Воспоминания отца о японском пулеметчике-камикадзе

Было это уже после Великой Отечественной войны. С мая по июль 1945 года отец долечивался после тяжелого ранения, полученного в последних боях войны в районе косы Фрише-Нерунг. Про десант на эту косу ходят легенды, хотя есть и вполне объективные и достоверные материалы. Наших там было тысячи две, а немцев тысяч тридцать – так наши там немцам вломили конкретно!!. Долечивали отца  в госпитале, устроенном нашими войсками на освобожденных от немцев территорий, которые сейчас входят в состав Калининградской области. А потом его отправили во вновь сформированную часть, погрузили в теплушку и – в Москву! Но домой его в отпуск не отпустили: доехав до Москвы, стояли они своим эшелоном на Окружной железной дороге в отстойнике, причем в получасе хода пешком до бараков, где жила тогда папина семья, и ждали приказа. Полдня стояли, а добежать до своих не удалось: эшелон военный, место следования – Дальний Восток, на войну с Японией, часовые суровые, с карабинами… Дисциплина!! Письма написать, правда, разрешили. Даже на почту отнесли, предварительно половину вымарав фиолетовыми чернилами. Зато семьи москвичей скоро узнали, что их сыновья, папки, дядьки и прочие мужчины живы, здоровы и продолжают службу в рядах. И – все. Где продолжают – молчок.
С этой короткой войной против Японии у папы были тоже связаны нелегкие воспоминания. Вот – одно из них.
Август 1945 года. Наша страна объявила войну Японии и начала наступление на миллионную Квантунскую армию, применив план, впоследствии именуемый «Стратегические клещи».  План был прост по замыслу, но грандиозен по масштабу. Планировалось окружение противника на общей территории площадью в 1,5 млн. квадратных километров!!!
Нужно сказать и о том, с каким настроением наши солдаты и офицеры шли в бой.

У папы долго хранилась с того времени такая листовка-обращение к советским воинам (он ее на какой-то юбилей Победы передал в Музей Вооруженных Сил СССР, но текст я легко нашел в интернете), выпущенная политуправлением 1-го Дальневосточного фронта. Она называлась «Держать высоко честь нашей армии-освободительницы». Там говорилось:

«Товарищ боец! Воин Страны Советов! Ты вступил на землю Маньчжурии с великой, благородной целью — разгромить войска японских агрессоров и ликвидировать второй очаг мировой войны, чтобы ускорить восстановление мира во всем мире и обеспечить безопасность наших дальневосточных границ.
Ты пришел также сюда, чтобы помочь китайскому народу освободиться от японского порабощения.
Будь достоин великой освободительной миссии, которая возложена на тебя Родиной, высоко держи честь советского воина.
Китайское население с радостью встретило своих освободителей — советские войска.
Будь внимателен к интересам местного китайского населения, уважай его собственность, обычаи...
Советский воин! Наш народ с гордостью следит за твоими подвигами. Он верит в то, что ты своим поведением еще больше прославишь героическую Красную Армию.
Высоко держи честь и достоинство советского воина!»

Папа говорил, что это обращение нашло полное понимание всех советских солдат и офицеров. Это было более чем естественно: в советское время люди воспитывались в духе интернационализма и пролетарской солидарности, в их сознание со школьной скамьи входило сочувствие к народам, борющимся против колониального гнета, готовность в любое время прийти к ним на помощь.
Во Внутренней Монголии и Маньчжурии наши воины увидели картины ужасающей нищеты.

Папа вспоминал: движемся по дороге вдоль КВЖД. Вот по дороге идет китайская семья: впереди пожилая китаянка в изодранных длинных штанах из какого-то мешка, кофточка на ней до того стара и изношена, что едва прикрывает худое тело. За спиной китаянки в специально приспособленном мешке — грудной ребенок. Позади, цепляясь за мать, бегут совершенно голые ребятишки — два мальчика и девочка. «Процессию» замыкает худой изможденный китаец, согнувшийся под тяжестью узла с каким-то простым домашним скарбом. Этот узел — все богатство семьи. Ну, дали им штук пять банок американской тушенки да хлеба пару буханок. Как они преобразились! Всю жизнь папа вспоминал их сияющие счастливые лица…
Да даже и без этой «гуманитарной помощи» китайское население встречало Советскую Армию восторженно, как сильных и добрых братьев. Они выходили навстречу войскам с красными повязками на рукавах, бросались на наших ребят, обнимали их.

В Маньчжурии папина часть наступала на Чанчунь, для этого нужно было взять небольшой городок Гунчжулин. Рельеф там был небезопасный для пешего марша – степь да сопки. И вот, на зажатой между сопочками узкой дороге, причем на довольно открытом месте, папина рота наткнулась на пулеметную засаду в виде замаскированного под бугор бетонированного дота. Там был всего один пулеметчик-камикадзе, прикованный (как потом выяснилось) к крупнокалиберному пулемету прочной толстой цепью. А пулемет был намертво замоноличен в бетонный пол. Укрыться было негде.  Рота стала метаться, залегать на ровном месте и уже почти гибнуть. Стали стрелять из карабинов и автоматов, гранаты кидать… - куда там!! В отчаянии папа тоже бросил в направлении дота простую ручную гранату, хотя она и не смогла бы разрушить бетон. Граната взорвалась перед узкой щелью, в которую японец смотрел на убиваемых им людей. И вдруг пулемет умолк. Бойцы осторожно поднялись, пошли к доту, дверь опять же гранатой «открыли», вошли и видят: среди десятков двух цинков с патронами, лицом к смотровой щели, лежал, навалившись грудью на ствол пулемета, прикованный к нему здоровенной цепью, маленький плюгавенький япошка¬ с небольшой звездообразной дыркой меж глаз. Похоже, смертник на какое-то мгновение слишком плотно приблизил лицо к смотровой щели, и осколок от ручной гранаты как-то влетел сквозь эту узенькую щель прямо в переносицу японцу!  Если бы не это Божье чудо, то они бы все там и остались – патронов у японца хватило бы и на полк!! Хорошая это была учёба! Потом они, когда передвигались в пешем строю, старательно избегали таких вот ловушек.
Папа говорил, что потом, когда разогнали пленных японцев по лагерям, а их часть отвели на отдых, все жители этого городка и (особенно!!!) близлежащих сел просто на дорогу ложились перед грузовиками с красноармейцами, чтобы наши ребята заходили к ним на угощение. Папа с двумя однополчанами попали на короткий постой к небольшой по тогдашним китайским меркам семье с двумя детьми (потом оказалось, что четверых детей постарше убили японцы во время оккупации – просто так, развлекались, гады! Они ж были высшей расой, а китайцы для них были унтерменшами). Заходят они и в фанзу (это такой дом каркасный – саманный или глиняный - типа фахверка, только попроще и с тростниковой крышей). А там уже чего-то булькает в котлах и непонятно чем, но вкусно пахнет. А когда стали есть, тоже не поняли, что это такое было. Осталось ощущение просто сытной вкуснятины – ну, с рыбой вроде и с какими-то овощами. А может – с телятиной, а может – вообще одни овощи, но вкусно и много. А ведь совсем бедные люди были, нищие натуральные!!! Папа говорил, таких гостеприимных людей он и на Кавказе не видывал. Ну, когда уходили, оставили им солдатских пайков, сахара и махорки. Те брать не хотели - похоже, ругались даже. Потом старшина их как-то убедил (на каком языке, непонятно, но китайцы прощались, низко кланяясь, радостно плача и сияя лицами!).
Такие дела…