Моя граница 7

    ( повесть - воспоминания)

     глава 6

     БЕЛОРУССКИЙ ВОКЗАЛ

 ...И открылась во всей своей красе и величии многоголосая, ревущая, грохочащая площадь. Повсюду пестрили модным разноцветием ветрины ларьков. Поток частных извозщиков, подобно проповедникам истины, то и дело пытались завлечь своим вниманием суетящийся и угрюмый народ, обещая каждому щедрою услугу для скорейшего возращения в райские, родные пенаты.
Величавое здание исполненное в стиле неоклассицима распахнуло свои объятья для кочующих и одиноких поломников.  Стеклянные арки ворот и окон переливаясь, отражали багровую плащеницу вечернего столичного небосвода. Огромный, яркий диск солнца медленно тонул за далекими крышами бетонных новостроек, освещая  каменные своды высокой башни, на которой сияли неоновым светом огромные буквы "Белорусский вокзал". Вдоль стен смиренно ютились попрошайки и бомжи, слезно изливая  боль одинокой и несчастной души на картонных табличках. Сумки, рюкзаки, баулы мельтешили перед глазами. С какой-то только себе подвластной бережливостью и чувством уверенности "челночники" устремлялись к главному входу здания. Как в раскрытую пасть чистилища, смиренно шли они не замечая вокруг себя ни картонных табличек со слезным изливанием одиноких душ, ни пламаменеющего заката. Ничего. Только одно сейчас отчетливо читалось в их стеклянном и холодном взоре: полное безразличие к происходящему. Круглые часы на теле двух каменных башен с острыми шпилями, неумолимо отчитавали ход жизни. Два стражника, в черных одеяниях, подобно строгим херувимам взирали с мраморных ступеней под свободом арочных ворот, на извечный, не стихающий круговорот Дантовской "божественной комедии".
Сейчас,  этот образ происходящего на вокзальной площади всецело вполне мог лечь в основу илюстраций к этому гениальному произведению.

