Отец и Сын - новеллизация

Александр Сокуров, Сергей Потепалов

*  *  *
«Отец и Сын» … Любовь и сказка
В кино Сокурова слились:
Здесь вечна жизнь, сурова ласка,
Эпохи разные сошлись,
Как будто бы исчезло время.
Не зная лет бегущих бремя,
Остались лишь Отец и Сын.
Никто из них прожить один
Уже не смог бы в мире этом…
В плену душевной пустоты
Ушедшей матери черты,
Что согревали нежным светом,
Отец узрел в ребёнке вдруг,
Стал Сыну самый лучший друг.

Где рай земной?.. Не там, где солнце
В лазури неба круглый год
И ветер ласковый в оконце
Прибою моря гимн поёт.
Не там, где гор седых вершины,
Где пляжи, пальмы, апельсины
И не бывает злой зимы…
Нет, не найдём там рая мы!
Заглянем лучше в ту квартиру,
Где Сын с Отцом вдвоём живут:
Там есть любовь, покой, уют,
Их удивительному миру
Нам стоит должное отдать
И раем на Земле назвать.

Их странный мир красив и нежен,
Каким мог стать он лишь в кино.
Но и финал был неизбежен:
Судьбою всё предрешено.
И как ни грустно расставаться,
Но подошла пора прощаться
И Сыну со своим Отцом,
Оставить милый отчий дом
И создавать семью другую,
Свой дом построить, наконец…
Но не забыть, что есть Отец –
Он не скрывает: «Я тоскую!..
И новой встречи с Сыном жду!..
Когда один, я как в аду…»

Пускай любовь «Отца и Сына»
Нам всем покажется сперва
Банальной сказкой, но картина
Неважно, что твердит молва!)
Достойна просто восхищенья,
Призов, наград и восхваленья!..
Пусть это фильм-мираж, мечта,
Но в нём секрет и красота
Тех отношений идеальных,
К которым лишь стремимся мы
Средь непроглядной вечной тьмы
Сомнений, ссор, обид реальных.
Сокуров всем нам показал,
Каким быть должен идеал.

Любовь Отца – распинающая.
Любовь Сына – распинаемая.
Любовь Духа – торжествующая силой крестной.
Святитель Филарет Московский


Ночь выдалась на редкость душной и утомительной. Изнуряющий дневной июльский зной, насыщенный запахами тропических растений, деревьев и кустарников, росших в кадках по всему дому, стал еще более мучительным в наступившей вечерней мгле. Аромат цветов и пальм, смешавшись с испарениями человеческого тела, дурманил своей неизвестностью, навевал тени необъяснимых переживаний и сомнений, погружал в неведомое пространство тяжелой усталости и страха. В жарком влажном воздухе маленькой спальни приглушенные голоса двух людей, мужчины и юноши, лежавших на постели, словно таяли в тумане, растворяясь в полумраке комнаты. Будь рядом посторонний человек, он наверняка бы решил, что это два каких-то странных борца древнегреческой мифологии – настолько необычным выглядело со стороны их поведение, еще более поразительное в контексте глубокой ночи в интерьере спальни. Нет, эти мужчины вовсе не боролись, никто из них не собирался причинить своему сопернику боль, ничего такого странного или аморального в их поведении не было. У них был свой мир, он был прекрасен и уникален, неповторим и своеобразен – мир любви, привязанности, симпатии, абсолютного душевного единения и фантастической атмосферы райского уголка, которым по праву могла бы назваться их квартира, – то, что чувствовал всякий, кто хоть на минуту заглядывал к этим мужчинам в гости.
Это были Отец и Сын.
Учащенное дыхание мечущегося в кошмарном сне юноши то и дело прерывалось нежным и в то же время взволнованным шепотом Отца: «Тихо! Тихо! Спокойно!»; могучие руки мужчины безуспешно пытались умиротворить извивающиеся, не находившие себе места нежные ладони и локти юноши; мальчик словно задыхался во сне, то и дело открывая широко рот с красивыми губами; «Всё, всё! Успокойся!» – голос Отца стал немного увереннее, когда тот почувствовал, что Сын начинает потихоньку просыпаться, одновременно прекращая свою сонную, слепую борьбу с самым родным, самым близким и любимым человеком.
В какой-то миг Отец и Сын будто поменялись ролями: будучи в полусне, юноша стал вести себя гораздо спокойнее, найдя, наконец, оазис в пустыне своего кошмара; таким оазисом, разумеется, могла оказаться только широкая грудь Отца. Последний, в свою очередь, переняв эстафету у Сына, учащенно задышал, как после соревнования в беге, но дышать ему было куда тяжелее и мучительнее, чем ребенку, поскольку, в отличие от своего беспокойного чада, Отец это делал в полном сознании всего происходящего. Впрочем, будем справедливы: дыхание Отца и его на мгновение чаще забившееся сердце были на самом деле ему приятны, поскольку дали мужчине долгожданное удовлетворение от наступившей в итоге развязки всей этой постельной борьбы. Пусть Сын и не проснулся окончательно, зато Отцу уже не надо было ежесекундно хватать ребенка за запястья и укладывать силком обратно на кровать.
Взяв нежно Сына руками за спину и под ноги, Отец постарался как можно сильнее прижать его к себе, как если бы юноше было не шестнадцать лет, а всего шесть. Всё еще в полусне, мальчик ласково обхватил левой рукой плечо Отца, что еще больше успокоило родителя, решившего, что припадок сонного безумия прошел окончательно и, дай бог, больше не повторится, по крайней мере, этой ночью. Оставив в своих крепких объятиях Сына, Отец с наслаждением услышал мягкий, чарующий голос ребенка:
– Ты меня опять спас! Иначе меня бы убили… убили… убили… – после третьего повторённого слова «убили» Отец на мгновение грустно вздохнул. Однако разговор с полуспящим юношей внушил Отцу больше уверенности:
– В следующий раз кричи громче! Я не услышу, как тебя убьют! – нежные пальцы левой руки Сына будто делали массаж плечу Отца. Мужчина наполнялся от этого спокойствием и надеждой.
– Ты не спал? – Сын приподнял сонный взгляд на Отца, заставив того максимально приблизить свое лицо к красивым глазам юноши, чтобы убедиться, не проснулся ли тот окончательно.
– Я уже не спал… – задумчиво ответил Отец, глядя не в лицо Сыну, а прямо перед собой – в темноту спальни. Их выражения лиц, а скорее – одних только глаз, – невероятно контрастировали: сосредоточенный, строгий и немного уставший взгляд Отца был полной противоположностью полуспящим, словно стеклянным, и даже каким-то безразлично-равнодушным глазам Сына. Отец вовсе не осуждал юношу за этот странный взгляд, а наоборот: сознательно понимал, что тот был результатом их бессонной ночи, вызванной кошмарным сновидением мальчика.
– Яаааа… люблюююю… тебяяяяя… – по-пьяному растягивая каждое слово, певуче произнес Сын.
 – Правда?.. – улыбнулся Отец, ознаменовав своей радостью окончательную победу над сыновьим кошмаром. Взяв правой рукой парня за затылок и крепко прижав к себе, Отец не переставал улыбаться, убедившись на все сто, что в этой ночной схватке наконец-то определился победитель, приведя её к долгожданному финалу.
Неописуемое ощущение счастья вдруг наполнило отцовское сердце, когда Сын снова закрыл глаза, ласково прильнув, как маленький ребенок, к груди мужчины; и лишь всё та же левая рука на плече Отца свидетельствовала, что опять погрузиться в глубокий сон прекрасному юноше уже вряд ли суждено этой ночью. Нежно поглаживая правой рукой по затылку Сына, Отец спросил, полный восторга:
– Где ты сейчас? – красивые волосы юноши не переставала шевелить заботливая отцовская ладонь.
– Я… вижу… деревья… и какую-то дорогу… дорогу… дорогу… – голос Сына стал безмятежно стихать…
Отца вдруг поразила невероятная мысль: «Да ведь я сейчас общаюсь со… сном! С ума сойти: я беседую вовсе не с самим моим ребёнком, а его сновидением! Я из своего реального мира разговариваю с параллельным – сном моего милого сыночка!.. Фантастика!..»
Произошло чудо: Отец поднял глаза и увидел, что их спальня исчезла; вместо неё впереди простиралась покрытая побуревшей осенней травой поляна, где росли, точно в стихотворении, три невзрачные березки; это поле пересекала бледная тропа; воздух был насыщен прохладной сыростью, как после проливного дождя; но самое главное – посреди поляны стоял совершенно нагой, невольно вызывавший зависть своим красивым мускулистым рельефным телом… Сын! Повернув голову, юноша с каким-то странным удивлением смотрел в ту сторону, где был взгляд Отца, оказавшегося по воле судьбы на пересечении двух миров – реального и параллельного, коим был на данный момент этот новый, но, к счастью, на сей раз – совершенно тихий и спокойный, наполненный любовью и интересом, запахами влажного леса и стремлением к неизведанному, сыновний сон.
С этого момента Отец и Сын превратились в своих «аватаров» в этих двух вселенных: ожившем на глазах сновидении Сына и реальном осознании окружающего мира в понимании Отца. Не выпуская из объятий своего спящего ребенка, Отец уже безо всяких колебаний говорил с его двойником в другом мире, минуту назад вспыхнувшем перед Отцом подобно экрану широкоформатного телевизора.
– Ты опять встал? – спросил Отец, обращаясь к Сыну-во-сне. Однако последний пока решил повременить с ответом, пожелав уступить эту честь своему двойнику, вновь порабощенному сонным параличом на тёплой груди мужчины.
– Солнце… где оно? – прошептали губы, прижавшись к предплечью Отца.
– Красиво! – внезапно сказал Сын-во-сне, высоко подняв голову, чтобы разглядеть в еще пасмурном небе первые лучи появившегося среди облаков светила.
С радостной улыбкой Отец восторженно спросил, лукаво подняв взгляд:
– А я там есть?
– Нет! – с аналогичной улыбкой ответил «аватар» Сына. – Я здесь… один!
Созерцая нагого юношу посреди этой поляны из сновидения, видя, как тот дрожит от холодного влажного воздуха, выдыхая пар изо рта, Отец вдруг невольно подумал, как он завидует своему Сыну-во-сне, который смог не только найти прохладу и свежесть умытого ливнем леса, убежав из душной спальни, где лишь минуту назад его мучили ночные кошмары, но и намеком пригласить Отца в этот дождливый мир, где юноше уже не хотелось больше находиться наедине с самим собой.
– Один… – с неизменной улыбкой повторил за Сыном-во-сне Отец.
– Дождь!.. – снова подняв голову и подставив ладони под падающие капли, произнес юноша, не скрывая своего наслаждения погодой.
– Смотри: простынешь! – из реального мира в параллельный донесся заботливый голос мужчины.
– Тепло! – даже с закрытыми глазами Сын не мог не обратить внимание, что тело папы в полумраке спальни светилось еще ярче, чем жалкие солнечные лучи, так и не сумевшие пробиться через дождливые облака над сонной поляной.
Его Отец – вот было настоящее солнце и ангел-хранитель юноши, причем как во сне, так и наяву. Тело Отца излучало тепло, нежные, но могучие руки спасали Сына от кошмарных сновидений и потустороннего одиночества, даря веру в счастливое будущее – в завтрашний день, озаренный отцовской строгостью, своевременной заботой, любовью и лаской.
– Надо было одеться… – почти беззвучно прошептал отец. – Я тоже вижу эту дорогу! – с удовлетворением произнес он, заметив на этот раз уже не только голого Сына, но и своего двойника в любимой военной форме, стоявшего на поляне перед березами. Отец даже не успел обернуться, чтобы увидеть, как восторженно убежал нагой ангел, размахивая руками, по тропинке в лес.
– Да… теперь… я вижу тебя… – произнес Сын, положив голову на плечо Отца и окончательно погрузившись в удивительный, манящий своей красотой и очарованием сон…
Со сказочно-нежной любовью Отец крепко обнял уснувшего Сына, уткнувшись лицом в плечо юноши и уже твердо зная, что на этот раз сможет помочь своему замечательному мальчику всегда и везде: в нашем мире и параллельном – как в реальной жизни, так и в сновидениях.
Стояла глубокая ночь. В полумраке спальни чуть слышался шум улицы, тихий гул ветра, проносящихся машин, пение птиц, редкие голоса прохожих, слегка ощутим был запах экзотических растений и цветов, расставленных по всей квартире, повсюду царила изнуряющая июльская жара…
А на широкой кровати в маленькой комнате мирно спали двое самых близких, самых родных и преданных друг другу людей – Отец и Сын. Юноша-ангел и мужчина-хранитель уже не волновались ни о чем: победив ночные кошмары, они спокойно ждали наступления следующего дня – того, что обещал им новое счастье. Они знали, что уже ничто не сможет этому помешать: ни зловещие сны Сына, ни бессонные ночи Отца, ни сама королева тьмы, поработившая спящий город духотой летнего зноя.
*  *  *
Военный институт, где учился Сын, был необыкновенно красив. Старинная архитектура в центре современного благоустроенного города манила своим специфическим внешним видом, вызывала восхищение давней историей, изумляла прочностью построенных более века назад мощных стен, заставляла гордиться каждого, кто имел хоть маломальское отношение к этому учебному учреждению. Еще издалека, подъезжая к институту, Отец вновь и вновь укреплялся в мысли, что вуз, где учился его сын, был им обоим предначертан свыше. Заметив из окна автобуса ярко-красные корпуса учебных зданий и казарм на фоне изумрудной зелени лужаек и спортивных полей, Отец в который раз убеждался, что их любимый институт как никогда красив именно в недолгую летнюю пору, когда палитра разнообразных цветов и сочная зеленая листва могучих деревьев сливалась в этом необычном, удивительно сохранившемся до наших дней уголке истории, приезжать в который было приятно уже не впервые. Чувствуя легкую ностальгию по тем далеким годам, когда он сам был студентом того же военного вуза, Отец одновременно искренне завидовал сыну, чья учеба только начиналась в этом замечательном месте, которому отец подарил лучший период своей жизни, а сын только готовился это сделать.
Сойдя с автобуса на остановке, Отец поправил сумку на плече и не спеша зашагал к розовым зданиям института, наслаждаясь прохладным августовским вечером. Спешить было некуда: сын мог оказаться на тренировке или просто с друзьями, мобильники курсантам иметь при себе не дозволялось, так что отец мог еще на входе просидеть час или два, пока сын не освободится или кто-нибудь ему не передаст, что отец ждет его в прихожей вуза.
Широкий плац, окаймленный красивыми желтовато-коричневыми корпусами, сразу напомнил отцу тот замечательный день, когда сын принимал присягу, стоя в полном обмундировании с АК-47 наперевес. Звучали торжественные речи высшего командования, гремел гимн Российской Федерации, батюшка в рясе обходил построенные колонны курсантов, обильно окропляя всех святой водой.
Каждый раз, оказываясь на территории института, Отец невольно задумывался, как применимо к этому месту фантастическое понятие о застывшей эпохе. И, правда: время здесь как будто остановилось, замерло в своем неумолимом течении, лишь немного смешавшись с реалиями новой эры: старинные корпуса, казармы курсантов, величественная громада православного храма – всё это навевало мысли о возвышенном, отрывало от суеты современного мира, заставляло задуматься о неизменном долге каждого следующего поколения перед своей дорогой и любимой Отчизной.
Иногда Отцу буквально до безумия хотелось, чтобы время прекратило свое движение навсегда: чтоб он каждый год приезжал бы в вуз, встречая сына, которому неизменно было бы 17, зелень лужаек и клумб не исчезала бы в гамме осенних красок, а веселые курсанты, выходившие на плац или футбольное поле, так и оставались бы вечно молодыми парнями, полными сил, наивных мыслей о мире, нежной любви и неисчерпаемой энергии…
Смеющиеся голоса молодых женщин в теплых пальто по моде 1950-х сливались с общим вечерним шумом города, звоном проезжавших трамваев, задорными возгласами молодых курсантов, пришедших на свидание со своими возлюбленными, шелестом опадавшей листвы и какой-то необыкновенно приятной, неизвестно откуда лившейся мелодией, которая вызывала еще больше мыслей о порабощенном времени в этом удивительном месте… Парни подхватывали девчат на руки, пытались закружиться, рассказывали интересные случаи, происшедшие с ними в стенах института с момента их последнего расставания со своими принцессами… Лишь один юноша, спрятавшись под сенью могучего вяза, с завистью смотрел на эти минуты счастья своих сокурсников: по всей видимости, на свидание с ним прийти было некому, наверняка, он жил не в городе, приехав учиться в военный институт из глубинки, а теперь искренне тосковал по обычному человеческому общению, которого он был лишен за пределами родной казармы.
Отец вспомнил, как однажды, присутствуя на празднике, он был очарован танцем молодых девушек в военной форме на главном плацу института. Гремел оркестр, девчата выступали в миниспектакле, исполняя замысловатый балет, держа в руках белые искусственные цветы и колокольчики, будто первоклашки на первом или заключительном звонке школы.
Хрупкая женская фигура заглянула в арочное окно прихожей на первом этаже института. Светловолосая очаровательная девушка с каким-то испуганным взглядом стояла за стеклом, будто в ожидании, что кто-то подойдет к ней и заговорит через полуоткрытые рамы. Эта молодая особа была совсем не похожа на тех восторженных и веселых девчат, которых минуту назад поднимали на руки крепкие парни недалеко от входа в здание. Слово боясь, что её кто-то заметит, девушка нарочно прятала время от времени свое милое личико за толстыми белыми створками. Увидев на мгновение Отца в прихожей вуза, юная красавица немного успокоилась: вид знакомого человека подарил ей больше уверенности, что её приход в это заведение будет небезуспешным: «Это же Андрей, отец Алексея, – мелькнуло в голове у девушки. – Значит, и Алексей скоро выйдет!»
Глядя проходящих по коридору курсантов, Отец невольно подумал, что любой из них мог оказаться его собственным сыном и Андрей был бы этому искренне рад, так как знал, что в этом вузе учатся только прекрасные юноши, талантливые, целеустремленные, смелые, чистые сердцем и душой, готовые в любой момент отдать свою жизнь за любимого человека или Родину.
– Иди сюда, иди! – жестом отец позвал к себе светловолосого парнишку в кепке, стоявшего рядом с вешалками. Схватив юношу обеими руками за предплечье, Отец спросил: – Ты знаешь Алексея со второго курса? Позови его, позови! Да не бойся ты, не бойся! Позови! Найди его и позови! – не замечая, что противоречит сам себе, Отец отправлял паренька за Сыном, не отпуская рук курсанта из своих ладоней.
