Убийство раба во время Смертельных игр BDSM

Это произошло вскоре после того как я стал рабом некого мистера Х. После того кровавого ритуала так и не смог забыть ни единой подробности... В то время я ещё учился в школе. Х ещё не совсем вбил в меня менталитет раба и осознание того, что он владеет мной целиком и полностью. Тогда я был разговорчивым, спорил с ним время от времени, я требовал права иногда видеться с моим маленьким сыном, а также навещать могилу матери ребёнка, но Х запрещал мне всё это. Хотя я никогда и не пытался сбежать, он всё это время дрессировал меня. В тот день я сидел в подвале «Огня», в клетке. Она была такой же, как вампирская этажом выше, в которой я работал по вечерам. Как обычно я был голым, но он не пытал меня той ночью физически, только морил голодом. Я ждал Х, надеясь, что он принесёт мне что-нибудь поесть. В тот раз моя дрессировка заключалась в осознании мной моего места, а также в изучении того, какие позы мне следует принимать в ответ на его команды, как правильно говорить с ним, какой тон по отношению к нему будет считаться уважительным... А также в том, что я должен молчать, что мне не позволено даже кричать от боли, пока мне не разрешат открыть рот. Меня мучила жажда, и я не ел целый день. Он сказал, что я ещё не заработал свой кусок хлеба. Один я сидел в ярко освещённой комнате около двух часов, когда услышал его шаги.

Только шёл он не один. Я слышал приглушённые мольбы человека, просящего его о чём-то прежде, чем они вошли в темницу, но его голос был очень испуган, и в нём читались нотки сожаления. Х втащил в темницу мальчика, скорее всего, ему было около восемнадцати или девятнадцати лет. Он был красивым, загорелым, со светло-золотыми волосами. Обычный питерский пацан. На нём не было одежды, он был голым, как и я. Он тащил его на поводке, прикреплённом к ошейнику на шее. Руки были скованы за спиной наручниками. Он полз на коленях, а лицо его было мокрым от слёз. Всё тело мальчика покрывала испарина.

Вроде, он не был ранен, по крайней мере, крови на нём тогда я не заметил, но от чего-то его сильно трясло, и он почти рыдал. Они остановились и замолчали, глядя на меня, сидящего в тесной клетке за решётками. В какой-то момент я с ужасом подумал, что он собирается заставить меня сосать его член или оттрахать его... Или заставит его отыметь меня, или заставит нас трахать друг друга... Теперь мне противно думать, что такая мысль первой пришла мне в голову, но тогда ещё я не привык к постоянной боли в наказание за что-либо. Тогда он ещё не обещал мне, что никогда не заставит меня трахаться с мужиками в роли пассива, но и не наказывал подобным образом. Всё же, я не был уверен в том, что всё не измениться в один прекрасный момент. Я хотел первым заговорить с ним, но вспомнил последние часы своего «обучения» и не решился сказать ни слова без его разрешения.

- На колени! – рявкнул мне Х, в то время как я сидел голой задницей на полу клетки.

Я молча поднялся и встал на колени, убедившись при этом, что мои плечи расправлены, а руки сцеплены за спиной, как он учил меня. Я поднял вверх подбородок, но потупил взгляд.

- Оооочень хороший мальчик, - похвалил меня Х впервые за долгий сегодняшний день.

Рот того мальчишки был заткнут кляпом, который он примотал к его голове серебряным скотчем, несколько раз обернув его. Он смотрел на меня с отчаянием... Дышал он тяжело и прерывисто, пытаясь что-то сообщить мне взглядом. У него были разноцветные глаза: один голубой, как лёд, другой - зелёный.