-Куда? Куда нас ведут, братцы?- прокричал кто-то из нашего строя.
-На заклание! - торжественно и весело прозвучал ответ где-то впереди.
-Сто пудово! К черту на куличики! - подытожил конопатый сержант с надменной ухмылкой.
- Хули ты светишься, как голый зад при луне! Скажи русским языком, куда едем?- обратился я к рядом идущему "хоббиту".
- Военная тайна! - весело парировал коротышка и, резво взбежал на мраморные ступени главного входа вокзала. А позади нашей колонны продолжали звучать злорадные шутки:
- Ой, мамуличкаа, прости меня засранца! Приди и прими меня в свои теплые и нежные объятья! Неужели ты не видишь как страдает твое чадушко!?- снова раздавался смех. И снова разбавлялся этот смех продолжением шуток:
- Нихуяяя, сыноок! Долго терпела моя душенька твое паскудство и издевательство! Так прими же кару небесную за свои деяния разгульные и ****ские!- доносилось подобно церковному песнопению в хвосте колонны.
С такой дружественной оптимистической поддержкой входили мы в зал ожидания.
Старший "конвоир" провел нас в самый конец зала. Оглосил поверку по фамильному списку и, облегченно выдохнув протер рукавом бушлата сверкающий, влажный лоб:
-Таак... пьяницы, наркоманы, рекетиры, рецедивисты и сексуальные маньяки! Сейчас располагаемся вот здесь, в уголочке! И молите богов, если хоть одно тело из вас сделает хоть один шаг без моего ведома! Расстреляю собственно ручно! Выведу, зачитаю приговор и... пишите потом жалобные письма хоть матушкам, хоть дедушкам, хоть царю батюшке. Мне будет похуй! Ясно? -  взглянув исподлобья, выпалил старлей в наши по идиотски улыбающиеся лица.
Подобно муравьям мы разбежались по свободным сидячим местам зала. Старлей перекинулся о чем-то с сержантами и куда-то ретировался.
Вскоре объявился, и заявил:
-Аллё, войны! Слушаем сюда! Короче, дела наши печальны. До поезда у нас с вами два с половиной часа. А потому, что бы мне ни лицезреть ваши насто****ившие тупые ёбла, мы поступим следующим образом!..- проговорил грозный "конвоир" и, полез во внутренний карман бушлата. Под лучами кованной позолоченной люстры на свет появился листок формата  А4  и снова зачитались наши, "насто****ившие" старлею фамилии. После прочтения онных, "конвоир" сунул листок обратно и продолжил: - Все кого назвал, до 20:30 могут быть свободны. Ну, ****ь, если хоть одного из вас я не буду наблюдать здесь в озвученное мною время... пиняйте на себя! Найду и ноги вырву вместе с мудями! А потом сам застрелюсь!  И не дай бог приползете на рогах! Похороню тут же, и отпою! - без малейшего намека на шутку произнес старлей эти слова уже под громогласные и восторженные вокрики нашего братства.
Старлей слился  с вокзальной суетой и, вскоре исчез из поля зрения.
Ликование было недолгим.
Через пять минут на металических сидениях, от нашей несокрушимой "армии" оставалось порядком десяти "бойцов" включая двух сержантов. Мы с Серегой взирали на несправедливость этой картины исподлобья, напрягая титановые скулы. Наши фамилии в озвученном старлеем  списке отсутствовали.
 Некоторые  оставшиеся "залетчики" подложив вещмешки под головы пытались забыться сном. А мы...
Не знаю, как бы мы пережили с Серегой эту несправедливость. Как бы мы прибывая в тяжких муках, коротали эти проклятые два с лишним часа? Сейчас мы чувствовали себя как канарейки в клетке. Но тут, в тот момент, когда казалось бы душа висела на краю пропасти, держась на кончиках пальцев, готовая смиренно сорваться вниз в глубокое, огненное жерло несправедливости, пришло  спасение. Нет, не ангелы сошли с багрового столичного небосвода в белоснежных одеяниях. И не в лице нашего старлея, в котором вдруг  воскресла совесть выражалось это спасение. И увы, не проникся он нашей душевной тоской по свободе и, не погладил наши буйные, юнные головы со словами:"Ну что же вы, детушки, рыдаете сердцем истомленным? *** с вами! ****уйте и вы!" Нет. Спасение было не в этом. Оно было гораздо ближе чем мы с Серегой могли предположить. Развязав узлы вещмешков с целью перекусить,  мы обнаружили для себя, что:(Просите, и вам воздастся; ищите, и найдёте. Стучите, и дверь отворится перед вами...) это не просто пьяные бредни поборщика Матфея. Эта аксиома сработала. И сейчас, глядя в глубину вещмешков, мы наблюдали "свечение в конце тонеля". Там, подобно зародившимся звездам на ночном  небосклоне сверкали еще четыре  аллюминиевые баночки "балтики". Вот оно, спасение, купленное еще в электичке, недопитое и позабытое нами до срока. А может и правда, ничего на свете не случается просто так? И всему есть объяснение? Воистину сказано:"Вездесущь Господь и милостив!"
С этим осознанием, сорвав хрупкие пломбы с банок мы с Серегой торжественно соприкоснули наше " спасение".  А конопатый сержант, выпучив ошалелые глаза уже сорвался с места и, подобно паровому локомотиву, набирал скорость в нашу сторону.
-Вы чё, борзые да? -  произнес он уже с отсутствием геройских ноток в голосе.
- Ну, допустим! - вежливо и спокойно ответил я. Потому как Серега, сейчас имел такое выражение лица, что во всяком случае мне было понятно: если сейчас этот настырный "Беггинс" снова попытается испортить "праздник души" то он имеет все шансы остаться здесь навсегда, - на холодном и затертом кафеле.
Потому я взял инициативу в свои руки.
- Вы совсем охуели?! - как- то безнадежно прозвучала эта притензия.
-Слушай, сержант! - тут уже вмешался Серега: - Я тебя по челевечески, вежливо, с чувством понимания к твоему негодованию, прошу. Искренне прошу, пожалуйста... иди нахуй отсюда маразотина конопатая, пока я тебя прямо здесь не порешил! - повысил голос и уже  вскочил с места Серега. Сейчас он был готов разорвать опостылевшего и вездесущего "хоббита" на куски.
Сержант отпрыгнул всторону и, видимо припомнив заплеванный перон молча  вернулся на свое место, к более спокойному и здравомыслящему сослуживцу.
"Дааа... все же прав был Андрюха, когда сказал на моих  проводах: "Законы может и свои! А ****юлей все одинаково побаиваются!"
"Да, правильно сказал! Мудрый дембель!"- успел я подумать. А Серега, протянув руку с отвоеванной " балтикой" обратился  уже ко мне:
- Давай, Вован! За наш с тобой несломленный дух! - хрустнули ударяясь друг о друга аллюминиевые банки и, дальнейшая Серегина речь прозвучала уже в виде поэтического тоста:
-В чужбине свято  наблюдаю,
Родной обычай старины! - Серега обернулся ко мне, в надежде  услышать дружескую поддержку в продолжении. И я не заставил себя долго ждать:
-На волю птичку выпускаю
При светлом праздике весны! - и уже последнию строку великого четверостишия мы произнесли вместе, одаривая друг друга теплым, искренним и поблескивающим взглядом.
Так наши "канарейки" вырвались из клетки несправедливости на свободу.
Вскоре, опоржнив дружественные "кубки" мы последовали примеру остальных "залетчиков". Свернувшись калачиком, как бездомные котята мы с Серегой заняли угловые сидения и спокойно погрузились каждый в свою думу.