– Знаю, знаю! Сейчас позову! – улыбаясь в ответ, сказал парнишка, с радостью осознав, что мужчина все-таки решил выпустить его из «объятий».
– Да иди ты, иди! Ну что смотришь! Скажи: отец пришел! – засмеялся отец, заметив, как растерянно замер на мгновения в дверном проеме курсант, не спуская глаз с Андрея, как если бы забыл что-то спросить у него еще. А что можно было спросить? Андрей уже неоднократно приходил так в вуз и не раз просил кого-нибудь из друзей Алексея позвать его на свидание с папаней.
– Здравствуй! – сказал кто-то из высших чинов, проходя по коридору мимо улыбающегося Отца. Андрей, будучи сам выпускником этого вуза, знал в лицо уже немало прапорщиков и лейтенантов, проводивших занятия с молодыми студентами, среди которых был Алексей.
– Ну, здравствуй! – с радостной улыбкой поприветствовал в ответ Андрей.
Став напротив окна и окунув тем самым свое лицо с закрытыми глазами в мягкие лучи вечернего солнца, Отец словно заряжался неведомой космической энергией, что пронзала стены и крышу вуза невидимыми всепроникающими лучами, наполняя окружающий мир необыкновенной свежестью, бодростью, новыми мыслями, идеями, стремлением познать неизведанное. Будучи сам своего рода энергетическим реактором для Сына, Отец как будто черпал собственный заряд от всеобъемлющего вселенского источника или самое малое – от нашего светила, греться в лучах которого ему доставляло неземное удовольствие.
Стоял прекрасный августовский вечер. Студенты вуза свободно гуляли по его территории, кто-то флиртовал со своими любимыми на плацу, кто-то одиноко стоял в тени могучих тополей и вязов, какой-то парнишка с любопытством смотрел сквозь застекленную дверь на «загорающего» в прихожей вуза Отца, одинокая красавица за арочным окном также не отрывала взгляда от Андрея, и всю эту идиллию лишь изредка нарушал голос старшины, приказывавшему своему взводу курсантов в коридоре:
– Так, давай проходим, раз, два! Давай, давай, давай! Поторапливаемся! Что вы здесь застряли! Пошли, пошли!
Будто играя в прятки неизвестно с кем, из массы кителей на вешалке в прихожей вдруг вынырнул молоденький парнишка с необыкновенно красивыми, тонкими чертами лица и по-детски наивным взглядом.
– Всё порасхватали… чё ж делать-то?.. – чей-то недовольный голос ворвался в мерное гудение первого этажа.
Заметив паренька, искавшего что-то в висящем на крючке кителе, отец посмотрел на юношу и спросил, узнав в курсанте одного из друзей Алексея:
– Ну что? Ну?
– Ничего!.. – ласково улыбнулся в ответ паренек. В душе он искренне завидовал Алексею, что у того такой замечательный отец, которым невозможно было не гордиться.
– Там твой папан!
От группы курсантов в коридоре отделилась маленькая фигура и быстрым шагом направилась к Андрею.
– Здорово, отец! – Алексей страстно обнял своего родителя.
– Здравствуй, здравствуй… – с неописуемой любовью Андрей прижал к себе сына.
– Я не мог раньше, понимаешь: следят! – не выпуская отца из своих крепких рук, сказал Алексей.
– Понимаю!
– Зачет не поставят! – оставив руки на плечах Андрея, грустно добавил парень.
В то же самое мгновение в другом конце коридора за окном на улице одинокая красавица успокоено стала ходить взад-вперед у стеклянного проема. Увидев отца и сына вместе, девушка окончательно поняла, что её появление на территории вуза обеспечит ей стопроцентный успех от встречи с Алексеем.
– Что-нибудь случилось? – с легким волнением в голосе спросил юноша.
– Нет! Я хотел увидеть тебя и ничего больше! – успокоил сына отец.
– And nothing more! – внезапно Алексей перешел на международный английский, радостно заулыбавшись, на что отец отреагировал аналогичным способом.
– Люблю твою улыбку! Но что-то ты неважно выглядишь! – с новой обеспокоенностью сказал парень.
– Всё в порядке! Тебе показалось! – улыбка отца успокоила сына.
– Показалось??? – сосредоточенно переспросил Алексей.
– Теперь иди, не хочу мешать тебе!
– А… ты не хотел бы пойти на тренировку посмотреть? Пойдем! – будто маленький ребенок в страхе, что его на этот раз никто не сводит в кино, спросил сын.
– Да!.. – с какой-то равнодушной уверенностью согласился Андрей.
– Вспомнил, вспомнил! – внезапная мысль ворвалась в сознание Алексея. – Я… видел твои снимки! В лёгких у тебя никакого затемнения! Ты – здоров!!! Ты этому рад? – с очередным волнением спросил парень. – Я думал, ты будешь счастлив…
– Счастлив, – равнодушно-нейтрально ответил Отец.
– Ты ведь знаешь: нас учат рентгеновские снимки понимать! – в ответ на эту фразу сына Андрей тяжело вздохнул.
Будто разочаровавшись в собственных медицинских способностях, а скорее поняв, что сказанное не произвело на Отца ожидаемого эффекта, Сын грустно опустил голову.
– Иди тренируйся. Я приду посмотрю, – с легкой улыбкой сказал отец, повернувшись к дверям и не спеша зашагав по коридору в направлении спортзала.
– Тогда минут через десять, да? Я пошёл… – ответил Алексей, также направившись в другой конец прихожей вуза. Заметив знакомых парнишек у входа и раздевалки, Алексей спросил:
– Андрея Данилова видели?
– В наряде, в казарме, – послышался чей-то голос из глубины коридора.
– Мммм… жалко! – с нескрываемым разочарованием ответил Алексей.
Посмотрев в проем с арочным окном, парень с гневной ревностью закричал на малолеток, болтавших через стекло со светловолосой красавицей, помахав ей приветственно издалека:
– Вы чё здесь делаете? Идите отсюда! А ну, вали отсюда! Ну?! Что?!
«Это же Марина! – мелькнуло в голове у Алексея. – Чего этим соплякам от неё надо?!»
– Ты что, всё видела и слышала? – медленно приближаясь к проему окна, спросил Сын.
– Я Отца видела и слышала, – растерянно ответила девушка.
– И Отца видела?
– Да!
– Да?
Подойдя к окну и вдохнув глоток свежего вечернего воздуха снаружи, Алексей заметил маленького жучка, ползавшего по внутренней стороне стекла. Парень подумал, что сейчас он сам похож на это невинное существо, тщетно пытающееся найти выход из прозрачной темницы: «Как часто по жизни наступает момент, когда мы так похожи на насекомых, что не могут найти спасение из невидимой преграды. Так и мы, люди, попав в тупик, видим перед собой свободное пространство, не находя в нем ни единой щёлки, через которую можно было бы ускользнуть из создавшейся ситуации».
– В понедельник у нас зачёт! – голос Марины не переставал выдавать её легкий испуг от этого долгожданного разговора.
– Но сегодня же суббота! – с уверенностью ответил Алексей.
– Вот именно!
– Ну, так могла бы зайти ко мне! – красивый носик и губы парня появились в щели между слегка приоткрытыми рамами. Совмещая приятное с полезным, Алексей продолжал разговор, пьянея прохладой свежего воздуха с улицы.
– У тебя служба – зачем мешать?
– Но… ведь раньше тебя это не смущало! Не понял: я же прощения просил! – с неподдельным удивлением сказал Алексей.
– Я давно забыла: мне просто нужно было побыть одной! – почувствовав, что волнение окончательно испарилось, с улыбкой ответила Марина.
Странно выглядел этот разговор со стороны: парень с девушкой, разделенные лишь слегка приоткрытым окном, беседовали, плотно прижимаясь к стеклу, как два мотылька, стремившиеся на свободу и бившиеся о невидимую преграду, хотя ничего не стоило просто пошире открыть рамы и спокойно общаться через подоконник.
– Ну почему было мне не сказать? Ну? Почему? – обиженно спросил Алексей.
– Ну… ты всегда как бы сам по себе! Без меня… без меня, – в голосе Марины прозвучала лукавая нотка иронии.
Максимально приблизив свои лица в щель между ставнями, будто стремясь поцеловаться после долгой разлуки, парень с девушкой замерли в ожидании новых реплик друг друга.
– А потом я поняла: ты… ты другого боишься: а вдруг твой отец подумает, что мешает нам? Ты отца оберегал!
– Почему я не могу любить вас обоих?.. Почему?.. – всего лишь одна эта фраза своей неземной красотой и кристально чистой искренностью стоила гораздо больше, чем многочисленные пустые клишированные признания в любви, которые часто можно услышать из уст киноактеров с их фальшивыми эмоциями.
– Мне в самом деле пора! – улыбнулась девушка, отстранившись от окна.
– Ну… у тебя кто-то есть?.. – тень подозрения промелькнула на лице Алексея.
– Думай как хочешь!.. – усмехнулась Марина в ответ.
– С ним… лучше, чем со мной? – обиженно-ревнивый голос Алексея прозвучал как приговор судьи. Повернувшись боком к стеклу, парень не скрывал своего разочарования.
– Это совсем другое: он старше, ты еще ребенок, – подытожила раздумья юноши Марина.
– Мы же с тобой ровесники, – медленно возвращая взгляд к окну, сказал Алексей.
– Женщина всегда старше, – с уверенностью учителя биологии ответила девушка. Красивая улыбка как будто подчеркивала превосходство прекрасного пола всегда и везде, даже на уровне бытовой беседы.
– Кто старше? – напряженно переспросил парень.
– Женщина…
– Я хочу его увидеть... – сурово произнес Алексей.
– Что ты выдумываешь? Зачем? Всё! Я пошла! – подняв руку на прощание, Марина исчезла из оконного проема.
Алексей еще долго стоял у окна, задумавшись над их разговором и тем, как странно порой с нами поступает судьба…
Андрей сидел на стуле у входа в спортзал, с интересом наблюдая, как тренируется сын. Всю отрицательную энергию, накопленную за время не слишком удачной беседы с Мариной, Алексей будто решил расплескать на своем сопернике в эти решающие минуты. Как никогда сосредоточившись на стремлении к победе, Алексей старался уложить на лопатки противника. Даже издалека отец не мог не расслышать напряженное дыхание сына и его голос:
– Давай! Опа! Давай! Опа!
Однако громче всего на площадке зала был слышен звонкий баритон тренера:
– Резче, резче бросок! Резче! Рвать дистанцию! Рвать дистанцию! Кому говорю! Алексей, внимательнее, внимательнее! Алексей! Сегодня работаешь плохо! Внимательнее! Группируемся! Лучше группируемся! Ноги, ноги, ноги согнутые! Стойка прямая! Захват! Захват на уровне плеч! Второе упражнение – «мельница»! Начали! Бросок! Так, хорошо! Ещё! Удар! Захват! Бросок! Добивание, добивание! Почему не добиваем? Фиксируем!
Приятная прохлада, царившая в спортзале, навевала странное и необъяснимое, но вместе с тем даже манящее чувство безысходности, обреченности каждого перед стремительным временем, ностальгию по прошедшим ярким моментам в жизни. Словно незримая пропасть параллельного мира возникала у всех родителей (а Андрей был не исключением), кто приходил посмотреть на тренировку юношей-курсантов в эти вечерние часы.
Отцу вдруг на ум пришло воспоминание из его далекого школьного детства. Будучи еще первоклашкой, Андрей страстно увлекался космонавтикой, не пропускал по телику ни единой передачи на эту тему, следил за новостями, радовался каждой очередной широко анонсируемой победе советской науки и техники по пути завоевания околоземного пространства. Отец вспомнил, как еще мальчиком его в один прекрасный день озарила фантастическая мысль: построить свой собственный космический корабль, чтобы свободно путешествовать хотя бы по орбите нашей замечательной голубой планеты. Разумеется, любой сознательный человек во взрослой жизни только лишь рассмеялся бы, услышав нечто подобное, тем более из уст маленького ребенка, но в таком юном возрасте порой даже самые невероятные идеи кажутся вполне реализуемыми, а, как известно, детская мечта не знает преград и ограничений ни в пространстве, ни во времени…
Глядя на курсантов, тренировавшихся в прохладе огромного широкого спортзала, Отец вспомнил, как однажды в начальной школе ему приснился сон, где Андрей был избран в экипаж неведомого космолёта для осуществления экспедиции к далекой загадочной звезде. В своем сновидении Отец увидел тот же спортзал, что и в школе, но почему-то целиком устланный красивым блестящим линолеумом, и Андрей, вместе с другими мальчишками, отобранными в космонавты, совершал круговую пробежку по периферии этого спортзала. Странно, но в том далеком сне в этой огромной аудитории царила та же фантастическая неземная свежесть, навевавшая загадочное чувство, которое трудно было описать на словах, но невозможно было забыть даже спустя десятки лет… Этот легкий холодок в спортзале вызывал в душе таинственное ощущение вечности, еще не случившегося, но уже совсем близкого грандиозного события, коим мог оказаться как раз поселившийся навеки в мечтах ребенка полет в далекий космос, жгучей тоски по своей любимой планете (причем тоска во сне Андрея материализовалась и порхала под крышей спортзала, подобно невесть как залетевшей внутрь помещения мистической, еще не открытой зоологами птице), безысходности жизни в незримой паутине легкого страха…
*  *  *
Квартира, где жили Отец и Сын, отличалась простотой, уютом и в то же время определенным своеобразием. Каждый, кто приходил в гости к Андрею с Алексеем, испытывал разное чувство при виде интерьера их дома. У некоторых возникало ощущение, что он перенесся во времени на полвека назад: столь много артефактов здесь было из далеких 1950-х: одежда на вешалке, старая мебель, дисковый телефон из побледневшей от времени красной пластмассы, различные бытовые устройства, едва ли не самым видным из которых был ламповый радиоприемник, стоявший в коридоре на виду у всех, рядом с дверью в спальню Отца.
По правде сказать, отдельных комнат в буквальном понимании этого слова не было ни у Андрея, ни у Алексея: «спальней» и тому и другому служила лишь крайняя стена каждой комнаты, а начало обеих фактически сливалось с коридором, разделенным на своеобразные сектора массивными дверями со стеклянными вставками.
У кого-то вся эта обстановка вызывала ностальгию по далеким и прекрасным советским временам, когда люди жили если не сказать, что бедно, то во всяком случае очень скромно, поскольку социальное расслоение было невелико, что подчеркивало равенство большинства жителей перед социалистическим строем. Однако любой человек, что заглядывал к Отцу и Сыну, не мог не обратить внимания на огромное количество разнообразных растений, тропических деревьев и цветов, которыми изобиловала квартира: едва ли не всякий, кто впервые оказывался в гостях, невольно ощущал себя в экзотическом лесу или на худой конец – в роскошной оранжерее.
Каких только представителей южной флоры тут не было! Отец с Сыном больше всего любили пальмы, хотя последние и были родом из тропиков, однако прекрасно себя чувствовали и в обыкновенной квартире, при соблюдении надлежащего ухода и полива. Неприхотливая брахея быстро росла, очаровывала всех замечательными веерообразными листьями, создавала неповторимый эффект присутствия в тёплых широтах; красавица бутия по-детски капризничала, боялась как сухости, так и обильного полива, а также не слишком хорошего освещения; теплолюбивая вашингтония создавала неповторимый уют невероятно красивой кроной, под сенью которой себя реально чувствуешь в настоящих тропических джунглях; вечно страдающая жаждой гиофорба, которую Алексей сбился с ног поливать, будто сама пряталась от яркого дневного солнца. Популярная у поклонников пальм говея, в отличие от своих собратьев, не требовала чрезвычайного ухода, а оригинальная своим видом кариота раз в год одаривала хозяев квартиры цветением. Ливистона, рапис и замысловатый своей внешностью ропалостилис, трахикарпус с маленькими, но душистыми жёлтыми цветочками, хамеропс и финиковые пальмы создавали неповторимое ощущение красоты, многообразия и щедрости южной природы, уголок которой Отец с Сыном смогли создать в своей удивительной квартире. Разумеется, помимо экзотических деревьев, палитру разнообразных красивейших растений дополняли бесчисленные домашние цветы, расставленные всюду на подоконниках и подставках, а также вьющиеся по стенам лианы, довершавшие колорит фантастического островка земного рая, хранителями которого были Отец и Сын.
…Скрипнула дверь. Алексей вошел в прихожую, поставив свои вещи на тумбочку с телефоном, и задумался.
– Отец! Отец! Здесь сумка! В стирку всё… – парень положил рядом с аппаратом свою камуфляжную кепку и папку с бумагами. Алексей на мгновение замер по стойке «смирно», низко опустив голову. Юноше вспомнился весь сегодняшний прожитый день: встреча с отцом, разговор с Мариной, неудачный бой с однокурсником в спортзале на тренировке… Не подымая глаз, Алексей медленно направился в середину коридора, где под потолком висели акробатические кольца. Будто первоклашка, получивший в школе двойку и ждущий сурового наказания за это, Алексей стоял посреди прихожей с опущенной головой. Тишину комнаты лишь изредка нарушали редкие голоса, доносившиеся из громоздкого радиоприемника на тумбочке у противоположной стены, как будто незримые призраки пытались достучаться до сознания Алексея и о чём-то с ним поговорить. Разумеется, юноше в этот момент было далеко не до этих «радио-привидений». Мысль о расставании с Мариной и неудачи на поединке на уроке физкультуры тяготили его куда больше в данный момент времени, отвлекая от суетных забот и неприметных звуков вечерней жизни.
Крякнув от усилия, Алексей медленно поднял руки, ухватился крепко за кольца, оторвав свое тело от пола и совершив полный оборот вокруг талии. Алексею казалось, что он даже тут, в коридоре, еще отчетливо продолжает слышать звонкие возгласы из спорткомплекса, и на какое-то мгновение он как будто даже телепортировался из полумрака квартиры в ярко освещенный, наполненный свежестью и прохладой, гимнастический зал военного вуза.
Алексей еще раз приподнялся на снаряде, повиснув на несколько секунд, вспоминая свое далекое детство, когда дошкольником он так часто воображал себя Карлсоном, парившим под потолком их квартиры.
– Добрый вечер! – отец бесшумно открыл дверь из спальни, заглянув в прихожую, наблюдая за акробатическим трюком сына.
– Добрый вечер… – с надлежащим уважением, но как-то одновременно безразлично-холодно ответил сын, направившись в свою комнату.
– Есть будешь? – заботливо поинтересовался отец.
– Я в институте поел, – так же холодно ответил Алексей.
