Два измерения революции или Божественная комедия

Наиболее ярким примером амбивалентного розановского мышления может служить оценка Розановым революционных событий 1905—1907 годов (первой революции), которые Розанов считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций. Философ выступал в «Новом времени» под своей фамилией как ярый монархист и черносотенец, а под псевдонимом В. Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.
В сентябре 1917 года Розановы вынуждены были переехать из голодного Петрограда в Сергиев Посад и поселились в трёх комнатах дома преподавателя Вифанской духовной семинарии (это жильё им подобрал философ отец Павел Флоренский).
Уже с 15-го ноября 1917 года Розанов запланировал издание по подписке «Апокалипсиса нашего времени» — работы с говорящим названием, не требующим объяснений ввиду революционных событий, носящих действительно апокалиптический характер для страны.
Существо проблемы предполагалось первоначально изложить в десяти номерах отдельными брошюрками с периодичностью раз в две недели или ежемесячно:
— Не довольно ли писать о нашей вонючей революции, — и о прогнившем насквозь Царстве, — которые во истину стоять друг друга — риторически звучал вопрос Розанова в начале 1918 года. 
Однако в том же 1918 Розанов объявит, что всего выпусков «Апокалипсиса» заготовлено уже не менее 50 — 60 и только по техническим и денежным препятствиям его издание растянется более чем на год, чему не суждено было случиться.
5 февраля 1919 года Розанова не стало.   
Вдумаемся, уважаемый Читатель, в поразительную по точности эволюцию взглядов Розанова на революционные события в России со времен декабристов до текущей ситуации:   

— Александр Македонский с 30-ти тысячным войском решил покорить Монархии Персов. Это что нам, русским: Пестель и Волконский решили с двумя тысячами гвардейцев покорить Россию... И пишут, пишут историю этой буффонады. И мемуары, и всякие павлиньи перья. И Некрасов с «русскими женщинами».   

— Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Тогда он молится. А когда он переходит «в облегчение». В «облегчении» он преобразуется из человека в свинью, и тогда «бьет посуду», «гадит хлев», «зажигает дом». Это революция.
Умиравшие от голоду крестьяне (где-то в Вятке) просили отслужить молебен. Но студенты на казенной стипендии естественно волнуются. А всего больше «были возмущены» осыпанные золотом приближенные Павла I, совершившие над ним известный акт. Эти — прямо негодовали. Как и гвардейцы-богачи, высыпавшие на Исаакиевскую площадь 14-го декабря, прямо страдальцы за русскую землю. Какая пошлость. И какой ужасный исторический пессимизм.

— Голод. Холод. Стужа. Куда-же тут республики устраивать? Родится картофель да морковка. Нет, я за самодержавие. Из теплого дворца управлять «окраинами» можно. А на морозе и со своей избой не управишься. И республики затевают только люди «в своем тепле» (декабристы, Герцен, Огарев).

— Как я смотрю на свое «почти революционное» увлечение 1897— 1906 годов? Оно было право. Отвратительное человека начинается с самодовольства. И тогда самодовольны были чиновники. Потом стали революционеры. И я возненавидел их.

— Социализм пройдет как дисгармония. Всякая дисгармония пройдет. А социализм — буря, дождь, ветер... Взойдет солнышко и осушит все. И будут говорить, как о высохшей росе: — «Неужели он (социализм) был?». «И барабанил в окна град: братство, равенство, свобода»? — О, да! И еще скольких этот град побил!! — «Удивительно. Странное явление. Не верится. Где бы об истории его прочитать?»

— Революция имеет два измерения — длину и ширину; но не имеет третьего — глубины. И вот поэтому качеству она никогда не будет иметь спелого, вкусного плода; никогда не «завершится».

LA DIVINA COМЕDIA (Божественная комедия Данте)

С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историей железный занавес.
— Представление окончилось.
Публика встала.
— Пора, одевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись.
Но ни шуб, ни домов не оказалось.

http://stihi.ru/2024/01/26/4592