но крепкое, ещё долго прослужит, они, наконец, воссоединились, Инна мертва, а Оксаны, скорее всего, никто из них никогда больше не увидит.

- Ляпе передавайте от нас привет, - по-доброму проводил пару от ворот самой известной в Москве тюрьмы дежурный по КПП, у них сидели даже президенты, условия одинаковые. - От Валеры!

- Обязательно, - поэт по-военному обнял офицера за плечи, они сели в такси.

- В Чертаново, - поэт был небрит, что делало его похожим одновременно на Че Гевару и Гарсия Лорку, - и медленно. - По приезде они с Олей пошли в самый большой продуктовый магазин.

- Давай побудем здесь целый день, - попросил Сергей, они ходили между рядами, открывали пакеты с соками, молоком и йогуртом, пальцами запихивали в рот красную и чёрную икру. Сергей жевал большой сырой шмат сёмги с завёрнутым в него салатом «оливье», запивая топлёным подсолнечным маслом и кефиром, крупные слезы катились по его лицу, Оля больше налегала на сладкое.

- Свобода!

Как и предсказывал Ляпа, в Пятигорске пошёл дождь, который смыл все следы. Когда в очередной раз в небе сверкнула молния, Амирам знаком позвал в спальню родителей Бори Фатиму, сам Горелик в начищенных до блеска сапогах давно сыграл в люлю, крепко спал в гостиной, Шамиль где-то шлялся.

Доктор довольно улыбнулся, тело Бири съёжилось до размеров маленького ребёнка, вернее, туловище, пропорционально уменьшилась и голова, оно излучало свет, в комнате было светло, словно днём, хотя были выключены все лампы, свет был необыкновенным. Амирам подошёл к операционному столу, взял хирургический нож, профессиональным движением отсёк голову морпеху, бросил её в корзину, голова трёхлетнего ребёнка. Испускающий радужное свечение кусок плоти завернули в красную материю, отвезли и похоронили в одной из ниш подвала дачи Эльзы, вся она светилась.

- Что за черт? - Соседи по улице Лермонтова в изумлении открывали окна. - Совсем очумели, включили прожектора! У нас что, учения? – Святые мощи.

- Спасибо, - сказал Амирам, передав горянке 10 000$, - если что, я в Москве! -  После выполнения поставленной задачи израильским военным предписывается как можно быстрее покинуть место происшествия, даже если их действия были юридически правомерны, единственным исключением является ситуация, когда они защищают свой дом. Дом Амирама был в Москве, возвращаться в Баку контрпродуктивно, как-то так.

- А ты во что веришь? - спросил он Фатиму на прощание.

- Ни во что, - честно ответила Фатима.

- Так не бывает, - устало улыбнулся Амирам. - Человек всегда во что-нибудь верит! В твоём случае, что он не верит ни во что.

Пятигорск Амирам будет вспоминать с теплом, хоть пожил, Ашот тоже поймёт. В месте, где во двор заходят сам, трое, положенец, водитель и охранник, и в упор расстреливают в собственном доме другую криминальную ОПГ, нужен такой, как Киллер, зачем катать азовский банк. Раньше, чем через десять секунд, все равно не загонишь новый патрон, главное не оставлять гильз. Если никто не играет с детьми, с ними будет играть Кукольник.

Конец третьей главы