– Вкусно было? – Алексей ничего не ответил, повернувшись к отцу лицом и закрыв дверь в спальню. – Значит, вкусно, – сделал неутешительный для себя вывод Отец. Словно разочаровавшись в своих кулинарных способностях и вместе с тем боясь, что чем-то обидел сына, отец на секунду замер перед комнатой Алексея, повернувшись затем к радиоприемнику, откуда слышался какой-то озорной женский голос, по всей видимости, рассказывавший детям очередную сказку на ночь. Подойдя к радиоле, Андрей решил поискать другую волну, случайно наткнувшись на странную, удручающую своим звучанием симфонию.
Обстановка в комнате Алексея, равно как и в комнате отца, была по-спартански скромной, но в то же время довольно уютной и в чем-то даже вызывала зависть. Как и по всей квартире, на полу стояли кадки с пальмами, на подоконниках и креплениях на стенах – горшки с цветами и вьющимися растениями. На столе возвышался старенький компьютер с ламповым монитором, блестела куча письменных принадлежностей, калькулятор, на стене висели карты и всякого рода вычислительные и медицинские таблицы. Но все это было не сравнить с огромным плакатом на противоположной стене, где была изображена полная текстура человеческих мышц. Металлически черный велотренажер служил Алексею не только по своему прямому назначению, но и как сушилка для полотенец и прочего белья, поскольку разглядеть под грудой всяких тканей спортивный снаряд иногда было попросту невозможно.
Больше всего на свете Алексей не любил убирать постель. Учитывая тот факт, что ему нередко приходилось ночевать в казарме, а уж там-то за порядком ой как надо следить – иначе накажут, Алексей считал, что его собственная кровать не всегда достойна быть убранной. Она могла так и оставаться неделю неухоженной, с небрежно скомканной подушкой и пирамидальной возвышенностью одеяла, наволочка которого была соткана из какой-то грубой материи. Однако в тот день юноше было явно не до уборки постели: всё его внимание поглотило свежее X-лучевое изображение грудной клетки отца.
В самом раннем детстве Алексей почему-то боялся рентгеновских снимков. Когда у его дедушки в далеком 1992 году нашли раковую опухоль легкого от обильного сорокалетнего курения, Алёше было реально страшно смотреть, как родители рассматривали принесенные из лаборатории результаты исследования. Когда Алёша был еще совсем маленьким, ему казалось, что от одного только взгляда на рентгеновский снимок неизлечимо больного человека Алеша мог сам заболеть той же болезнью, поэтому малыш старался по возможности даже не глядеть на подобные произведения врачебного творчества, причем не только в реале, но и в медицинских учебниках, коими изобиловала квартира его родителей. У отца с матерью библиотека научной литературы по лечебной специальности была богата, как никакая другая.
Перейдя в подростковый возраст, Алексей изменил свое отношение к этому детскому страху. Юношеский период принес Алексею совсем другое представление о снимках аппаратов лучевого исследования, причем в душе у юноши появились совершенно озорные, а порой и нелепые идеи. Мальчику казалось, что все эти хитросплетения мускулов, сухожилий, костей и т.д. на рентгеноскопии ничуть не беднее, чем рисунок линий на руках у людей, и по этим переплетениям на снимке легкого можно предугадать судьбу человека ничуть не хуже, чем это делают цыганки, колдуя по ладони.
Алексей стоял посреди комнаты, держа перед собой рентгеновское изображение груди отца. Юноша задумчиво водил пальцами правой руки по границе светлого промежутка между легким и его выпуклой темной частью. Алексей внезапно улыбнулся на секунду, поняв в очередной раз, что он не ошибся в своих медицинских способностях: знания юноши позволили ему сделать вполне объективный вывод, что в лёгких отца ничего такого опасного нет, о чём он и сказал Андрею еще во время их встречи в вузе.
Алексею пришел на ум смешной случай из детства. В декабре далекого 1991 года, как раз в период развала великого Союза социалистических республик, Алексей лежал в городской больнице, в огромном отделении детской хирургии, где были такие же мальчишки, как он, со многими из которых Алексей уже успел завести дружбу, хотя пробыл там меньше недели: всего лишь за несколько дней до этого острый аппендицит заставил мальчика лечь на срочную операцию. Алеша вспомнил, как однажды утром, когда он и остальные пацаны в палате любили рассказывать друг другу увиденные прошлой ночью сны, один из парней, возрастом немного постарше, лет 16-ти, поведал всем, что ему приснилось: «”Врач говорит: сейчас сделают тебе рентген и по нему определят, можно тебе выписываться уже или еще нет!” – приносят снимок – я гляжу: обыкновенная фотография! – я спросил: – “А где же тут рентген?”» – эта плоская шутка в контексте наивного детского смеха так и врезалась Алексею в память с самого детства и он сохранил её с тех пор как веселую ассоциацию с рентгеновскими снимками, хотя с наступлением взрослой жизни в мировоззрении Алёши вуаль юмора с этого случая уже давно испарилась.
Заметив сквозь стеклянные рамы и зелень пальмовых листьев, чем занимается сын, Андрей решил, что юноше нужна подмога в подобном научном исследовании.
Тихо заскрипела дверь. Алексей на секунду повернул голову, увидев, как за его спиной выросла могучая фигура отца. Снова обратившись к снимку, юноша словно старался безуспешно что-то рассмотреть прямо сквозь светлый промежуток трахеи.
– Ну и что это? – лукаво спросил отец.
– Твой портрет, – уверенно ответил сын.
– Хм… детей пугать, – усмехнулся Андрей, прижавшись щекой к уху Алексея.
– Почему же? Та же самая фотография! – сказал Алексей, перейдя на философский аспект исследования: – Только… более откровенная: не спрячешься ни за одежду… ни за мышцы…
– Да, конечно… мышцы… – загрустил отец: – Что касается меня, это явное преувеличение.
– Ну…  почему же? – на секунду воспрянул Алексей: – Ты же сам говорил: занимался… качался… – отец обошел кругом Алексея, став с противоположной стороны снимка и почти прислонившись к нему лицом. – Ты куда пошёл?.. – растерянно-вяло и даже с некоторой толикой обиды произнес парень.
– В твоем возрасте, – подытожил рассуждения юноши отец о своих занятиях спортом в молодости.
– Так… – Алексей вдруг резко опустил снимок, едва не хлестнув им по лицу Отца, резким шагом направившись в другой конец комнаты. Отец инстинктивно поморщился, как если бы на самом деле получил пощечину. Алексей подскочил к кровати и заглянул за нее, где были кадки с растениями: – Где мой мяч? – схватив уже потертый футбольный артефакт, юноша на секунду снова обратил взгляд на Андрея.
– Почему ты не переодел камуфляж?! – с толикой гнева спросил отец, глядя как начал Алексей ловко играть с мячом, подкидывая его на коленках и ловя руками. – Ты учишься в военном институте, и надо быть аккуратнее!
– Так, не захотел! Ты у меня красивый: твое тело напоминает мне дерево: ноги – корни! А грудь похожая на ствол!
Отец задумчиво стоял, слегка опершись руками на письменный стол Алексея. Анализируя всё происходящее в мыслях, Андрей никак не мог оторвать взгляда от невидимой точки, куда смотрели его усталые глаза.
Скрип оконных ставень заставил мужчину прервать свои раздумья. Это был Саша, лучший друг Алексея и их сосед из дома напротив. Дело в том, что друзья приходили друг другу в гости не просто так, а весьма экзотическим и даже опасным способом. Между окнами спален юношей, прямо над улицей, была перекинута прочная доска, достаточно широкая, чтобы юноши, а временами и отец, могли переходить буквально из окна в окно, минуя лестничные пролеты, улицы, тротуары и пешеходные «зебры». Конечно, риск был, и далеко не маленький, но, как известно, кто не рискует, тот не пьет знаменитый французский напиток, зато восторг от каждого перехода был неописуемый, а уж об экономии времени и вовсе не приходилось говорить – путь между квартирами друзей сокращался в разы. Неизвестно, как Алексея, попадавшего таким способом в дом Саши, но уж точно Сашу, приходившего по доске к Алексею, каждый раз охватывали сразу два противоположных как по качеству, так и по объему чувства: непреодолимый страх, что очередной переход из окна в окно может закончиться трагически, тем более в сумеречное время суток, тут же сменялся неописуемым ощущением восторга и радости, когда Саша спускался с подоконника на пол квартиры Андрея и Алексея. Буквально в эту же секунду грудную клетку юноши наполняло фантастическое ощущение счастья, полноценности жизни, веры в завтрашний день, оптимизма на будущее, беспредельной свободы, а самое главное – сказочного чувства пребывания в самом настоящем земном раю, что усиливала бесподобная атмосфера любви и гармонии, витавшая в доме отца и сына, а также букет фантастических запахов всевозможных растений и цветов, царствовавших по всей квартире.
Саша вспомнил, как однажды, в далеком 2000 году, он приехал в одиночку в Италию, в город Сорренто, с одной только целью: побывать в древнем городе Помпеи, что пролежал погребенный под землей почти две тысячи лет. Выйдя рано утром из отеля, чтобы встретиться на центральной площади города с их основным гидом, продававшим туры новоприехавшим гостям солнечной республики, Саша буквально у порога своей гостиницы услышал голоса по-русски: «Эй, приятель, не сильно торопишься?» – сорокалетний парень и его юная жена из соседнего отеля пригласили юношу составить им компанию на пляж, да и вообще повсюду по курортным уголкам. Выйдя на живописный берег моря, на обзорную площадку на высоком скалистом берегу, вдохнув всей грудью чистейший аппенинский воздух и стараясь охватить своим взглядом необъятную небесно-лазурную гладь Средиземноморья, Саша вдруг всем телом ощутил то самое непередаваемое ощущение райского счастья, которое он испытывал каждый раз, приходя в квартиру Отца и Сына.
Саша подошел к письменному столу Алексея, что-то схватил и, жуя, пошел обратно. Андрей осторожно приподнял лежавший там рентгеновский снимок и тут же вернул на место.
– Саша, ты поел? – заботливо спросил отец, на секунду представив себе, что оба юноши – его собственные сыновья. Кстати сказать, эта же мысль нередко посещала и Александра, который, каждый раз оказываясь в квартире отца и сына, чувствовал себя в ней далеко не третьим лишним. Быть сыном такого отца, как Андрей, – в понимании Саши это было счастьем, о котором можно только мечтать.
– Да, спасибо повару! – донеслось с подоконника.
– Руки! Руки – ветви! – продолжал философствовать своими метафорами Алексей. – Сань, ты чё искал?
– Уже нашёл! И съел! Всё! Я пошёл домой! – Сашина фигура растворилась в окне. Мяч Алексея тем временем завертелся устойчиво волчком на указательном пальце юноши.
Отец тоже решил покинуть апартаменты сына, направившись медленным шагом к выходу из комнаты. Алексея этот демарш не на шутку встревожил:
– Ты что – собираешься уходить? Стой-стой-стой-стой!!! – Алексей шлепнул свободной рукой отца по обеим рукам. – Ты что, собираешься уходить? – Парень с новым усилием закрутил мяч на пальце.
– Ты что, хочешь мне что-то сказать?! – обернувшись к сыну, с толикой гнева в голосе спросил отец.
– Ну ты же не зря сегодня приходил в институт? – Алексей несколько раз обвёл мячом вокруг талии, снова заставив его закрутиться на указательном пальце, подобно теллурию.
– Я сейчас НЕ хочу об этом говорить! – отец повернулся, намереваясь на этот раз точно уйти из комнаты.
– Стой-стой-стой-стой!!! – схватив отца за левый локоть, сын заставил Андрея снова обернуться в сторону кровати Алексея.
– Подожди! Оп! – перепрыгнув через постель, Алексей подлетел к маленькому магнитофону, стоявшему на ночном столике, сделав погромче звук. Сев на кровать, сын провел рукой по верхней части корпуса гаджета, настроив наиболее оптимальное звучание. Отец пристально следил за действиями сына, переминаясь с ноги на ногу. Удовлетворившись громкостью, Алексей медленно повернулся к Андрею и в следующее мгновение опять перепрыгнул через кровать, приземлившись рядом с отцом:
– Чайковский! Ты любишь Чайковского? – засунув обе руки в камуфляжные брюки, сын стал напротив Андрея, в ожидании ответа.
– Да.
Алексей присел на велотренажер, не отрывая взгляд от отца, сделавшего несколько шагов в сторону, к письменному столу сына. Андрей обернулся, пристально став смотреть на парня. Алексей отвечал ему взаимностью. Юноша глубоко вздохнул, а отец положил руки на талию. Симфония Чайковского настраивала на позитивное мышление, погружала в философские раздумья, заставляла искать истину в, казалось бы, давно найденных ответах…
Андрей гордо и даже как-то вызывающе выпрямился во весь рост и как солдат почетного караула приблизился к сыну. Ответное действие Алексея не заставило себя долго ждать. Юноша медленно поднялся, с таким же вызывающим выражением лица, и словно фтизиатр, окинул анализирующим взглядом грудь отца, остановив свой взор на загадочном выражении глаз Андрея.
Алексей медленно поднял левую руку, приблизив её к виску Андрея и заставив того инстинктивно на мгновение отстраниться, повернув голову. Алексей осторожно провел большим и указательным пальцами по краю лба и по брови отца, совершив потом точно такое же действие и со своим лицом.
– Какие мы с тобой… разные! – неутешительный для себя вывод сделал Сын.
Андрей на минуту погрузился в глубокие раздумья. Его трудно поддающийся анализу тяжелый взгляд был направлен в темный угол комнаты, и казалось, мозг Отца был наполнен лихорадочными мыслями, найти золотые искорки среди которых на тот момент не представлялось возможным.
– Просто ты следующий в этой жизни! А я за тобой… – так же неутешительным тоном тихо произнес Андрей.
– И что? – как виноватый ребенок, натворивший что-то по дому, осторожно спросил Алексей: – Это и есть ответ на все мои вопросы?
– Не на все вопросы есть ответы! – не повернув к сыну взгляда, Отец отрицательно покачал головой. Пристально глядя в глаза Андрея, Алексей спросил, вспомнив прочитанное им недавно красивое изречение из сочинений святителей:
– Знаешь, что говорят… святые? О любви Отца?
– Святые? О любви? – Андрей был настолько удивлен философствованиям сына, что не удержался и повернул голову к Алексею, чуть не коснувшись его щекой. – Где вычитал? Где?.. – Андрей и Алексей стояли так близко друг к другу, что едва не касались друг друга носами, как это когда-то было принято делать у мужчин в знак приветствия в далеких Арабских Эмиратах.
– Любовь Отца – распинающая! Любовь Сына – распинаемая! – с какой-то тоскливой гордостью произнес Алексей. – Но я сам… этого… до конца понять не могу!
– Ложись спать! Всё! Переоденься, прошу тебя!.. – отец направился к выходу из спальни Алексея. Быстро захлопнув дверь, отец замер как статуя, с вытянутой слегка вперед рукой, словно намереваясь понажимать на кнопки радиолы, однако в последний момент передумал и медленным шагом пошел к себе в комнату, не заметив появившегося за дверью сына, внимательного наблюдавшего за действиями отца.
Небольшой участок квартиры, который служил спальней отцу и был отделен от коридора, как уже говорилось, лишь простыми деревянными дверьми со стеклянными вставками, несильно отличался от интерьера комнаты сына. Та же простая кровать с одеялом и подушкой, чьи наволочки были сшиты из плотной ткани, редко когда убиралась полностью; рядом находился небольшой столик-шкафчик с лакированными дверцами, куда отец прятал свои самые сокровенные артефакты жизни. На столе стоял светильник, лежал старый кожаный портфель, подставка для ручек и карандашей, на стене над столиком висели три фотографии сына в детстве, одна с матерью, другая с Андреем. Над кроватью отца висел небольшой ковер, над которым располагалось на двух несимметрично вбитых гвоздях самое настоящее охотничье ружье. С противоположной стороны кровати стоял торшер, а у стены – столик с зеркалом, где наложены были грудой куча всяких принадлежностей: ваза, лосьоны, одеколоны, бритвы, фотография матери Алёши с сыном, а рядом на небольшом шкафчике даже – железнодорожный стакан с подстаканником.
Отец достал из шкафа маленький пластмассовый контейнер, где хранил старые фотографии. Пристально рассматривая фото боевого товарища, Андрей почти беззвучно прошептал себе под нос:
– Коль!.. Коля!.. Николай! Слышишь меня? Коль!.. Если завтра…опять придёт твой сын… что мне ему говорить?.. Я могу ему показать эти фотографии? Или подарить вот эту?.. Я уже начинаю забывать твое лицо…
– Отец… – послышалось из спальни.
* * *
Иногда Алексею казалось, что в их квартире реально жил знаменитый персонаж древнеславянских легенд – добрый дух домовой, в существование которого Алёша искренне верил, когда был еще совсем ребенком. Повзрослев и поняв, что никаких домовых в природе не существует, Алексей тем не менее часто вспоминал историю, рассказанную ему двоюродным братом в далеком 1991 году, как раз накануне августовского путча.
В деревне, у дедушки с бабушкой Алексея, телевизора в их сельском доме не было, и чтобы не пропустить любимый мультсериал, Алексей с кузеном часто ходили в гости к знакомому деду, жившему чуть ли на другом конце села. Но как назло в тот долгожданный вечер во всей деревне отключили свет и все дети – многочисленные внуки того деда и Алексей с братом – вынуждены были остаться без просмотра очередной серии американских мультиков. Завязался разговор, в середине которого – как раз в сгустившихся сумерках той комнаты, где малыши собрались у телика, – двоюродного брата Алексея угораздило начать долгий и пугающий рассказ про домовика.
– Ты веришь, что домовой существует? – спросил Алёша у брата, уже готовясь услышать душераздирающую историю.
– Как не верить, если мне про это одноклассник рассказывал? – с увлечением принялся излагать свои мысли кузен. – Мать моего друга сменила семь или восемь мест жительства из-за домового!
Все дети в сумрачной комнате буквально замерли от страха:
– Как это?
– Да очень просто! Не давал спокойно жить бедной женщине!
– Ну а вообще, с чего всё это началось? – спросил Алексей.
И кузен начал неторопливо рассказывать леденящую душу быль.
Когда-то давно, в начале восьмидесятых, эта несчастная женщина стала замечать, что по ночам с ней начали происходить необъяснимые явления. Просыпаясь среди глубокой ночи, она никак не могла отделаться от мысли, что рядом кто-то есть. Это можно было бы списать на простое навязчивое состояние, своего рода мираж в полусне, однако подобные странности не только не прекратились, а стали проявляться еще более отчётливо и пугающе. Пробуждаясь в очередной раз далеко за полночь, женщина уже ясно чувствовала, что на её теле кто-то сидит, как если бы маленький ребенок забрался бы ей на грудь или живот, затрудняя тем самым её дыхание. Поговорив со старушками в деревне, мать одноклассника Алёшиного кузена к своему горькому и невероятному сожалению вынуждена была согласиться с мыслью, что её решил навещать один из самых знаменитых персонажей древнерусской мифологии.
