у меня есть друг, и зовут его

у меня есть друг, и зовут его, скажем, Джимми.
его кудри целует ветер, а на ресницах - застывший иней,
его профиль не отличается благородством линий,

но он смеётся так, что нутро моё вспыхивает огнём.

Джимми - храбрый воин без острых клинков и сабель,
он себе подчиняет твердь и колдует над небесами.
его след невесом, отражается в лужах рябью.

этот суровый мир безумно в него влюблён.

он излучает свет, ничего при этом не говоря,
своей нежностью топит лёд равнодушного декабря.
Джимми вот уже восемнадцать, и смешлив его резвый взгляд.

все в нём видят повесу и отпетого подлеца.

Джимми танцует на улице, без билета катается на трамваях.
он жарко смеётся, улыбается мне, повторяя:

"в этом мире я не найду покоя и не увижу рая
без этих звездных просторов неба

... и твоего лица".

он рассказывает о море, как отчаянно бьются волны,
как они обнимают берег, пока чайки надрывно, сольно
оглушают приезжих криком, и как люди хотят наполнить
сувенирами чемоданы,

чтоб забрать с собой это лето.

он слагает стихи и поёт мне так сладко-сладко,
такой сломленный воин с родными причудами и повадками.
когда он улыбается на рассвет, я смотрю на него украдкой.

но теперь почему-то мне больно писать про это.

он учил меня гнуть свою линию, не забрасывать ремесло,
быть смелее и не пугаться кошмарных снов.
а ещё он просил, чтобы я избегала слёз и надменных слов,

только память о нём пронзает меня ранением ножевым.

а глаза его света потухших звёзд, и такое чувство
растекается по нутру, когда видишь его безумства.
я завидую ненароком подлинному искусству,

искусству быть искренним, славным, смелым, таким живым.

у Джимми нет ни родных, ни захудалой клети.
мне его посчастливилось чудом встретить.
он ещё сорванец, но верит, что мы в ответе
за всех существ, коих когда-нибудь приручили.

говорю ему: "слушай, Джим, научи меня простоте,
не бояться худой молвы, не избегать откровенных тем,
научи находить покой в этой внутренней пустоте.
я знаю о ломкости больше, нежели чем о силе".

Джимми ласково долго щурится и молчит,
говорит мне: "просто не забывай, куда ты кладёшь ключи,
звони маме почаще, и даже в немой ночи

помни: в с е б у д е т х о р о ш о.

пиши мне, пиши о главном".

я кричу в пустоту. как смешны и нелепы мои протесты.
я ищу его много зим, не нахожу себе места.

Джим обещал мне, что мы, конечно же, будем вместе,

только вот у смерти другие планы.

он учил меня не бояться своих же мыслей,
идти с поднятой головой, чтобы путь был выстлан
светом и чистотой, чтобы любой поступок был бескорыстен,

чтобы голос был резв и звонок на всякий стих.

я живу теперь без боязни любого брода,
в животворный нектар превращаю гнилую воду.
Джимми нет, кажется, вот уже долгих четыре года,

но он для меня почему-то живее и искренней всех живых.