- Я хочу, чтобы ты посмотрел на него, - услышал я голос Х, и только после этого позволил себе поднять глаза и хорошенько рассмотреть того ребёнка.
– Значит, ты думаешь, что позволив мне оплатить твои долги, ты всё ещё сможешь усложнять мне жизнь? Ты думаешь, что можешь распоряжаться своей жизнью. Ты споришь со мной, сопротивляешься, когда я обучаю тебя... Не всегда, конечно, но я вижу в твоём взгляде недовольство, когда приказываю тебе что-либо сделать, или запираю в клетке. Так вот! Пора тебе узнать, кто в доме хозяин. Сейчас ты увидишь, какие ужасные последствия ждут тебя, если ты не будешь меня радовать своим послушанием, в чём и состоит твоё предназначение.

Это длилось несколько часов, по крайней мере, тогда мне казалось, что эти ужасы измеряются часами. Он пытал малыша. Я не имею в виду битьё или порку. Он начал с его пальцев, кромсая их как мясо ножницами. Не обращая на бедного ребёнка внимания, он среза;л подушечки его пальцев, приговаривая, что нужно уничтожить всё, что может указать на его личность, если найдут тело. Потом он выбил ему зубы. Он ЖРАЛ подушечки пальцев, которые отрезал, прямо на глазах мальчика, в то время как он кричал...

Самое ужасное – это то, что он наслаждался всем этим. Это напугало меня больше всего, больше чем про;клятые богом сцены этих истязаний, которые я, наверное, никогда не забуду. Он играл с ним, издевался над ним, убивал его. Это было время его триумфа. Я старался сдержаться, чувствуя позывы к рвоте. Если бы мой желудок не был пуст, я бы уже несколько раз проблевался. Я просил его, кричал и плакал, моля остановиться... Позже, когда он изрубил бедного ребёнка всего, он всё ещё был жив; я просил его положить конец всему этому. По крайней мере, убив его, он бы прекратил его страдания. Однако, всё что он сказал мне - это: «смотри и учись, Валера, смотри и учись». Он чуть не заставил меня съесть кусок его пальца, но мой желудок зарычал на одно прикосновения куска его плоти ко мне. Мне стало так дурно, что он не стал заставлять, слава Богу. Он назвал меня слабаком и сказал, что мне достаточно просто разок посмотреть на это, чтоб знать своё место. Он сказал, тоже самое может случиться со мной, с моим сыном, с моими родителями... Со всеми, кто хоть как-то связан со мной. Я не мог ничего ответить в тот момент, я был совершенно разбит и меня тошнило. Когда всё это закончилось... Я только плакал. В тот момент он сломал меня окончательно. Я был согласен на всё, что он мог только пожелать, после того, на что мне пришлось смотреть. Казалось, что его удовлетворило, то, что он заставлял меня смотреть на это убийство, и наши страдания – мои и того мальчика. Но даже после того, как несчастный ребёнок умер, он продолжал кромсать и разделывать его, и каждый раз, когда я пытался отвести взгляд, он кричал на меня, чтобы я смотрел, или я тоже лишусь глаз.

На моих глазах он завернул расчленённые части тела в пакеты и сложил их в большой пластиковый контейнер. Он открыл клетку, и заставил меня встать на четвереньки в это кровавое месиво. Я дрожал как осиновый лист, и всё время плакал, но его это не волновало. Он сказал, что хочет убедиться, усвоил ли я урок на тему «сопротивления и недовольства». Он рисовал кровью полоски у меня на носу и на щеках, на лбу написал «Шлюха», а на спине «Сука»... Он смеялся и играл, разрисовывая меня кровью бедного мальчика. Я думал, что свихнусь, пока продолжались его игрища. Он заставлял меня слизывать с пола кровь, приговаривая, что так делают все хорошие домашние питомцы. Он говорил, что это придаёт сил, и лизал кровь вместе со мной. Он настоящий психопат. Я понял это той ночью. Потом уже я догадался, что его семья использует Х и клуб, чтобы избавляться от ненужных людей. Людей, которые встали у них поперёк дороги, а, может быть, стали свидетелями одного из их преступлений. Я даже не узнал имени этого мальчика...