Что только эта бедная женщина ни старалась предпринять – всё напрасно! Едва ощутив очередное пришествие домовика, она пыталась схватить его еще парализованной сонливостью левой рукой – ничего не помогало. Рука либо безрезультатно проходила сквозь воздух, ничего не успев почувствовать, либо тщетно елозила на краю постели, где секунду назад, как казалось несчастной даме, сидел незримый дух, пугая её до полусмерти из ночи в ночь. Иногда просыпался муж, удивленный странным ночным поведением своей супруги, но жена старалась к тому моменту себя успокоить, лежа как мышка рядом, смирно изображая спящую особу, и благоверный этой женщины приходил к мысли, что всё это ему либо приснилось, либо было чересчур активным поведением супруги в плену кошмарного сна. Знать бы этому мужчине, что кошмар преследовал его жену как раз в реальном мире, а не во сне, а самое главное: что вскоре жертвой этого кошмара станет сам он – законный супруг.
В одну из таких страшных ночей женщине всё-таки удалось поймать «наклёвку»: почувствовав, что рядом на кровати опять сидит невидимое существо, жертва домового в очередной раз, но теперь уже максимально быстро, как шашкой, рассекла рукой воздух в том направлении, где она ощутила чье-то присутствие. Эффект оказался еще более ужасающим, чем предполагалось: пальцы несчастной женщины попали в какую-то странную субстанцию, весьма похожую на подтаявшее сливочное масло. Так и не сумев никого или ничего поймать и даже просто тщательно пропальпировать, женщина вынуждена была снова в горьком разочаровании уснуть, в ожидании следующей кошмарной ночи.
«Так ты же спишь рядом с мужем! Прижмись к своему родному и плюнь ты на всю эту херню!» – советовали бабки в деревне. – «Если было бы это так просто!» – возражала жертва домовика: – «Я прижимаюсь вечером, а в три часа ночи я уже от мужа за километр на постели и меня опять кто-то невидимый донимает! Вот такая чертовщина!» – «Попытайся его рассмотреть! Авось он испугается и больше не вернется!» – «Ну что ж, попробую…» – грустно соглашалась мать одноклассника кузена.
Однажды в глубокой мгле, проснувшись далеко за полночь, женщина почувствовала, что домовой опять почтил её своим присутствием. Не открывая век, дама попыталась как можно быстрее привести свой разум в полное осознание всего происходящего в реальном мире. Женщина резко повернулась в ту сторону, где, как ей казалось, приземлился на кровати домовой, и максимально быстро открыла глаза… В ту же секунду в темноте спальни перед ней на мгновение вспыхнули два странных темно-красных ярких огонька, лишь по симметричному расположению которых можно было предположить, что это были чьи-то страшные глаза.
Спустя много лет, просматривая в очередной раз знаменитый голливудский фильм ужасов, сын этой женщины невольно сравнивал увиденное своей матерью со зловещим взглядом невидимки-хищника в тропических джунглях, чьи органы зрения, как два сгустка раскаленной плазмы, были предвестниками скорой смерти одного из участников десантной команды лесных рейнджеров.
К сожалению, с домовым, не дававшим спать матери этого юноши, история оказалась практически идентичной, хоть и не в тропических зарослях, а в холодных российских широтах.
«Да что ему от меня надо?!» – спрашивала у старух в деревне обессилевшая от бессонных ночей женщина. – «Остается только последнее», – дали ей совет знающие бабули: – «В следующий раз, как он к тебе придет, задай вопрос, который всегда надо спрашивать у домового: “к худу или к добру?” – и это определит твою дальнейшую судьбу» – «Ну раз другого варианта не остается, то спрошу…» – с грустью последовала совету старушек женщина.
Эх, лучше бы она этого не делала!
Буквально следующей ночью, поняв, что таинственный гость опять сидит рядом, с неимоверным усилием воли, женщина спросила в пустоту, даже не повернувшись и не открыв глаз:
– К Худу или к Добру?
– …кху!.. – в темноте раздался странный звук, как будто кашлянул маленький ребенок.
С той ночи домовой перестал навещать бедную страдалицу, и женщина решила, что поступила правильно, задав ему надлежащий вопрос и тем самым исполнив все необходимые ритуалы, связанные с явлением в дом этого загадочного и непредсказуемого гостя из древнеславянских легенд. Не совсем поняв, что означал этот кашлеподобный ответ домовика, мать одноклассника кузена тем не менее на определенный период нашла покой в душе, решив, что домовой больше не посетит её седьмую или восьмую по счету скромную обитель, даже не подозревая, что первые звуки ответа ночного духа предвещали ей отнюдь не яркую удачу и процветание в дальнейшей жизни в лучах семейного счастья…
Прошло примерно полгода. Вся эта история с домовым стала постепенно забываться, все больше и больше покрываясь мраком сомнений и становясь похожей на кошмарный сон.
И всё бы так и осталось лишь неприятным воспоминанием, если бы не одно НО: через шесть месяцев, к несчастью, жуткое пророчество домового полностью себя подтвердило: в страшной автокатастрофе у этой женщины погиб муж. Попрощавшись с ночными визитами домового, несчастная женщина вскоре также стала вдовой…
Гробовое молчание наступило в сумрачной комнате хаты соседского деда, где притаились внуки хозяина усадьбы и Алёша с братом. Когда кузен закончил свой леденящий душу рассказ, дети еще долго молча сидели, боясь пошевелиться: рассказанное юношей у них буквально стояло перед глазами; наступивший августовский вечер, в темноте лишенной электричества комнаты, навевал еще больше страха; кто-то из малышей испуганно водил взглядом по самым темным уголкам дома, словно реально пытаясь рассмотреть в наступившей мгле два маленьких красных огонька бестелесного существа.
На календаре было 18 августа 1991 г.
Эту ночь Алексей не мог потом забыть никогда. Проснувшись за полночь, мальчик вышел на кухню дедушкиной избы, где его любимая бабушка, не в силах уснуть, еще занималась какими-то делами у плиты. Посмотрев на тикающие на стене ходики, Алексей не мог и предположить, что рассказ про домового невольно окажется зловещим вестником начала новой эры. Малышу и в голову не могло прийти, что этот короткий период навсегда определит судьбу гигантской страны, где Алеша появился на свет, начал расти, понимать окружающий мир, устремлять свои мысли в будущее – будущее той сверхдержавы, чью судьбу перечеркнула навеки эта роковая ночь.
На следующее утро изо всех радиоточек уже звучала странная и пугающая аббревиатура «ГКЧП».
С тех пор прошло много лет, детские переживания Алексея давно растворились в потоках мышлений сознательной жизни, ужас и страх перед реинкарнацией тоталитарного строя в советской стране, равно как и наивные детские мысли о невидимом ночном хозяине жилища, стали постепенно блекнуть, покрываясь реалиями взрослой эры, однако, оставаясь иногда ночевать один в квартире, Алексей нередко погружался в тяжелые раздумья: в душе юноши снова возникал крошечный огненный лепесток страха, что домовой – вовсе не выдумка древних легенд, не плод фантазии наивного ребенка, а нечто реально существующее, появляющееся в их квартире по ночам, скользящее бесшумно по стенам и даже потолку, пугающее парня неожиданными порывами ветра в наглухо закрытом помещении, и, как следствие, – колеблющимися листьями пальм или других растений, в изобилии посаженных по всем комнатам. Порой Алексею казалось, что сама переменчивая атмосфера их квартиры – райская или зловещая – была продуктом деятельности их домового.
Когда появился интернет, Алексей однажды прочитал, что, согласно той же славянской мифологии, домовой мог быть воплощением какого-то умершего члена семьи того дома, где он обитал, и с того момента Алексея начала мучить навязчивая мысль: мог ли домовой, – существо, логически рассуждая, мужского пола, – быть духом его умершей матери? Будучи жертвой сонного паралича, Алексею часто казалось в полусне, что мама где-то рядом, что она вовсе не умерла, а всего лишь вышла на полчаса к соседям или в магазин, и скоро откроется дверь, и Алексей снова услышит нежный мамин голос, увидит её фигуру, несущую пакет, в котором было всегда что-то вкусненькое для сыночка, что осталось в памяти Алёши, когда он был еще детсадовским воспитанником.
Но паралич каждый раз быстро проходил, возвращая Алексея в реальный мир, где мамы не было в живых уже много лет, зато был рядом строгий, но справедливый отец, который не мог представить себе жизнь без сына, в котором он волей-неволей каждый раз узнавал черты характера своей умершей любимой…
Так случилось и в этот вечер, когда, вернувшись усталым из института, Алексей прилег в своей комнате отдохнуть, но через минуту уже задремал…
Ему приснился сон, как однажды, совсем еще малышом, он по глупости взял мамину шпильку для волос и, раздвинув концы пошире, сунул их в розетку.  Но произошло чудо: как раз в это мгновение погас свет во всей квартире, хотя Алексея не ударило током и в розетке не промелькнула даже микроскопическая искра… через несколько минут свет зажегся и Алексей увидел перед собой улыбающуюся мать, которая протягивала к нему руки, то ли пытаясь успокоить малыша ласковым объятием, то ли просто намереваясь забрать от греха подальше злополучную шпильку. «Мама! – жалобно простонал Алексей. – Я не специально! Я нечаянно воткнул ее в розетку! Я не хотел, чтобы свет отключили!..» – в ответ мама искренне улыбнулась: «Глупенький ты мой! Ты ничего такого не успел сделать! Там ремонт в подъезде! Свет отключили без твоего участия!..»
Спустя много лет, вспоминая этот случай, юноша задумывался: Алексею часто приходила на ум фраза, сказанная матерью незадолго до её ухода из жизни: «Мне кажется, бог дал тебе какого-то ангела-хранителя: что бы такое страшное ни случилось – тебя в последний момент как будто кто-то спасает… Никогда не забуду тот страшный день, когда мы втроем ехали в нашей легковушке, отец вёл, а я тебя, полуторогодовалого малыша, держала на руках на заднем сиденье… и как раз в эту половину машины врезался грузовик!!! Он проломил дверь, а до тебя, Алёшенька, оставалось буквально несколько сантиметров!..» Будь уже подростком, Алексей сказал бы матери в ответ на эти красивые слова: «Ангел-хранитель у меня – это ты, мама! И отец тоже!»  –  но произнести такое в раннем детстве ему бы еще не позволило наивное младенческое мировоззрение.
«Боже мой, до чего безрассудны и легкомысленны дети!» – часто думал Алексей, вспоминая многочисленные несчастные случаи из своего раннего детства и биографии своих друзей.
В соседнем подъезде в далеком 1985 г. четырехлетний мальчик, поднимаясь по лестнице прекрасным солнечным майским днем, разбил бороду, упав и ударившись подбородком прямо о ступени. Спустя много лет Алексей часто спрашивал у этого ребенка, как такое могло произойти: ведь малыш поднимался вовсе не один, или с друзьями, или братом, а с отцом и матерью, и прямо на глазах у родителей случилась вся эта драма. Соседский мальчишка говорил Алексею, что держал в руке дырявый пластмассовый флакон из-под шампуня, которые малыши часто использовали на улице в качестве «водяных пушек», и именно это стало основной причиной случившегося. Сжимая в руках пластиковую бутылку, малыш случайно уронил её под ноги и сам же споткнулся, превратив свой молочно-белый младенческий подбородок в кровавое месиво. Будучи уже давно взрослым, этот мальчик часто рассказывал Алексею, как они с родителями  поднялись в свою квартиру на пятом этаже под самой крышей в пятиэтажке, как обливалась слезами мать, как ругался на чем свет стоит отец, взяв на руки под живот малыша и унеся его в ванную, где безуспешно пытался остановить кровотечение струей ледяной воды из-под крана… Но против законов медицины и природы не попрёшь: рана была слишком обширна и глубока, чтобы остановить малиновый ручеек из разбитого подбородка ребенка одним лишь промыванием и наклейкой пластыря, так что через полчаса «скорая», приехавшая в их дом, уже увезла малыша в ближайший травмпункт. Сосед Алексея говорил, что ничего не помнил, кроме того, что ребенка уложили на хирургический стол в перевязочной, а потом его, с забинтованным шрамом, забирал на «Жигулёнке» отец, и самое было странное, что после анестезии и перевязки как будто сама природа изменила ради малыша свой ход в окружающем мире: теплый солнечный майский день, так славно начавшийся тем утром, превратился в серый, угрюмый, навевающий тоску и неприятный осадок дождливый пасмурный вечер. В детском саду, из-за повязки на бороде, малыш, разумеется, тут же завоевал позорное прозвище Деда Мороза, но самое неприятное ждало его впереди: когда папа-стоматолог, безо всякой анестезии, выдергивал хирургическими щипцами нитки из подбородка четырехлетнего сыночка. Ощущения, по словам соседа Алексея, были просто неописуемые. Визги малыша были отлично слышны даже на первом этаже поликлиники, не говоря уж о стоматологическом отделении, расположенном на несколько лестничных пролетов выше.
Самый жуткий случай из детства, что запомнил Алексей, произошел одним замечательным летним днем, когда отец вывел его во двор на прогулку. Там стояла пара качелей на тонких железных брусьях, и группа пацанов-подростков, окружив сие развлекательное оборудование, с интересом наблюдала, как один из парнишек стал бесстрашно делать «солнышко». К сожалению, название такой опасной фигуры не оправдало своего ласкового звучания: совершив три-четыре полных оборота вокруг верхней перекладины, парень застыл на крайнем и… спикировал прямо под качели, расквасив себе нос о пыльную землю. Много лет спустя, вспоминая этот эпизод, Алексей часто повторял собеседникам, что подобная картина так и осталась в его памяти навсегда: парни окружили упавшего товарища, который ползал на коленках в пыли, жалобно повторяя всего одну фразу, со струей крови, хлеставшей из носа: «Пацаны… я ничего не вижу… пацаны…» – решив, что четырехлетнему Алексею подобное зрелище не принесет большой пользы в жизни, отец схватил малыша за руку и увел гулять в другой двор, подальше от этой кровавой сцены.
*  *  *
– Отец… – донесся слабый голос из спальни.
Скованный новым приступом паралича, юноша стал медленно приподыматься на кровати:
 – Отец!.. Отец… Отец!..– не открывая глаз, Алексей постепенно начал сползать с постели, стараясь не упасть, хотя паралич всё еще тянул его прилечь обратно и продолжить отдых.
Не в силах бороться с сонной слепотой, с закрытыми глазами, Алексей, словно младенец, передвигался по кровати. Еще более странно это выглядело со стороны: крепкий накачанный парнишка, в военной форме, точно сраженный некой болезнью нервной системы, на четвереньках пытался слезть с постели, прикладывая неимоверные усилия, как будто в спортзале выполнял сложнейший акробатический трюк.
Отец зашел в спальню со скрипом двери. Он откинул ногой в сторону мяч и стал посреди комнаты, положив руки на поясницу и осторожно наблюдая за просыпающимся сыном.
– Ну что?
– Где мама? Где мама?! – Алексей сказал эту фразу так громко и звучно, как будто искал виновного в том, что матери нет рядом вот уже долгие годы. Лицо родителя напряглось, выражение его стало виноватым, сочувствующим: Отец словно ощутил себя ответственным перед сыном за то, что он остался у него лишь один, не сумев сохранить нежно любящую мать.
Как будто поднимая многокилограммовую штангу, сын смог побороть никак не отступавший до этого сонный паралич: заметив стоявшего в комнате отца, Алексей уже уверенно поднялся с постели, с силой сжав обеими руками рубашку на груди. Почувствовав, что сон отступил окончательно, Алексей схватил китель и резко вскочил, пройдя мимо отца в дальний угол спальни. Даже поборов сонливость, Алексей всё еще напряженно смотрел прямо перед собой; его брови были сдвинуты, как если бы он готовился ответить сложный вопрос по экзамену; выражение лица не поддавалось никакой характеристике: юноша был буквально озлоблен на все свои сновидения, тщетно пытаясь разгадать их тайный смысл.
– Нам выдали новую форму! – надев китель, парень стал рядом с отцом, расправляя воротник рубашки и пиджака.
– Да? А галстук-то где? – заботливо спросил Андрей, помогая сыну привести в порядок куртку.
– Есть… есть… Сегодня сон был… я тебя чуть было не убил…
– Опять? – с недоумением и усмешкой поинтересовался отец, поправляя пуговицы на форме сына. – Ну, значит, кто-то пожелал нам зла…
В голове Алексея молнией ударила мысль: «Так вот в чем причина всех этих зловещих и страшных сновидений! Кто-то, пылающий ненавистью ко мне и отцу, желает нам несчастья, и это выплескивается в моих снах о маме или пережитых в детстве трагедиях… Теперь всё ясно!»
– Я теперь боюсь спать! – сдвинув брови в максимально напряжённом сосредоточенном взгляде, произнес Алексей. Эти слова прозвучали как печальный вывод из всех ночных кошмаров юноши.
– Боишься спать? – усмехнулся в ответ отец. – Ну, так нашепчи воде!
Андрей с удовлетворением уселся на кровать, где минуту назад сын боролся со своими кошмарами. Удивленно не отрывая взгляд от родителя, Алексей медленно направился к выходу из спальни. На секунду замерев в дверях, парень с легкой улыбкой ответил:
– Если бы всё было так просто!..
– Ну, так попробуй! – отец помахал рукой сыну, словно давая свое благословение.
По квартире разносился надоедливый тонкий свист, слышался чей-то едва уловимый нежный женский голос: «Нет!..» – Алексей чеканил шаг по коридору, повторяя как заклинание:
– Куда сон, туда и он! Куда вода, туда беда! Куда ночь… – зайдя на кухню, юноша громко позвал: – Отец! Чайник кипит! – курсант пулей кинулся к конфорке.
– Так выключи газ! – донеслось из спальни. Отец откинулся на постели сына, положив спину на кровать, а ноги оставив на полу.
Со страстью жаждущего в раскаленной пустыне Алексей открыл кран, припав к холодной струе, шевеля губами под потоком воды:
– Куда ночь – туда и сон!.. Куда вода – туда беда!
– Алексей!!! – послышался из глубины квартиры уверенный голос, хотя и с легким оттенком укора. – Мы уже не справляемся с твоими снами!
Алексей вошел к себе в спальню, прикрыв за собой дверь и глядя на распростертого на своей кровати Отца.
