Комментарий к Знаку четырёх

Сокровище Агры всё так же находится в Темзе,
не тронуто временем - вспомни про вакуум в пемзе
Помпей или Стабий, - валяй, заливай её гипсом,
известную реку, где, по Гераклиту, ни пиксель
чело у Творца не поморщит с досады повтором,
скорее скрываясь из виду, чем просто дав деру.
Итак, мы стараемся что-то найти под текущей
разжиженной массой, и наша посудина плющит
поверхность, вот только едва ли нормальная живность
в такой уцелела воде, кроме выпавшей с ливнем.
Уже благодать, не идёт вулканический пепел
с исландского склада, порожним по весу прицепом.
В отличье от ветра, река применяет кавычки,
держа содержание к морю. На Темзе есть бычий
брод*, но отпечатки животных копыт и протеза
непарного Смолла, как смыты, из текста исчезли.
Следы прочитать после этой гидравлики сыщик
бессилен плюс кожа реки не становится чище.

*oxford

Так ливень для флоры и фауны ростом с напёрсток
окажется Герникой. Так им грозит холокостом
пролитое Аннушкой. Но, не в пример могиканам,
природа не грезит последним понюхом, стаканом,
с намереньем бросить дурную наклонность, плохое
в себе отделить от хорошего. Где-либо кое-
что как-нибудь да происходит, но чаще - засада,
почти саботаж, и отсюда - моленья, обряды,
заклания. Из-за отсутствия ветра премьера
Троянской войны затянулась. Новейшая эра
ведет на алтарь просвещения в качестве агнца
того же ребёнка, как помню, с букетом и ранцем.
А стало быть, вся перемена в текущем моменте.
Потребность не столько беречь - обрести компетентность
уже эта жертва, а ценность её искажает
что лица, что речь. Миссис Хадсон в хиджабе не знает
английского. Темза течёт. Разведенной принцессе
не быть королевой. Что лучники? Вольная пресса
достанет ее под землёй: и её, и араба.
Обрезан ли, нет, он чужой. Он не носит хиджаба.

Слежавшийся пепел, утратив движенье и градус,
в кавернах своих сохранил на века эльдорадо
вещественных форм. Что органика там испарилась -
ничто. Значит, снова туман, облака, с новой силой
дождь (капли, как пепел, но жидкий). Жизнь, следуя букве,
не духу закона, кончается смертью. Но дух ведь
не спрячешь под стол, как пустое. Оставь Конан Дойлю
его спиритизм. Мы, бывало, бодяжили "ROYAL"
один к одному, не вникая, что свойства субстанций
проявятся утром, когда от воды самозванцем
пьянели. И верили после, что так оно будет
всегда; что даётся - по вере; что чудо -  о чуде
мысль. В печени соль каменела, а желчь вся наружу.
Вместимость пещеристых тел узнаётся по луже
оставшейся. Темза течёт. Человек тоже жидкость.
Всё то, что накапал за жизнь, было переизбытком
эмоций и мыслей. Вот только мутна эта влага.
Идея о переселении душ - не отвага,
не страх, а плоды наблюдения. "Из ничего и
ничто не бывает." Природа не ходит по двое
с Тамарой, и максимум - метаморфоз. Полукровка
венчает собой эволюцию: на стометровке
эффектней, но если в конце марафона - весомей.
Легко уловить нарочитость, как в том палиндроме.

Глубокая тёмная Темза проносит над илом
не только себя самое, но и всё, что схватила:
предметы и их отражения. Чем неподъёмней,
тем гибельней вещь для реки, словно в каменоломне.
Всё лёгкое и растворимое сносно хотя бы
внесённою краской, игрой на волне - да осклабит
лицо ротозей, поглазеет, а вспомнить не сможет.
Способность забыть есть покой и свобода. Ничтоже
сумняшеся Темза течёт. Человек моет руки
от грязи и крови, как будто орудует плугом,
но в борозды сеется соль вместо зерен, и море -
тому доказательство. Реки являются флорой
морей, их кустами, деревьями. Корень всей суши -
вода, заповедная для человека. Проушин,
мостов, городов предостаточно в Англии. Лондон
церквями на Темзе звенит. Как пристанище, он тут
угоден. Нанизан на русло, пускай рукотворный,
он, отображённый в реке себя старше, подернут
туманом и рябью. Он как опрокинутый. Камень,
кирпич его тянут под воду, по глади углями
сливается иллюминация. Темзе не сбагрить
ни Лондон поверх берегов, ни сокровище Агры.

Как лечит ученый, все люди - пипетки. Уотсон
тут был бы согласен. А где человечество мнется
немалое время в немалом масштабе, капели
судьбой предначертано в камне протачивать щели,
рельеф выщелачивать или, сочась в одну точку,
натеком твердеть (и синхронно оттягивать мочку),
ландшафт превращая по скрупулу в карст, проникаясь
заимообразно. Так хаос вторгается в house,
как омонимия, и каустик щиплет без пауз
со стен штукатурку. У клякс, казуистики, кляуз
свои спелеологи. Лондон зияет пещерой
над Темзой. Он высится в воздухе; зданья - шпалеры
вдоль серой реки, что минует фундамент и кладку.
Здесь низкая облачность претерпевает усадку
и изморось плотная. Лондон, как пемза, не тонет,
колеблясь на этой подводе, на этом поддоне.
Пуститься на поиск сокровища Агры не в планах
его уроженцев: не столь утопично стоп-краном
сдержать всю столицу на месте, чем сплавить потомству
английского джентльмена, оригинала Ш. Холмса.