– Нашептал. – Алексей замер посреди комнаты, не отрывая взгляд от полусонного Андрея.
– Не включай свет… – с закрытыми глазами мужчина завёл левую руку за голову.
Слово боясь, что что-то забыл на кухне, и, намереваясь вернуться туда, чтобы перепроверить, не поворачивая головы, Алексей стал снова медленно открывать дверь в коридор, собираясь выйти из комнаты.
– Сколько тебе было лет, когда я родился? – спросил сын, подойдя к радиоле и покрутив рубильник, найдя новую волну, нажав кнопку на приборной панели.
– Двадцать, – сонно ответил отец.
– Сколько-сколько? – переспросил с нескрываемым любопытством сын.
– Почти двадцать… – Алексей медленно возвращался обратно в свою спальню, так же пристально глядя на отца.
– Легче стало? – открыв глаза и глядя в потолок перед собой спросил отец у сына.
– Я не понял, – прикрыв за собой стеклянную дверь, с улыбкой спросил сын.
– Всё из-за вашей с ней ссоры, – не отрывая взгляд от потолка, повернул голову Андрей.
– С чего ты взял?  – усмехнулся Алексей. Отец снова прикрыл глаза. – Что, это так заметно? – улыбаясь, приближался к сонному отцу Алексей. – Давай-давай! Вставай!
– Дааа… надо вставать! – прокряхтел отец, приподымаясь на кровати. – Ну что, в понедельник в казарму, в наряд?
– Да… да! – выглянув в соседнюю дверь, грустно констатировал факт строгости военной службы Алексей.
– А когда домой вернешься? – отец с трудом, борясь с сонливостью, поднялся на кровати, сел, опёршись спиной о стену.
– Да я и… да я и сам не знаю! – Алексей сел на кровать рядом с отцом, обхватив левой рукой его правое плечо и положив правую ладонь на шею Андрея. Удивленный, что отец даже не поворачивает головы, смотря не в лицо сыну, а в прямо противоположную сторону, Алексей с силой затряс плечи мужчины. – Давай вставай! Вставай! Иди спать к себе! Отец! Ты что?! Давай вставай! Вставай…
Алексей медленно приблизился к груди отца, заставив того, наконец, обратить свой взгляд на сына. Алексей улыбнулся, убедившись на этот раз, что отец не шутит и готов покинуть спальное ложе курсанта.
Алексей сидел на коленках отца, держа его правой рукой за шею, словно боясь, что отец сейчас встанет и уйдет, не сказав сыну что-то очень важное. Словно маленький ребенок, которого привели на знакомство с очередным дядей или кузеном, Алексей пристально рассматривал лицо и шевелюру отца, как будто делал это в первый раз, водя взглядом от черной челки волос до гладко выбритого подбородка и обратно. Крепкий запах мужского пота в купе с любимым одеколоном Андрея вдруг напомнил Алеше его детство, когда он малышом оставался на всё лето у деда с бабушкой в маленькой деревеньке, в соседней области, за многие сотни километров от дома.
Алексею на ум пришел случай, когда они с дедом однажды в саду спилили огромное дерево, но не подрассчитали правильно угол, и оно, накренившись, упало, придавив, хотя и не слишком болезненно и, слава богу, без перелома ногу малышу. Не столько от боли, сколько от страха быть, подобно средневековому преступнику на площади позора, закованному в деревянные колодки, Алексей громко закричал, а дедушка пулей подскочил к внуку и неимоверным усилием приподнял толстенное бревно, дав возможность Алёше успеть вытащить из-под злополучной деревяхи свою несчастную ножку. К счастью, вся эта история обошлась без травм, однако от пережитого страха Алексей не смог пройти даже несколько десятков метров через сад с огородом к их деревенскому дому, так что дед поднял Алексея и понес на руках, заставляя малыша волей-неволей прижиматься к своей вспотевшей от перенапряжения рубахе. Запах дедовского пота, почти идентичный Андреевскому, остался в памяти ребенка на всю жизнь…
Вот почему сейчас, сидя на кровати рядом с отцом, Алексей просто не мог не вспомнить все те годы, когда он каждое лето навещал деда с бабулей в их далекой деревне.
Проведя еще пару раз взглядом по лицу Андрея, Алексей медленно с улыбкой наклонил голову. Парень так же не спеша поднял взгляд, направив взор прямо в глаза отца. Словно боясь негативной реакции сына, Андрей осторожно прошептал:
– Помнишь, я говорил тебе, что у меня есть возможность уехать? И платят сносно!
– Я тебя никуда не отпущу!!! – с твердой и даже жестокой уверенностью ответил сын.
Пошевелив губами, как будто намереваясь сказать сначала что-то другое, отец улыбнулся в ответ:
– Я хочу, чтобы ты был счастлив.
– Что же ты считаешь – если ты уедешь, то я буду счастлив? – сурово спросил сын, однако легкую напряженность в этот момент разговора разбавила их взаимная улыбка.
Они еще долго сидели, смотря в глаза друг другу, затем Алексей стал медленно опускать голову на грудь Андрея, уткнувшись носом в предплечье отца и обхватив его левой рукой за правое плечо. Андрей осторожно повернул голову, дав возможность сыну мягко расположиться на своей широкой грудной клетке; подняв левую руку, плечо которой держал в своей ладони сын, Андрей нежно обнял сыночка за затылок.
Опьяненный запахом мужского пота и теплом отцовской груди, Алексей быстро задремал на руках у Андрея.
*  *  *
Парню приснился сон, в котором они с отцом вновь оказались на той же дождливой поляне с тремя березками, что и пару месяцев назад, но на этот раз в сновидении юноши разыгралась самая настоящая война. В соседнем лесу шёл бой, громыхали снаряды, слышался скрежет танков, хлопки выстрелов и гул проносящихся над поляной самолетов. Алексей с отцом стремглав бежали через лес, спасаясь от верной погибели; юноша в агонии кричал отцу, мчавшемуся на несколько шагов позади:
– Отец, не отставай!
– Беги, беги! – не думая о спасении своей собственной жизни, Андрей больше всего боялся смерти сына.
– Отец!..
*  *  *
Неописуемо красивое, фантастически неземное утро залило животворными золотисто-оранжевыми лучами крышу дома, где жили отец и сын. Вырвавшись из плена туч, яркое солнце будто стремилось подарить стимул к жизни каждому существу, растению и даже предмету, оказавшемуся по воле судьбы в этот миг под потоками живительного света. Выйдя через чердачное окно на умытую дождем металлическую поверхность, Отец даже подумал, что началось новое летоисчисление: настолько чудесным и завораживающим выдался этот рассвет. Самый воздух, наполненный свежестью и влагой после долгого ночного ливня, заряжал какой-то неизвестной могучей космической энергией; нежный ветер, дувший со стороны океана, наполнял все тело необыкновенной легкостью, воздушностью, ощущением невесомости, желанием взмахнуть руками, как крыльями, и воспарить над Землей подобно птицам, чьи голоса, сливаясь с общим радостным гулом просыпающегося огромного города, будто растворялись в неведомой, еще не написанной ни одним композитором на планете Земля сказочной мелодии, струившейся отовсюду, награждавшей окружающий мир гармонией, радостью, верой в светлое завтра, желанием открыть новые страны, материки, звезды и планеты, ощутить себя полноценной частичкой земного бытия, заигравшего в эти волшебные минуты райскими огоньками счастья и благополучия…
Высокий парень в камуфляжной форме, забравшись на самый верх соседней крыши, подобно Карлсону, в проеме между двумя дымоходными трубами, с интересом наблюдал, как Отец, в одних только шортах, выйдя на середину крыши, что была вровень с их кухней, качал свою и без того мощную и красивую мускулатуру с помощью старой уродливой гири, которую уже давно не встретишь в спортивных комплексах. Блестя от пота в лучах просыпающегося солнца, отец сам казался частичкой небесного светила – так ярко и завораживающе сверкало его могучее накачанное тело в лучах утренней зари.
Вдалеке раздался чей-то пронзительный свист. Отец всей грудью вдохнул неописуемый утренний свежий воздух, подняв еще несколько раз некрасивую железяку в своих могучих руках.
– Отец! – в оконном проеме появился голый торс Алексея, завернутый по пояс в полотенце, с намыленной шевелюрой. – Там звонят! Открой дверь! Что, не слышишь, что ли?
– Так открой! Сам и открой! – улыбнулся в ответ Андрей.
– Но я весь в мыле! – помахал синхронно руками у лица Алексей. – Что, не видишь, что ли? Ты что? Роса, а? – удивленно глядя на влажную поверхность крыши, спросил парень. – Крыша мокрая!
– Роса, роса! Ты видишь: солнце вышло из-за тучи! – сказал Андрей. Словно боясь обжечься, Алексей осторожно выглянул из окна, посмотрев в сторону рассвета. Отец продолжил: – День без дождя будет! Спишь долго, курсант?
– Да ладно! – зябко пожав плечами от холода, равнодушно махнул рукой сын, решив, что мерзнуть на крыше, убеждая отца отпереть дверь, не стоит вероятной опасности подхватить простуду. – Не открывай! – намыленная голова исчезла в проеме окна, створка которой сама собой захлопнулась, оставив лишь узкий проход.
Опьянённый мышечной радостью и свежим влажным воздухом неземного утра, отец с неописуемой улыбкой счастья глубоко вздохнул, подняв гирю в крайний раз и поставив ее на ржаво-коричневую металлическую поверхность.
Идя по деревянной доске между крышей и окном, Андрей на секунду обернулся, услышав прощальный свист соседского парня в камуфляже, также решившего, что его пребывание между дымоходами уже подошло к концу.
Еще раз глубоко вдохнув неземной воздух золотисто-оранжевого сказочного утра, отец осторожно прошел сквозь открытую половину окна, оказавшись на подоконнике их кухни.
Удивленный не прекращающемуся настойчивому звонку в дверь: «Алексей! Кто же это там?», Андрей спустился на деревянный пол и босиком потопал ко входу. Отперев парадную дверь, отец улыбнулся, увидев смущенное лицо их недавнего знакомого Фёдора.
– Вы меня узнали? Я не рано?
– Проходи, проходи! – сказал отец.
– Здрасьте! – неловко поприветствовал Андрея гость.
– Узнал, конечно! Здесь раздевайся! – отец жестом указал на вешалку в прихожей.
– Спасибо…
– Аааа!.. – раздраженно рявкнул Отец, увидев открытую ванную комнату. – Опять дверь не закрыл!.. Алексей, дверь-то закрывать надо! – раздраженный полуоткрытой ванной, где Алексей принимал душ на виду у всей квартиры, отец захлопнул дверь.
– Мне вроде снимать-то нечего… – смущенно пробормотал Фёдор.
– Я всё думал: зайдешь ты или нет? Я ждал тебя! Что стоишь? Иди, иди! – жестом позвал за собой Андрей. – Не стесняйся! Алексей, дверь закрывать надо! – с раздражением отец захлопнул вторую по счету дверь. – Ух! Я очень хотел, чтоб ты зашел! – отец поспешил отвести гостя на кухню.
– Правда? Мы просто с мамой уже сегодня уезжаем!
– Так скоро? – Андрей выключил радио.
– Ну так ведь три дня прошло, все экскурсии кончились. Город у вас очень красивый, но, наверное, жить здесь тяжело, – еле разборчиво мямлил Фёдор.
– Пойдем-пойдем! – помахал рукой Андрей, зовя гостя за собой на залитую солнцем кухню. Вскочив на ступеньку, которая служила для их столовой комнаты подиумом, Андрей уселся на кресло, приглашая смущённого юношу к столу.
– Я вас всё-таки разбудил… – с легким испугом произнес парень.
– Да нет, не волнуйся. Проходи-проходи! Ты какой-то испуганный!.. – взволнованно сказал Отец.
– Неееет! – развеял все сомнения Андрея своей наивной детской улыбкой сын.
– Ну ладно! Куда тебя посадить: за стол? Да? Садись!
– Я, как вчера, сюда же сяду! – указал Фёдор на место в углу комнаты, за обеденным столиком.
– Ну, садись, как вчера!
– Фотографии посмотрю, – оглянулся на стену позади себя Фёдор
– Я сейчас выйду на минуту! Может быть, есть хочешь?
– Нет, спасибо, мы с мамой уже поели в гостинице, спасибо! – помахал отрицательно в ответ юноша.
– Ну ладно, я выйду, переоденусь.
– Да, конечно, конечно!
– Если ты что-то вспомнил – расскажи! Я сейчас!
Кухня квартиры отца и сына, как и все остальные их комнаты, отличалась удивительным сочетанием простора и в то же время уюта, простоты, скромности, и опять же – определенным своеобразием. У стены с окном был огромный скос крыши, в который при желании легко было упереться головой, под скосом на соседней стене – целая галерея из фотографий, включавших в себя как детские фото Алексея с отцом и матерью, так и боевые фото Андрея, на поле брани или с военными товарищами. Недалеко был буфет, раскрытые створки которого демонстрировали посетителям всё разнообразие кухонной утвари, которыми изредка пользовались отец и сын, стараясь не заполнять лишний раз раковину все новой и новой посудой. Под соседним скосом была подвешена к потолку пластмассовая модель Ми-8, под вертушкой стоял стол со встроенной старой советской швейной машинкой. И, как и по всей остальной квартире, интерьер кухни дополняли разнообразные пальмы, цветы и лиановые растения, росшие в изобилии равномерно по всей территории комнаты.
Сев в углу, между стеной и скосом, Фёдор обернулся и стал пристально рассматривать фотографии Отца и Сына. Самой большой была фотка в рамке Алёши с матерью; куча мелких фото, прилепленных близко друг от друга, изображали все яркие мгновения его младенческой жизни. Чуть выше шли уже снимки, на которых была запечатлена боевая карьера Андрея. Заметив одну из фоток, показавшейся Фёдору незнакомой, парень подумал: «Это что, я не видел, что ли? А нет, вертолет-то видел: разбился…»
– Не знаю – важно это ли неважно… – юноша поднялся со своего места, указывая на подоконник. – …ааа, простите, можно я сюда присяду?
– Да, конечно, садись!
– Спасибо!
– Я не знаю: важно это или нет, я однажды спросил у отца: а почему они с мамой развелись? – Отец обернулся, внимательно посмотрев зачем-то на швейную машинку, встроенную в столик рядом с окном. Андрей поправил иглу с оставшимися там нитками, покрутив колесико машины. – Я у мамы спрашивал, но мама мне сказала, что «спроси у отца». И отец мне ответил, что он вернулся оттуда с войны совершенно другим человеком.
– Верно! – сказал отец, занимаясь налаживанием швейного агрегата. Я – тоже! – кивнул Андрей.
– …что его никто не понимает и всем с ним тяжело, – виновато опустив глаза, глядя прямо перед собой на пол, продолжал свою исповедь Фёдор. – А я ему сказал: скажи мне, объясни мне, что такое «другим человеком»? А он сказал: не нужно тебе этого знать! НЕ надо! Ни к чему! – Отец внимательно слушал соседа, слегка улыбаясь и покачивая головой в знак согласия.
– Я не вижу связи с произошедшим, – улыбнулся Андрей.
– А жаль! Я себя всё спрашиваю: что же такое могло произойти, из-за чего он пропал? Не просто же так, верно, а? Например, он кого-нить убил? – поднял глаза Фёдор, ухватившись правой рукой за открытую створку окна.
– Да чушь! – грустно опустил голову отец.
– Ведь пропал же! – шмыгнул носом Фёдор.
– Твой отец…– задумчиво произнес Андрей, – глубоко порядочный человек.
– Порядочный… – обхватив ладонями плечи, опустил локти себе на колени Фёдор, подняв голову. – Ну, ну…  значит, не убил! Я всё равно с ним, пусть даже и убил, – зашмыгал снова носом парень.
– Ты простыл? – заботливо спросил Отец.
– Нет! – зябко поежился от холода Фёдор, сжав плечи.
– Простыл, простыл…
– Да нет!..
– Он не сделал ничего плохого, я уверен. – улыбнулся Андрей.
– Да я знаю-знаю-знаю… Но ведь должна же быть какая-то причина? У Вас же должны быть какие-нибудь предположения? Может быть, какие-то версии? А?
– Версии, версии…
– Вы же всё знаете…
– Познакомься: он был у нас вчера! – отец повернул голову, увидев входящего на кухню Алексея. – Это сын моего друга, к которому ты ездил прошлым летом, помнишь?
– Ну, привет! – будто возникнув из яркого солнечного света, залившего противоположную стену комнаты через проем окна, появился Алексей. Парень подошел к Фёдору, пожав руку.
– Привет!
– Оказывается, зимой он исчез, пропал… а я и не знал, я был профессиональным военным. – Алексей внимательно посмотрел на отца, потом медленно перевел взгляд на Фёдора. – Если кто-то попадает без вести, его ищут, а не ставят на нем крест.
– Да, но только мой отец к тому времени уже не был военным. Впрочем, как и Вы сейчас. Вы ведь в отставке?
– Пойдем, теперь я хочу с тобой поговорить! – схватив парня за руку и за спину, Алексей поднял Фёдора с места. – Пойдем! Пойдем!
– Вы ведь были военным?
– Пойдем-пойдем! Что ты к моему отцу-то пристал? – как упрямый осленок, упираясь головой в спину Федра, Алексей принялся толкать парня из кухни.
– Ну чего, руки? – обиженно застонал Фёдор, направившись в прихожую.
– Не туда! – схватив парня за руки сзади, Алексей изменил направление движения соседа по их квартире.
– Куда?
– Туда, в мою комнату! Пойдем, я хочу с тобой поговорить!
– Может, я с тобой не хочу разговаривать! – Алексей головой уперся в спину Фёдора, толкая в свою комнату, закрыв попутно обеими руками створки двери позади себя.
– Пойдем-пойдем! Не упирайся ты!
– Зачем дверь закрывать? Зачем дверь закрыл? – обернулся парень.
– Давай-давай! – схватив обеими руками Фёдора за плечи, Алексей продолжал силком тащить его к себе.
– Это моя комната!
– Руки!
– Давай!
– Что ты пристал к моему отцу??? – Алексей буквально швырнул соседа в угол между компьютерным столиком и стеной.
– Ты чего толкаешься?
– Давай стой!
– Ну чего ты толкаешься? Чья кровать? – Фёдор без любопытства посмотрел на удивительно для Алексея ухоженную постель с волнообразной возвышенностью подушки, прикрытой сверху тонким одеялом. – Твоя?
– Ну да! Ну вот видишь? – Алексей взял со стола рентгеновский снимок.
– Это что, ребра? – Спросил у юноши Фёдор, парень в ответ откинул в сторону лежавший у угла стола футбольный мяч, не дававший возможности Сыну удобно расположиться перед Фёдором так, чтобы солнечный свет со стороны окна хорошо просвечивал X-лучевое изображение, одновременно предохраняя органы зрения соседа от ярких лучей.
– Ну да, называется грудная клетка! Грудная клетка моего отца! – Фёдор стал внимательно разглядывать изображение на снимке.
– Ну, можно чей угодно подклеить!
– Что за идиот такой! – Алексей вдруг приложил снимок к лицу Фёдора, словно пытаясь обмотать плёнку вокруг головы соседа, вспомнив, как древние жрецы обматывали бинтами тела мумий. – У отца ранение легких! Чтоб ты знал – у отца ранение легких! – будто пытаясь задушить снимком парня, Алексей с силой старался прижать рентгеновское изображение к лицу Фёдора. Тот в свою очередь беспомощно мотал головой, стараясь в свою очередь вырваться из рентгеновского плена.
– Нельзя спросить, что ли? Трудно же дышать! – точно вынырнув из-под воды, вдохнул глубоко грудью Фёдор. 
– Дышать? Что смотришь? – Алексей нахмурил брови и пристально стал смотреть в глаза соседу.
– Я так понял… ты не знал, что я уже заходил вчера к вам?
– Нет.
– Странно… а почему он тебе не сказал?
– Не успел…  – заметив сигающий по комнате солнечный зайчик явно из окна напротив, Алексей обернулся и посмотрел, откуда мог идти этот замысловатый световой сигнал. Так обычно поступал Саша с самого детства, когда звал Алексея к себе в квартиру или гулять во двор.
– Неужели ты учишься в Медицинском?
– Страну военным
– Военным?
– Военным тренером.
– А почему военным?
– Да! Это семейное! – Алексей поднялся и направился к распахнутому окну: так и есть: из соседнего дома семафорил зеркальцем Саша.
– А… а… – промычал Фёдор в ответ.
– Отец же был военным!
– Мне этого не понять…
– Значит, тебе этого не понять! – Алексей замахал руками из окна. – А, это мой друг, подожди! Саня, ну что это у тебя там? Джаката?
– Нет, не джаката!
– Вы-ле-зай!
– Иди, убери диск, это Сол? Не Сол?
– Ну вылезай!
– Вылезаю!
Оба юноши оказались на доске, на высоте нескольких этажей над уровнем улицы.
– Дома отец! – предупредил соседа Алексей, начав пихать Сашу руками в грудь.
Зрелище было до чудовищного завораживающим: два пацана-подростка стояли на узкой доске, как гимнасты в цирке, только безо всякой страховки, и пинали друг друга руками, словно пытаясь столкнуть соперника вниз. От одного вида этой дружеской схватки на высоте птичьего полета замирало сердце у соседей и прохожих.
Фёдор наблюдал за происходящим, задумчиво покусывая палец. Одна мысль о том, что он тоже может в ближайшее время оказаться на той же доске, на вершине последнего этажа, приводила юношу в ужас.
– Я понял!
– Я тебя щас скину!
– Опа!
– Что же это такое? – спросил Алексей, глядя на диск в руке друга. Их схватка закончилась вничью, и парни решили просто пообщаться, сидя на доске над улицей на виду у всех.
– Лёша!
– Давай садись!
– Оооо! Здорова, Лёха! – Саша нежно обнял друга, а тот, решив воспользоваться ситуацией, сильно накренил товарища над пропастью.
– УУУУУ!!!
– Леша, Леша! Не надо! Я сдаюсь, Лёша!
– Это кто? – спросил Саша, посмотрев на Фёдора в окне.
– Пришёл парень, разыскивает отца! Не знаю, как от него избавиться! – ответил холодно Алексей.
– Ты его вытащи сюда! Вытащи, вытащи!
– Да? Тогда иди отсюда! Иди-иди-иди! Давай-давай-давай! Ты что, давай, давай! – снова начал пихать руками Сашу Алексей, заставляя освободить место на мостике между окнами.
– Леша, Леша, Леша! Осторожней! Упаду! – пополз в свою квартиру Александр.
– Тааааак…  иди сюда! Иди, иди сюда! Иди сюда! – сев на корточки на доске, стал звать Фёдора к себе Алексей.
– А зачем? – посмотрев в последний раз перед смертью на уютную обстановку квартиры, спросил сосед, решив, что настал его последний час. Алексей медленно отступил назад по доске, откинув в сторону висящую рядом и надоедавшую всем проволоку антенны.
 Осторожно, крепко обеими руками держась за доску, на коленках медленно Фёдор пополз к Алексею.
– Оп!
– Давай-давай! Осторожно выходи! Ну что же ты? Держись, держись! Вот! Ты держишься! Отцепись ты от меня!!! Держись! Держись…
 Соседский светловолосый парень, любитель погонять голубей по крышам, скатился с окна чердака по пологой поверхности вниз, решив поближе понаблюдать за всей этой сценой.
Фёдору, замершему над пропастью, казалось, что его бешено стучащее сердце сейчас само выпрыгнет из грудной клетки и исчезнет на просторах красивого города. Еле-еле шевеля ногами, Федя медленно приблизился к Алексею, слегка подстраховывавшего его обеими руками. Два юноши были полной противоположностью друг другу: уверенный в себе Алексей резко контрастировал с наполненным страхом, дрожащим от каждого нового движения Фёдором.
– Ты вообще чего-нибудь боишься? Вот я после отца уже ничего не боюсь! А тебе, я вижу, никого не жалко, да? Аааа! – в ту же секунду Фёдор едва не сорвался с доски, крепко ухватившись за неё правой рукой. Алексей также схватил соседа за рубашку своей левой.
– Держи его, держи! – закричал Саша, наблюдавший за всей этой сценой из окна.
– Ну и отлично, что ничего не боишься! – спокойно произнес Алексей, взяв парня за подмышку и помогая занять равновесное положение на «мостике». – Так и не бойся! Мне вот не жалко тех, кто боится! – Фёдор тяжело задышал от страха, схватив Алексея за правый рукав футболки. Сын между тем высоко задрал голову, глядя на пролетавший над городом сверхзвуковой самолет. Фёдор взял Алексея за кисть, пристально посмотрев в глаза. Алексей опустил взгляд, посмотрев сурово в испуганное лицо Фёдора. – Послушай, ты: НИКОГДА НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ!.. – Алексей схватил Фёдора одной рукой за шею, другой крепко ухватившись за доску. – Никогда… ничего… Понял?! – Алексей резко отпихнул от себя соседа, заставив того рассчитывать лишь на свои силы для пребывания на мостике. С бесстрашным выражением лица Алексей посмотрел в глаза Фёдору. Казалось, что каменный взгляд юноши способен сдержать даже крупнокалиберный снаряд пушки.
– Алексей! Алексей!!!  – в окне появилась фигура отца. Оба юноши тем временем напряженно задышали, как после бега наперегонки.
– Что тебе? – безразлично спросил парень.
– Ты зачем сюда его вытащил?! – замахал руками Андрей. – Зачем ты это делаешь?! Зачем – скажи мне? Идите сюда! Идите сюда! А ты-то сам зачем полез? – нервно закричал Отец.
– Я? – словно не веря тому факту, что его страдания над пропастью улицы подошли к концу, растерянно спросил Фёдор.
– Иди-иди! – стал пихать руками парня Алексей, заставив двигаться к отцу, в проем окна. Обхватив юношу руками под мышки, Отец втащил парня в комнату.
– Теперь ты! БЫСТРО!!! Иди, я сказал!! – с нескрываемым гневом в голосе позвал к себе Алексея Отец. Однако сын решил растянуть удовольствие и, притворившись, будто не слышит приказа Отца, стал сильно качаться на доске, заставив её громко заскрипеть.
– Ну иду, иду! Кричать не надо! – Алексей осторожно стал в полный рост, не спеша направившись к протянутой правой руке отца.
– Быстро!!! Я ведь тебя предупреждал?! – схватив сына за шиворот, Андрей силой втащил его в спальню, отвесив парню отличный подзатылок своей могучей ладонью. Словно боясь, что сын успеет убежать, не получив заслуженное наказание за свое хулиганство, Андрей крепко схватил сына за обе руки.
– Да!
– И что?
– Что-что? – отец крепко держал в своих ладонях извивающиеся локти юноши. Несколько секунд Андрей и Алексей безуспешно боролись руками в комнате Алексея.
– Что дразнишься? – Сыну удалось отпихнуть отца в угол спальни, даже боднув его слегка головой в живот.
– Извините! – испуганно прошептал Фёдор, осторожно отстранив от себя спину Андрея, который мгновением раньше чуть не придавил соседа к стене.
– Ничего! – подняв руки в боевую позицию, сказал Алексей, готовясь к очередной атаке Отца.
– Ах, ничего?! Ну тогда получай!!! – Андрей с силой налетел на сына, слегка ударив юношу правой коленкой и заставив резко отступить, упав с кровати на пол. Стараясь сохранить равновесие, Алексей схватился правой рукой за наволочку одеяла.
– Ты что делаешь-то? – с удивленным испугом сказал Алексей, снова став на ноги и приготовившись к бою.
– Из ничего бывает только ничего! Меня это не устраивает! В последний раз говорю! В следующий раз буду бить, просто бить!!! – отец с гневом схватил сына за лицо, закрыв ладонью нос, рот и подбородок. Алексей в ответ лишь жалобно застонал, не имея возможности сказать ни слова.
– Что? Лёха! Подкрепление прилетело! – с подоконника спрыгнул Саша. Отец повалил Алексея на пол, сверху на Андрея набросился всем своим телом Саша. Разметав сначала парней по обе стороны, отец затем перевернул соседа вокруг себя, уложив юношей на пол.
– Что стоишь? – крикнул Фёдору Алексей.
– Я? Да, иду! Сейчас я помогу! – глядя на копошащийся клубок из трех мужчин, удивленно-растерянно приложил кисть к груди сосед, подойдя к участникам потасовки.
– Ну что? ПОЛЕЗЕТЕ ЕЩЕ НА ДОСКИ??????!!!!! – отец отшвырнул от себя Сашу, уложив снова Алексея на пол, на секунду нежно обняв сына за шею. Даже в драке отец был время от времени по-родительски нежен с ребенком.
Раздался треск рвущейся одежды. Это было первым сигналом того, что продолжать сражение уже не имеет никакого смысла.
– Давай! Давааааааааай!
– Сдаешься? Полезешь на доски?! – обхватив Алексея и Сашу за шею, пригрозил Отец.
– Полезу!
– Ну и дурак! Всё, гвардия! Кончай! Кончай! – расслабив мышцы, Андрей отпустил парней от себя, медленно поднимаясь с пола. Скинув с себя рубашку и вызывая зависть красивым мускулистым торсом, Андрей подошел к Саше, растерянно державшего в руке оторванное плечико майки.
– Ну что ты тут? – спросил отец, окончательно избавившись от сорочки.
– Майка! Вы мне порвали! Зашивайте майку! – захныкал Саша, медленно направляясь к окну с мостиком между домами. – Ууу! – Саша показал Андрею язык, исчезнув в проеме. Чуть не грохнувшись с доски на тротуар, разгневанно обиженный сосед пополз к себе в квартиру, не переставая ныть.
– Иди, защитник! – помахал ему в окне на прощание Андрей.
– Зашивайте!
– Потом буду!
Алексей медленно возвращался к нормальному ритму жизни, тяжело дыша, в ожидании, когда сердце перестанет бешено стучать. Фёдор был занят тем же, хотя сам и не принял в поединке активного участия.
– Сейчас принесу иголку, сейчас принесу нитку! Будете зашивать! Обещали обедом с котлетами покормите! – всё тот же стон слышался из окна напротив.
– Да! Потом тебе будут котлеты! – сказал отец, выйдя на середину доски. Его голый по пояс торс был так красив, что редкие прохожие на улице и соседи Андрея и Алексея, прильнув к своим стеклам, не могли оторвать взгляд от величественной полуобнаженной фигуры, гордо возвышавшейся на мостике между домами. Погрозив Саше пальцем, отец развернулся на доске, направившись домой, по пути откинув все так же надоедавшую им обоим проволоку антенны. 
– Ты что сегодня делаешь? – спросил Фёдор у Алексея.
– А что?
– Мне с тобой встретиться надо.
– Что, сегодня? – растерянно водя взглядом по полу, спросил Алексей.
– Да, я уже завтра с матерью уезжаю.
– Чуть позже, у меня есть встреча, – вяло произнес парень, слегка подтолкнув соседа за руку к входной двери.
– Ну давай где-нибудь через час! Ты свободен?
– Давай-давай!
– Давай! – парни пожали друг другу руки на прощание.
– Ну! Отцу привет! – даже не глядя в лицо Фёдору, стоя спиной ко входу, Алексей все так же растерянно захлопнул за соседом дверь, уставившись прямо перед собой в деревянный пол.
В голове у Алексея шумело, слышалась какая-то мелодия, голоса из радиоприёмника, нытье Саши, грозно-ласковый голос Отца; мысли сверкали как молнии, не давая возможности хоть как-то их упорядочить; и только тело, пережив как снег на голову свалившееся перенапряжение, дарило парню мышечную радость, что медленно, но верно таяла как лед, возвращая парня к рутинному обиходу жизни.
Стремительным шагом Алексей направился в ванную. Стянув быстро с себя футболку и покрасовавшись на секунду в зеркале мускулистым торсом, сын надел тонкий свитер, поправив неровно растопыренные волосы. Выскочив из ванной, Алексей принялся с нахмуренным лицом искать отца по квартире. Пробежавшись по всем комнатам и не найдя Андрея ни в спальне, ни на кухне, Алексей грамотно определил, что отец решил снова отдаться ласковым объятиям сказочного утра. Выйдя из кухонного окна на тот небольшой участок крыши, который венчал их сторону дома, Алексей резво протопал до соседней стены, решив забраться на середину пожарной лестницы, схватив обеими руками металлическую палку ступени и повиснув как на шведской стенке в спортзале. И точно так же, как на гимнастическом снаряде, Алексей стал тренировать мышцы бедер, поднимая ноги под прямым углом.
– Не надо шуметь! – смеясь, вышла на балкон соседка с киской на руках. – Ха-ха-ха! Алёшенька! А где ваша кошка? – спросила женщина, поглаживая по затылку свою любимицу.
– Я ж говорил, тёть Маш! А Вы опять пристаёте ко мне! Зачем? – потирая руки после влажного металла пожарной лестницы, ответил Алексей. Подойдя к доске между проемом на крыше, парень вспрыгнул на «мостик», заставив того издать неприятный скрежет; пара голубей, вспорхнув от звука и вибрации доски, освободила Алексею дорогу на основную часть крыши.
– Я интересуюсь совсем не вами, меня интересует ваша кошка! – всё так же жизнерадостно улыбаясь, соседка исчезла с балкона.
Крыша дома, куда выходили подышать свежим воздухом Отец и Сын, была необычной: основную часть её занимала пологая под небольшим углом ржаво-коричневая поверхность металла, но на углу улицы была еще одна, довольно широкая, похожая на купол цирка конструкция, куда легко можно было забраться, что и делали частенько Андрей с Алексеем, играя в футбол или просто выходя на прогулку, причем этот большой плоский купол венчала замысловатая верхушка, похожая на его уменьшенную копию, забравшись на которую, Алексей еще с детства воображал себя властелином мира.
Свесив ноги вниз, на коричневый металл крыши, Отец лежал на краю «цирка», наслаждаясь красотой утра и свежестью ветра. По лазурному небу плыли вереницы золотисто-оранжевых облаков, вдалеке блестело море, слышались крики пролетавших птиц, редкие голоса людей на улицах просыпающегося большого города, и отцу в этот момент как никогда хотелось самому превратиться в красивое золотистое облачко и поплыть беззаботно над землей, созерцая с огромной высоты на проносящиеся внизу материки и океаны.
– Отец! – виновато сказал Алексей, приближаясь к поднявшемуся из лежачего положения Андрею: – Прости меня! Прости! – Алексей стал рядом, слегка наклонившись вперед и положив ладони на колени. – Ты все знал про его отца? Да? И сказал парню неправду? – Алексей лукаво улыбнулся, глядя в сосредоточенный взгляд родителя. – Ты не умеешь притворяться! Давай рассказывай! – вытягиваясь в полный рост, вежливо попросил сын.
– Да! Притворяться здесь нельзя! – так же лукаво в ответ усмехнулся Андрей. Отец тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Алексей внимательно ждал, какую историю ему сейчас расскажут. – В 98-м мой друг получил приказ, авантюрный, гибельный. Погибли все его солдаты. А он уцелел, – в этот момент, к удивлению отца и сына, мимо Андрея пролетела, бешено махая крыльями, голубка, совершенно не боясь присутствия людей на крыше. Андрей инстинктивно поморщился, отстранившись от промелькнувшей мимо его лица птицы. Отец на мгновение повернул голову, посмотрев куда она села и не повторит ли свой рискованный маневр еще раз. – У него возникла безумная идея: застрелить того, кто отдал этот приказ. – Алексей внимательно слушал, сосредоточенно нахмурив брови. – Хотя, что я говорю? Совсем не безумная. Я тоже бывал в таких ситуациях. Совсем не безумная в общем.
– Значит, он решил убить того, кто отдал приказ? – удивленно спросил сын. – А ты знаешь, кого он имел ввиду? Ты знаешь?
– Он не назвал!
– Тот, кто выше всех. От кого всё идет. – выпрямился опять Алексей. – Вы вместе. Он тебя выбрал, ты к нему ездил. Ты хранил его тайну. Он тебя выбрал. – нежно шептал сын, снова полусогнувшись. – Он знает: есть наш с тобой Дом, куда он может прийти.
– Да, мой фронтовой друг. А сюда он не придет.
– Почему же? Я бы очень хотел бы с ним встретиться! Очень хотел бы его видеть. Очень хотел бы.
– Ну что, я приготовлю поесть?
– Давай позже? Я опаздываю!
– А куда можно опаздывать в воскресенье?
– Я же ему обещал же!
– Кому? Нашему гостю? – ревниво спросил Андрей. – Ну ладно, иди!
– А, вот ты где спрятал мяч! – увидев за трубой любимый футбольный артефакт, Алексей пулей бросился к нему.
– Да, плохо спрятал!
– Оп, оп, оп!
– Давай сюда!
– Пас! Пас! Пас!
Отец и сын принялись гонять мяч по ржавой крыше, не обращая внимание на гневный голос соседки:
– Я же просила вас: здесь НЕ играть в футбол!
– Давай! Пас! Пас!
– Вы слышите меня? Вы слышите меня?!
– Давай! Сейчас я его отберу!
– Молодец!
– Давай!
– Ты куда?
– Стой!
– Иди, а то опоздаешь! Переоденься! Побереги этого парня! Не говори ему лишнего! – глядя на пролетавший над городом клин щебечущих птиц, Отец подумал, что так же дружной стаей улетают и годы, унося за собой детские или юношеские мечты и страсти, любовь и ревность, надежды и переживания…
Алексей, стоял, задумавшись, в своей спальне у плаката с текстурой мышц, с легкой улыбкой на губах. Ему слышался всё еще голоса птах, суровый баритон отца: «Алексей! Слышишь меня? Старайся вернуться не поздно! Поесть я приготовлю!» – шум улицы, дуновение ветра, вселенская мелодия, навевавшая мысли о стремительно мчащемся времени. Парень медленно приблизился к стене, где стоял маленький фикус и вились лианы какого-то цветка. Сын подошел к картине, где была изображена розовая клумба, и, прижавшись правой щекой, прикоснулся осторожно пальцами левой руки к полотну. Юноша вдруг представил себе, как если бы он из полумрака своей спальни вдруг перенесся в теплые и влажные тропические джунгли. Алексей вспомнил, как совсем еще ребенком, он мечтал построить маленький соосный вертолётик и путешествовать на нем над необъятными просторами Африки. Прочитав в детстве книгу о поисках легендарной золотой страны Офир, Алексей, оставаясь наедине в своей комнате, часто представлял, как он будет управлять своим крошечным воздушным кораблем, приземлится среди необъятных африканских лесов и начнет свои поиски удивительного уголка древнего мира, упомянутого еще в Библии. Будучи ребенком, наслышанным о невероятно многочисленных опасностей тропической природы, разнообразных болезнях и ядовитых растениях, Алексей наивно полагал, что исследователю, оказавшемуся по воле судьбы среди необъятных африканских просторов, не помешает своего рода «скафандр», призванный защитить человеческое тело как от коварных укусов насекомых и пресмыкающихся, так и от острых, как бритва, листьев растений, способных заразить микроорганизмами кровь путешественника ничуть не хуже, чем мелкие представители животного мира.
Алексей медленно провел рукой по картине, не переставая улыбаться. Побывав на несколько мгновений в далеком тропическом раю, возникшем в воображении юноши наподобие виртуальной реальности, парень был вынужден вернуться в свой мир, полумрак которого лишь немного был разбавлен светом фантастического утра, а напоминанием об экзотической природе служили многочисленные деревья и кустарники, росшие по всей квартире.
 *  *  *
Фёдор курил у металлического парапета, ограждавшего прохожих от расположенной ниже автострады. Тем временем Алексей, находясь вне поля зрения соседа, протопал по соседней улице, подав милостыню одинокой старушке в черном халате, сидящей на раскладном стульчике у стены дома. Выйдя из-за угла, Алексей заметил Фёдора, стоявшего за черным мотоциклом у ограды и докуривавшего сигарету.
– Привет! – сказал Алексей.
– Здравствуй, – переложив окурок из правой руки в левую, рукопожатием Фёдор поприветствовал соседа. – Ты немного опоздал. Куда пойдем?
– Пойдем туда, – указал пальцем Алексей.
– Ага.
– Ну что, сегодня решили с отцом поиграть в футбол. Иногда я его тренирую. Пройдемся по городу на холмах, потом вниз. – Юноши стали спускаться по лестнице на соседнюю улицу.
– Надо же! – удивлённо посмотрел вверх Фёдор.
– Вон туда, – Алексей положил парню руку на плечо, указав направление.
– А это что? – спросил Фёдор, глядя на гавкающего пса, высунувшего голову в щель между рамой окна и старинным металлическим черным орнаментом.
– Я еще школьником был, а этот пёс уже лаял. Здесь ничего не меняется.
– Вот и хорошо, пускай ничего не меняется. Какая красивая! – сказал Фёдор, подойдя к огромной старинной двери с замысловатой резьбой.
– Пойдем, пойдем, пойдем!
– Смотри, самолёт! – Фёдор указал пальцев в небо, услышав пронзительный шум Ту-154 и характерный инверсионный след в вышине. – Я хотел бы с тобой поговорить. А мы всё идём и идём. А что это там такое? Вон видишь? – улочка с трамвайной колеей и красивыми старинными фонарями между зданиями стала стремительно уходить вниз.
– А ты приезжай к нам следующим летом!
– Следующим летом?
– О, смотри, трамвай, побежали! – Алексей поднял левую руку, словно голосуя машине, и парни быстро ускорили шаг, перескочив на противоположную сторону улицы. – Давай остановим!
– Эй!
– Стой-стой-стой! – Федор вскинул обе руки вверх, словно пытаясь сдаться в плен неприятелю или рискуя загородить своей грудью дорогу общественному транспорту.
– Стой, стой!
– Стой-стой!
– А чего мы кричим? Он же сам остановится! – засмеялся Алексей, на бегу впрыгивая в двери притормозившего вагона.
– Какой маленький! – удивленно воскликнул Федор, окинув взглядом салон.
– Какой билет? – спросил Алексей, став за спиной у пожилого кондуктора в очках. Парень выгреб из кармана мелочь, взяв пару талончиков из левой руки водителя.
– Уже дороже! Дороже.
– Сколько стоит?
– На вот! – Алексей передал Федору билетик, подождав, пока кондуктор наберет из лоточка мелочи, высыпав сдачу Алексею. – Спасибо!
– Я вон в той школе учился. – сын указал в окно подбородком.
– Мы уже знаем.
– Пойдем на заднюю площадку. – позвал Алексей Федора, улыбчиво разглядывающего старинный «пульт управления» трамваем.
– Пойдем. – Алексей перешел в самый хвост салона, задумчиво рассматривая, как стремительно за вагоном разбегаются трамвайные пути. Алексей подумал, насколько это похоже жизнь отца и сына: так же стремительно расходятся и жизненные тропы родителей и детей, рано или поздно, хочется того или нет. 
– Ну ты где? Иди сюда, – снова позвал Федора Алексей.
Парни стояли у заднего стекла, разглядывая убегающую улочку города. Федор поднял голову, посмотрев куда-то вверх, – Алексей положил левую руку на плечо другу, наслаждаясь ярким утренним солнцем, заставляющего играть разными огоньками отражений проплывающие дома, щекочущего лицо парней нежными лучиками золотисто-оранжевого света.
– Я хотел бы поговорить о моем отце, – с толикой грусти сказал Федор. Видно, он уже давно готовился к этому разговору, так что первая произнесенная фраза далась ему с немалым трудом.
– О твоем отце? Давай об отце, – ответил Алексей, не выпуская плеча парня из своей ладони.
– Привет, Алексей! – из салона раздался звонкий голос. Алексей обернулся, чтобы рассмотреть, кто же его мог так по-дружески позвать. По правде сказать, юношу удивил не столько факт, что его окликнули, а то, почему он, пройдя весь вагон к Федору, не заметил до этого ни одного знакомого лица в трамвае.
– Привет, – ответил Сын парню с густыми кавказскими бровями, сидевшему во втором ряду. Этот юноша тоже учился в военном вузе, и, хотя Алексей близко и не дружил с ним, но все же отдавал дань уважения человеку, здороваясь с ним на переменах и болтая на разные темы в свободное время.
– Рассказывай.
– Значит, так. С чего начать? – неуверенно произнес Федор. Алексей невольно прищурился пару раз, когда ослепительно красивое оранжевое утреннее солнце залило на секунды лица парней, появившись в проемах между домами: – Отец дал мне ключ, чтобы я мог к нему приходить, когда захочу. Понимаешь, он возвращается с работы – а я у него, жду его, ему этого очень хотелось. – Федор виновато опустил голову. – Только я так ни разу и не воспользовался этим ключом. Теперь я понимаю, что я ему был нужен.
– Не понял! – Алексей подслеповато повел глазами. – Отец что, с вами не жил?
– Неа! Мама его выгнала. Когда он вернулся с войны, он стал пить.
– Почему ты-то позволил ей выгнать своего отца?! – с удивленным раздражением спросил Алексей, глядя, как гаснут на улице ночные фонари на стенах зданий. – Как можно выгнать мужчину из его дома?! – гневно продолжил парень. Однако Федор решил не продолжать эту не слишком приятную тему для разговора, решив еще понаслаждаться красивыми видами из окна трамвая.
– Какой странный город! – произнес Федор, провожая взглядом проплывающие за окном здания, серые стены домов, собранных из огромных каменных кирпичей и серые мостовые улиц. – Куда ты меня привёз? Какое-то прошлое… Давай выйдем? Я решил. Давай выйдем? Давай-давай? – жалобно застонал сосед.
– Давай! – звучно ответил Алексей. Промчавшись быстро по салону, Сын коснулся плеча своего знакомого курсанта: – Я позвоню тебе.
– Остановите, пожалуйста! – схватившись за поручни у кабины кондуктора, попросил Алексей: – Мы здесь выйдем.
– Здесь выходить опасно из-за этого, – бесстрастно ответил машинист.
Парни выскочили из трамвая, прижавшись к стене дома, рядом с которым вплотную проходило полотно железной дороги. Словно сдаваясь врагу, Федор испуганно поднял руки над головой. – Не придавит?
Алексей же, как обычно, был абсолютно бесстрашен и на ходу вагона успел на прощание пожать поднятую руку знакомому кавказцу. – Эй, привет!
– Привет, привет! – ответил черноволосый парень, на прощание помахав рукой из уезжающего трамвая.
– Теперь идем куда?
– Давай вниз и правее.
– Пойдем-пойдем. Пойдем туда, да? Ага! – Алексей подумал, что, как медленно и неумолимо уходит от них трамвай, так же уносится и мимолетное время.
* * *
Город был очень красив. Старинные дома с замысловатым орнаментом и незатейливой резьбой сменялись современными гигантскими небоскребами, древние особняки соседствовали с блестящими зданиями из стекла и металла, узкие улочки, гуляя по которым можно было себя вообразить настоящим путешественником во времени, оказавшемуся по воле случая на просторах любого из предыдущих столетий, растекались прекрасными площадями, украшенными фонтанами, стелами, статуями и памятниками выдающихся деятелей ушедшей эпохи. Огромный городской порт пестрил самыми разнообразными кораблями, прибывшими со всех уголков Земли, от маленьких катерков до гигантских титаникоподобных круизных лайнеров, каждый из которых сам был по сути плавающим городом. Причудливые улицы, по которым любил гулять Алексей, больше всего напоминали юноше португальскую столицу, хотя парню ни разу еще не пришлось там встретить ни одного реального лузофона и побывать на окраине Европы сыну довелось всего однажды. Прогуливаясь теплыми летними солнечными днями по любимой северной столице своей страны, юноша безнадежно мечтал, чтобы, проснувшись одним прекрасным утром, Алексей вышел бы на улицу и с воодушевлением увидел, как внезапно преобразился бы их холодный город: это было бы настолько невероятно, что, на первый взгляд, казалось, такое могло бы произойти только во сне или в буйной фантазии какого-нибудь писателя-сказочника; уже давно минул бы сентябрь, листва на деревьях полностью пожелтела, октябрь вступил в свои права… только осень так и не пришла. Удручающая июльская жара, не дав ни дня передышки в своём законном месяце, подчинила бы себе остаток лета, весь сентябрь и вот, наконец, достигла октября. Солнце светило бы уже не так ослепляющее, как летом, но воздух был настолько прогрет, что ежечасно хотелось окунуться где-нибудь в пруду или в фонтане. Бледная зелень лужаек и клумб не могла выгореть на слабом осеннем солнце, но и разбавить желто-красную палитру лесов и парков ей не хватало сил. Гуляя в свободные минуты по дорожкам городского парка, Алексей вдруг представил бы себе, что пройдёт всего несколько лет и всё вокруг изменится до неузнаваемости: на смену старым омертвевшим вязам и покосившимся тополям парк украсят высокие стройные пальмы; вместо обычных клумб с уже порядком поднадоевшими цветами наполнять воздух волшебными ароматами будут магнолии, орхидеи, лаванда и прочие чудеса южной природы. Но пока это было не больше, чем мечтой Алексея, хотя он твёрдо знал, что рано или поздно она станет явью.
Алексей с Федором долго шли, пока не забрались на одно из самых высоких мест, откуда открывался очаровательный вид на город. Став под сенью раскидистого вяза, юноши наслаждались прекрасной панорамой городских кварталов: красивейшие улицы и здания как будто таяли в золотисто-оранжевой дымке утреннего тумана, убегая вдаль, сливаясь со сверкающим горизонтом вдали и серебристо-блестящей гладью моря поодаль…
– Вопрос можно? – Алексей вышел из-под тени дерева.
– Ну давай! – сказал Федор
– А мать? Что говорит?
– Ты про отца? Да она его не любит. Уже.
– Жалко, что мы живем с тобой в разных городах, – грустную фразу Алексей почему-то произнес с легкой улыбкой. Федор обошел соседа со спины, пристально глядя на Алексея, словно подозревая, что сын чего-то недоговаривает. Фёдор стал лицом к городу, широко подняв руки, словно пытаясь объять необъятное, промурлыкав какую-то мелодию. Алексей положил руку на плечо другу, словно боясь, что Федор сейчас вспорхнет как птица и улетит, созерцая с высоты всю неописуемую красоту городского пейзажа.   
– Смотри… – сказал Федор, глядя на чайку, с криком порхавшую над городскими крышами: – Птица кого-то ищет. Фуууух! Ты знаешь притчу о блудном сыне?
– Рембрандт? – уточнил Алексей, не выпуская плеча Федора из своей ладони.
– Всё так же.
– Да.
– А почему блудный сын, когда чаще – блудный отец? – философски остроумно подметил парень. – Сын всегда знает, куда ему идти.
– А почему сын знает, куда идти?
– Потому что у него впереди одна дорога.
– Тебе виднее. Мы всегда с кем-то. – «Страшнее одиночества нет большего наказания от судьбы», – мелькнуло в голове у Алексея. – А отец, в конце концов, всегда один. Его все переживут, – улыбнулся Алексей, вызвав аналогичную реакцию у Федора.
– Не твои это слова. – усмехнулся Фёдор. – И не твои мысли. Вот у тебя есть отец. А я почему-то тебе не завидую. Ладно, иди. Я сам доберусь до вокзала.
«Какие мы зеркально противоположные с ним, – подумал Алексей. – У него есть мать, а нет отца. У меня есть отец, но давно нету матери…»
– Ну и всё.
Федор еще долго стоял на вершине холма, глядя на просыпающийся красивый город в оранжевых красках утренней зари. Алексей пробежался по улице вниз, на секунду запрыгнув на высокий уступ у стены, затем завернул угол, зашагав по соседней улочке, украшенной огромными могучими вязами и невысокими арками, образовывавшими своеобразный тоннель, что служил своего рода подходом к соседней просторной площади.
* * *
Маленький двор, где жила Марина, был ничем не примечательным старинным двором, отгороженным от улицы красивыми воротами из толстых стальных прутьев с несложным орнаментом по верхнему краю, оформленному в виде математической кривой, похожей на ту, что часто можно увидеть на нисходящих графиках. Словно боясь, что его кто-то заметит, и, как будто ища глазами посторонних на небольшой площадке перед балконом Марины, Алексей осторожно приоткрыл правую половину ворот, неслышно пройдя у основания стены, за которой и начиналось жилье девушки. Не заметив парня, беззвучно протопавшего позади Алексея, Сын вытащил из кармана уже давно заготовленный камешек, запустив его в окно балкона.
Звук зашевелившейся рамы обнадежил героя, и он уже безо всякого страха и сомнения распрямил грудь, став гордо и с достоинством по направлению к двери, откуда спустя мгновение появилась светловолосая красавица. Марина неловко вышла на балкон, растерянно перебирая в руке вязаную кофточку.
– Ты… опоздала! – с улыбкой произнес Алексей.
– Ну что с тобой? Мы с тобой ни о чем и не сговаривались! – все так же переминая в руках кофту, удивленно ответила девушка. На секунду Марина обернулась, словно боясь, что кто-то выйдет тоже на балкон и вмешается в их разговор.
– Я не могу! Кто он?! – сурово спросил Алексей.
– Не всё ли равно?..- так же растерянно ответила красавица.
– Но…
– Что «но»? В любом случае, мне надо было уйти из дома! Ну вот я и ушла…
– Раньше ты мне об этом не говорила!
– Говорила…
– Нет!
– Говорила-говорила-говорила-говорила-говорила…
– Нет!
– – Сними бусы! – голос Алексея прозвучал как приговор судьи.
– Что??? – облокотившись о парапет балкона, изумленно спросила девушка.
– Сними-сними!
– Что?
– Дай бусы! – усмехнувшись, Марина сняла украшение с шеи, уронив на брусчатку перед Алексеем. Тот поднял бусы, прижав сначала к губам, потом к щеке.
– Теплые! Всё, что осталось! Сегодня ночь была…набита снами! Все какие-то… странные! Сначала про Отца… потом про нашего сына…
– Про НАШЕГО сына??? – удивленно переспросила девушка.
– Да! Про нашего сына! – улыбнулся в ответ Алексей.
– И… как он выглядит? – поинтересовалась Марина.
– А я его не видел. Я… только… слышал его. Чувствовал, как он возится рядом.
Марина отошла в угол балкона, сев на стул и прижав к себе кофту:
– Ты ведь ребенка не хотел: всегда следил за этим! – Алексей задумчиво перебирал в руках бусы, даже не глядя в сторону девушки. Та поднялась со стула, снова подойдя к краю балкона: – Я тебя не упрекаю: твое время еще не пришло… Твое время еще не пришло! – загадочно произнесла Марина, облокотившись на парапет.
– Любовь Отца – распинающая!..
– Да!
– Любовь Сына – распинаемая!..
– Да!
– Верни мои бусы! – протянула вперед руку Марина. - Ну давай-давай-давай! Давай-давай-давай! Хм, «распинаемый», давай! – Алексей грубо швырнул бусы на балкон, заставив Марину отступить назад. - Любовь распинаемая, т.е. неравная. Не братья вы, не братья! – продолжала шептать Марина, глядя на проем двери балкона и вслед уходящему Алексею. Парень между тем уже давно топал по улице домой, понуро опустив голову и перебирая в мыслях все произошедшие события этого дня.
* * *
Наступал вечер. Приятная прохлада струилась по улицам, залетала в окна домов, наполняла сознание каким-то новым, необыкновенным чувством успокоения и гармонии, тишины и блаженства. Сидя у подоконника, Саша из соседней квартиры, отодвинув занавеску, пытался рассмотреть, что происходит на противоположной стороне улицы, в квартире его друзей – Отца и Сына.
Алексей стоял среди прихожей, низко опустив голову. Андрей подошел к нему сзади, заботливо глядя на сына и стараясь понять его настроение, заглядывая в лицо юноши со стороны правого плеча.
– Есть будешь?
– Нет!
– Всё готово!
– Ешь сам! Ешь САМ!!!
– Я тебя ждал
– Не хочу
– Я встречался с ним
– Что?
– И водил по городу
– Что ты ему сказал?
– Пригласил на лето… – Алексей обхватил руками голову, отступая назад, заставив отца также попятиться, освобождая дорогу сыну.
– И всё?
– Всё.
– Он верит, что отец жив. Он любит своего отца, – не переставая массировать руками себе затылок, продолжал свои умозаключения сын.
– Что, голова болит?
– Угу… – Алексей взял в руки рукав висящей на вешалке шубы, прижав мягкую меховую поверхность к лицу.
– А ты веришь, что он жив? – спросил отец.
– Конечно! – уверенно ответил сын.
– У тебя что?
– Что-то новенькое
– Я серьезно! Я помню, когда тебе было года четыре… - в голове у Алексея промелькнул вчерашний бой в спортзале.
– Послушай! Меня ВООБЩЕ не интересует мое детство. Мне не нужна была моя жизнь. Всё было связано с тобой. – Алексей взялся за кольца, подняв глаза к потолку. – Без тебя меня не было.
– Всё имеет обратную сторону: теперь я тебе только… только мешаю!
– НЕ смей!
– Я говорю ТО, что думаю
– И думать не смей. – Алексей расстегнул молнию, сняв куртку.
– Я уже приготовил поесть. Может, все-таки ты поешь, что я приготовил?
– Пойдем туда лучше! – Алексей жестом указал на кухонное окно, ведущее на крышу.
– Зачем ты разделся?
– Пойдем, пойдем!
– Я приготовил то, что ты любишь.
– Пойдем, пойдем!
Алексей вышел на ржавую поверхность, жестом зовя отца за собой. Словно в нерешительности, а, возможно, уже предвидя, что такого задумал сын, Андрей стоял в проеме окна, словно не решаясь выйти наружу.
– Ну, где ты там, Отец! Иди сюда! 
– Ну и что?
– Ну, иди, иди! Давай! Иди сюда! Здесь лучше! Иди! Давай! Она говорит, что мы построили с тобой замок! – Алексей забрался по деревянной лесенке, ведущей к дымоходной трубе. – И никого сюда не пускаем! Скажи: что – это что ли замок? – Алексей, словно циркач, замер на средней ступеньке, повернувшись к отцу лицом и разведя руки в стороны, словно приветствуя невидимую паству. - Это похоже на замок?
– Это тоже замок! Вот такой замок! – Алексей спустился по лестнице, Андрей свернул лежавшее на крыше серое одеяло, сотканное из грубой материи. - Не помню, в каком ты был классе, – меня беспокоило, что к тебе редко заходят друзья! Мне казалось, что тебе с ними скучно, да?
– Я никогда не испытывал одиночества: у меня был ТЫ! А она говорит: я устала стучаться в дверь! Теперь-то я понимаю: всё СОВЕРШЕННО иначе! Что она думает, что она хочет! Меня это НЕ интересует! – юноша забрался на купол «цирка». – Она меня не поняла – значит, она мне не нужна! Оп! – Алексей вспрыгнул на макушку купола. - Я почти… забыл её! Веришь? – парень сел на корточки, недвусмысленно давая понять своей фигурой, что хочет на минуту вернуться в детство.
– Ну если ты веришь, я тоже!
– Иди сюда, отец! – показал рукой Алексей, позвав отца к своим коленкам.
– Зачем?
– Ну иди-иди сюда!
– А! Что ты выдумал, ты же не ребенок! – махнул раздосадовано Андрей, Алексей обхватил его за плечи, повернув к себе спиной и забравшись на шею к отцу.
– Садись вот так вот!
– Ты же не ребенок! – «Эх, все мы остаемся детьми, в каком бы мы ни были возрасте!» – промелькнуло в голове у мужчины.
– Вот так вот!
Как и миллионы советский детей поколения 1980-х, Алексей, будучи еще детсадовским воспитанником, после прочтения книг замечательной шведской писательницы или после просмотра одноименного мультфильма мечтал иметь на спине, подобно всемирно известному персонажу с распространенной в его стране фамилией, маленький чудесный пропеллер, который требовал в качестве горючего одно лишь варенье и тефтельки, зато позволял своему владельцу свободно летать – как в пределах своей квартиры, так и над крышами любимого города. Однажды, вообразив себя в очередной раз Карлсоном, Алексей вырезал ножницами из куска твердого картона маленький двухлопастный винт, который пусть и не вращался с бешеной скоростью, зато хоть чуть-чуть давал возможность Алексею претворить мальчишескую мечту в жизнь, когда кто-то из старших помогал мальчишке прикрепить клейкой лентой фальшивый пропеллер к спине Алексея. Будучи уже взрослым мальчиком, Алексей часто вспоминал, что в самом раннем детстве – в детсадике и первых годах школы – малыша внезапно охватывал загадочный приступ энергии – необъяснимый прилив сил – и Алексею невыносимо хотелось в буквальном смысле летать по комнатам своей квартиры. Алексею казалось, что кто-то будто толкал его вверх, и мальчик с неописуемой радостью и неисчерпаемой легкостью бегал по комнатам, запрыгивал на диван и стулья, на стол и даже иногда (правда, не без помощи старшего брата) залазил на крышу шкафа, где реально мог себя ощутить почти Карлсоном. В более редкие случаи Алексею особенно везло, и мальчика поднимал почти под самый потолок папаня, посадив малыша на свои могучие плечи. Тут уж в душе Алексея кипел неописуемый восторг, и в сердце бил самый настоящий фонтан счастья и радости. От реального шведского шалуна Алексея действительно, по его собственным мировоззрениям, отделял всего лишь шаг.
К сожалению, такой своеобразный приступ энергии у ребенка быстро сходил на нет, но Алексея пугала не кратковременность этого прилива сил, дарившего желание летать по квартире, а постепенно становившая реже частотность этих душевных подъемов, их уникальность, а в последствии, с приходом школьных лет, и совсем уже полное отсутствие.
– Вот я получу диплом – и уеду отсюда! – сказал Алексей, взяв шевелюру отца в свои пальцы. – Если даже я её когда-нибудь увижу – я её не узн;ю!
– Ты уедешь…  интересно, каким я буду один? – грустно констатировал отец.
– Ты… не будешь один: ты… женишься! – низко опустив голову к поднятым глазам Андрея, сказал уверенно парень.
– Алексей! – сзади скульптурной композиции отца и сына раздался голос Саши.
– Сань, подожди, не мешай! – помахал рукой соседу Алексей.
– Оппа! Полетел! – крякнув от усилия, поднялся в полный рост Андрей, дав возможность сыну снова представить себя замечательным шведским летуном.
– Оппа! Ааааа! – замахал руками от страха в купе с восторгом и удовольствием сын.
– Выше, выше! – Саша надел свитер, спасаясь от прохладного ветра.
– Ты такой тяжелый на шее качать! Держись, держись! – Отец подхватил за руки соскочившего с шеи сына. Саша поднял на руки котенка, направившись к куполу «цирка».
– Ой, как ты мне надоел!
– Мало было, еще!
– Ну в следующий раз! В следующий раз… – Отец лучезарно улыбался, глядя в яркие глаза так же смеющегося сына. Саша сел на край купола, свесив ноги вниз и прижимая к себе котика, словно греясь нежным теплом невинного существа.
Алексей, лукаво улыбаясь, смотрел на отца; Андрей на секунду взгрустнул, отведя взгляд в сторону и тяжело вздохнув.
– Ты не будешь один. Ты… женишься, – с 200-процентной уверенностью в голосе произнес сын.
– Я рад, что ты это сказал, – улыбка вернулась на лицо Андрея. - Ты чем-то опечален? – отец и сын как будто снова поменялись ролями: Андрей стоял смеясь, а Алексей с грустью опустил голову, будто чувствуя себя виноватым перед родителем.
– А тебе так важно было… это услышать? – с легкой иронией произнес сын.
– В тебе – черты твоей Матери. Ты послан мне Богом, – с радостной улыбкой сделал итоговое умозаключение отец. – Важно всё, что идёт от тебя.
Саша обернулся, словно его кто-то позвал из дружелюбной семьи соседей.  Прижимая к себе котенка, юноша задумчиво смотрел на отца и сына. Алексей оторвал свой взгляд от Андрея, посмотрев на друга:
– Саш! Иди сюда! Иди! – позвал Алексей соседского парня. Отец и сын стояли на крыше, не выпуская рук друг друга из своих объятий.
– Я?
– Иди, иди сюда!
– Ну иду!
– Саш! Подойди сюда, подойди! – Алексей слегка прижал друга к себе, положив правую руку ему на плечо.
– Здрасьте!
– Это… мой отец! – Алексей положил голову на левое плечо Саши, тот внимательно слушал парня, словно студент, готовясь к экзамену у строгого профессора. – И он… мой друг! Я очень сильно его люблю! Очень сильно его люблю! – Андрей медленно опустил глаза, повернувшись и отойдя немного в сторону. Стряхнув слезу, отец стоял спиной к парням, словно не решаясь повернуться и продолжить разговор. Андрею казалось, что чувства, переполнявшие его душу в этот потрясающий момент, сейчас сами собой выплеснутся наружу и разольются по крыше дома радужным фонтаном неописуемых эмоций и переживаний. Алексей нежно пощекотал котенка на руках у Саши; парни, не отрываясь, глядели на отца; Андрей, улыбаясь, посмотрел на парней и направился к окну. Опустив голову, словно чувствуя себя за что-то виноватым, Андрей прошагал до мостика перед ставнями, еще раз обернувшись на парней, улыбавшихся ему вслед.
Саша задумчиво посмотрел на отца, потом на Алексея. Парни долго стояли, с толикой загадки глядя друг другу в глаза.
Наступившую внезапно паузу в общении решил первым нарушить Александр:
– Возьмите меня к себе… Я же хороший.
От переполнявших душу эмоций и холодного ветра на лице Алексея показалась слеза, предательски покатившаяся вниз по щеке. Слегка дрожа от холода, парень сказал соседу:
– Ты, Сань, действительно хороший. А… ты к нам хочешь?
В ответ Александр покачал головой, моргнув несколько раз глазами в знак согласия.
– Не грусти, Сань: ты – рядом! Мы – вместе!
– Вместе! Только ты! – Александр посмотрел в окно, где недавно скрылся отец, а Алексей понуро опустил голову.
– Холодно! Очень холодно! – загадочно улыбнулся Алексей, поежившись и пожав плечами от озноба, однако лучезарная улыбка на лицо юноши, казалось, могла своим теплом растопить целый айсберг таинственных переживаний и мыслей, переполнивших сознание парней в эти прекрасные мгновения.
– Да… ну я пошел! – не отпуская котенка из своих объятий, сосед повернулся и тоже направился к деревянной лестнице на крыше.
– Ты куда, Сань? – испуганно спросил Алексей, словно боясь, что чем-то обидел своего друга минуту назад.
– Ты же знаешь куда, – ответил парень, начав взбираться по деревянным ступенькам.
* * *
Алексей сел перед компьютером с бирюзовой заставкой, решив посмотреть перед сном свой любимый клип. Взмах руки – и на экране появился широколицый парень, певший на английском языке о расставании со своей возлюбленной. Алексею показалось, что монитор компьютера исчез, погрузив сына в своего рода виртуальную реальность. Через мгновение после бирюзового экрана как по волшебству растаяли и стены спальни, перенеся юношу на далёкий тропический остров, на берегах которого разворачивалась любовная драма, чей сюжет был куда более стар, чем сам этот клип.
…Под ногами Алексея шуршал горячий морской песок, вдалеке шелестели листвой кокосовые пальмы, маня прохладой тени, шёпот волн звал в другую сторону, соблазняя окунуться в хрустально-бирюзовую гладь прибоя, – все эти голоса природы, воссозданные с максимальной реалистичностью, юноша слышал уже неоднократно, но сейчас, после всего пережитого им на крыше дома, они показались ему какими-то неестественно-фальшивыми, словно не записанными вживую, а смоделированными на компьютере.
Минута – и Алексей уже сидел на носу белоснежной яхты, на противоположной стороне которой о чём-то неторопливо вели беседу парень и девушка, наслаждаясь прохладным морским ветром и ослепительно ярким солнцем. Даже в виртуальной реальности Алексей не хотел оказаться «третьим лишним» и поэтому держался на почтительном расстоянии от влюблённых, нисколько не подозревавших о том, что за ними наблюдает давний поклонник этого клипа. По правде сказать, юношу мало интересовали персонажи этой музыкальной композиции: ему больше нравилось смотреть, как красивая яхта медленно рассекает изумрудно-синюю гладь океана, как колышется парус под напорами ветра, а вдалеке один за другим из воды выныривают дельфины.
В гамме радостных чувств, переполнивших душу Алексея, внезапно зажегся огонёк грусти: «Подумать только, я как будто переживаю это всё в реальном мире, а ведь их уже давно нет!..» – мелькнуло в голове у юноши, когда он снова перевёл взгляд на актёров, много лет назад снявшихся в этом клипе. Прошло совсем немного времени, прежде чем погасло ласковое солнце и растворились в небытие океанские просторы, превратившись в сумрачную комнату с широкой кроватью, застеленную пурпурно-сверкающим одеялом, под которым безмятежно спал зеленоглазый красавец. Его длинные крашеные кудри, ещё недавно спрятанные от напоров ветра тёмно-синей бейсболкой, теперь были небрежно разметаны по подушке; перед зеркалом устало наводила маникюр задумчивая Селена, изредка поглядывая на своего Эндимиона; и казалось, эту идиллию не могло нарушить ничто, даже первые слабые лучи утра, уже начавшие пробиваться сквозь полуоткрытые жалюзи окна.
Спокойная, размеренная мелодия внезапно сменилась почти кричащим голосом исполнителя: в распахнутой двери появилась ещё одна пассия юноши, которой он клялся в вечной любви и верности и обещал золотые горы ничуть не меньше, чем той, что наслаждалась ревностью своей соперницы в эти роковые минуты. Напрасно изменник пытался хоть как-то всё уладить; его «единственная» даже ни разу не оглянулась, когда он мчался за ней по лётному полю, расталкивая провожающих и пытаясь догнать свою возлюбленную, взбежавшую по трапу самолёта, дверь которого захлопнулась раньше, чем подлый предатель успел оказаться на ступеньках. Словно белая чайка, что парили над яхтой юноши во время его морской прогулки, грациозно оторвался от серой полосы аэродрома огромный авиалайнер, оставив красавца одиноко стоять посреди зелёных лугов и невзрачных проволочных заборов. Будто капля дождя, упавшая на мокрый асфальт и навсегда исчезнувшая из этого мира, растворился в сияющих облаках самолёт, на борту которого находилась та, чей образ послужил вдохновением для парня, написавшего и исполнившего эту великолепную песню.
Одиночество юноши, стоявшего на самом верхнем балконе отеля, словно подчёркивало тусклое вечернее солнце, которое так же одиноко правило сегодня безоблачным небом и теперь медленно опускалось за горизонт, так и не встретив за весь день ни одного соперника, способного пригасить его живительный свет. Красота пурпурного заката не могла одолеть тоску, которая мучила парня, перебиравшего в мыслях все свои любовные похождения. Сознавая в душе, что поступил несправедливо, он всё же не хотел признавать себя виноватым, и решение его бывшей возлюбленной внезапно уехать, даже не попрощавшись, казалось ему совершенно необдуманным поступком.
* * *
Наступал вечер. Таинственная тишина, царившая в квартире, словно проникала в самое сердце, наполняя душу загадочным переживанием и болью, боязнью реинкарнации детских страхов и сомнений, ощущением своей неполноценности и юношеских обид.
…Скрипнула входная дверь. Услышав шум, Алексей прошагал по деревянным доскам пола из кухни через всю прихожую ко входу в квартиру. Успев остановить закрывающуюся дверь, парень спросил у отца, выходящего в подъезд:
– Ты куда?
– Пройтись: белые ночи – не уснуть.
– Я с тобой, – Алексей виновато опустил голову.
(Словно зеркальное отражение происходящего с Отцом и Сыном, соседский парень вышел в коридор, сказав матери: «Мам, я буду поздно, закройся!»)
– Да незачем: я ненадолго, – успокоил Андрей сына.
– Я с тобой!!! – с большей уверенностью повторил Алексей. – Мне… плохо.
– Да, я вижу.
– Мне… плохо. У меня что-то здесь болит, – Сын прижал руку к груди.
Андрей медленно вернулся в квартиру, прошагав мимо сына, внимательно глядя ему в лицо.
Словно боясь, что отец передумает и снова решить пойти прогуляться, Алексей стал у парадной двери, заперев её и пройдя задумчиво мимо отца, снявшего куртку и повесившего ее на вешалку в прихожей.
– Сам… сам, сам! Справляйся сам! – сказал уверенно отец.
(Будто продолжение отражения истории с Андреем и Алексеем, соседский парень вернулся к себе домой, сказав: «Ага! Мам! Открой, мам, никуда не пойду, мам!»)
– И… часто так будет? – спросил сын.
– Не знаю. У тебя – не знаю! Если человек, то болит всю жизнь.
– Угу… угу… я понял. Всё правильно. Всё правильно… – улыбаясь, Алексей пошел в свою спальню.
– Мда, всё хорошо… – подытожил Андрей, направившись в свою комнату.
Отец с легкой улыбкой сел на кровать, глядя в сторону открытой двери в коридор. Андрей лег на подушку, поправив её левой рукой и положив правую себе под голову. Отец долго еще лежал с открытыми глазами, пока не почувствовал, что его сморил сон…
В то же самое мгновение в своей комнате Алексей также откинулся на подушке, уставившись в потолок. Повернувшись на бок, юноша быстро задремал…
Парню снова на какой-то миг приснились три одинокие березки на бледно-зеленой дождливой поляне, которая спустя мгновение опять превратилась в сумрачную комнату с широкой кроватью, на которой безмятежно спал Сын…
Голый по пояс отец вышел на заснеженную крышу дома. Густо сыпала метель. Андрей прошелся босиком по сугробам, став недалеко от купола «цирка»…
– Снег…
– Ты… где? – спросил сын.
– Я недалеко, – ответил Отец.
– А я… там есть?
– Нет! Я здесь один.