- Здорово, хлопчики! Не помешаю?- прозвучал добрый звенящий с хрипотцой голос у меня в изголовье. Я опустил ноги на пол и обернулся. Передо мной стоял пожилой мужчина с ярко выраженной седой шкиперской бородкой.
- Да нет конечно, не помешаете. - произнес я стягивая вещмешок с соседнего кресла.
- Ну, вот и славно! - незнакомец присел, поставил себе в ноги небольшую спортивную сумку, и продолжил: - Значит,  решили Родине долг отдать?
- Ну да, типа того. Решили.- вздохнул я безнадежно и посмотрел на Серегу. Поджав ноги и обняв вещмешок, тот видел уже  "десятый сон".
- Ну, раз так, тогда давай знакомиться!? Петр Сергеевич Мальгинов! Капитан второго ранга, северного морского флота. Служил под командованием самого  Анатолия Качарова на ледоколе "Леваневский"!
- Ого! Ничего себе, какие регалии!- произнес я с удивлением и, протянул старому моряку свою напичканную занозами руку: - Вовка! Званий не имею. Нигде не служил. Столяр с дипломом автомеханика. И то, уже в прошлом!- рукопожатие состоялось под искрений, незлорадный смех Петра Сергеевича: - Нууу, какие твои годы! - он похлопал меня по плечу.
И полилась душевная беседа с мудрым искренним и приятным человеком.
Во время нашей беседы я узнал что Петр Сергеевич коренной москвич в третьем  поколении. Большую часть жизни посвятил мореходству. Десять лет назад схоронил жену. Единственная дочь вышла замуж и укатила жить в Германию. А сейчас он едет в Белоруссию хоронить последнюю родную сестру. И теперь остался он совершенно один, в двухкомнатной "хрущевке" на окраине столицы, в Бибириво.

- А я вот смотрю, что-то маловато вас?- произнес старый моряк оглядевшись по сторонам.
- Даа.... остальным вольную дали, до поезда. - ответил я с досадой в голосе.
- А вам что же не дали? -  вопросительно  он приподнял белые брови и, глубокие морщины на его оголенном лбу, подобно волнам, колыхнулись в бухте печального лица.
- Дааа...- огорченно махнул я рукой.
- Набедакурили поди?
- Да есть немного! - уже улыбаясь  произнес я глядя в чистые, наполненные печалью глаза.
- Гулять отпустили...  Где здесь гулять-то?
- Так Москва большая! Есть куда сходить и на что посмотреть. - подытожил я неотрывая взгляда от худежественного полового кафеля.
- Да нууу! Ну, и какое твое любимое место? Ну вот, отпусти  тебя сейчас, куда бы и на что ты пошел бы смотреть? - снова в удивленом лице  капитана колыхнулись волны морщин.
-Ну...ну...хрен знает! - мямлил я раздумывая над вопросом и, почему-то озвучил первое и наиглупейшее на мой  взгляд что пришло  на ум: - На красную площадь. Кремль пошел бы смотреть! - я снова  улыбнулся.
- Ну да, ну даа... Кремль это да, конечно...- как-то тихо и грустно, опустив глаза в пол проговорил бывалый моряк.
Несколько мгновений сидели молча.
- А у меня, любимое место -Ваганьково! - оживился наконец мой собеседник: - Хорошо там. Кругом люди и, тишина. Можно спокойно побродить со своими мыслями наедине. - сейчас  Петр Сергеевич смотрел куда-то далеко, сквозь каменные стены вокзала:- Но вот, понимаешь, какое дело...Парадокс! Стоит только выйти с Ваганьково, сразу куда-то пропадают люди. И становится сразу очень шумно...и очень тошно! - старый моряк шевельнул желваком и, тяжело вздохнул. И было видно что тяжесть какая-то  мешает ему  вздохнуть. Словно что-то держит и не отпускает. А что именно не отпускает, я разглядеть не смог. Да и он мне почему-то не поведал.
Вскоре мы расстались.

В назначенном месте  в назначенное время вся команда была в сборе.

- В две шеренги становись! К поезду, шагом марш!- скомандовал "конвоир" заметно повеселевший, окрыленный и немного отрешенный.

- Внимание! Поезд Москва - Калининград подан под посадку к седьмому перону!- деловитый женский голос разливался по всем залам, кафетериям, рюмочным и сувенирным бутикам.

Нам с Серегой достались верхние полки в плацкартном вагоне.
- Эээхх!  - Серега  скинул с себя  замшевые кросовки и ловко запрыгнул на свое место: - Солдат спит - служба идет! - произнес он весело и, подмяв подушку под голову отвернулся к стене. Теперь, наверное до утра.

Монотонный стук колес быстро утихомирил утомленных пассажиров. За окном мелькала глубокая октябрьская ночь. Лишь время от времени проплывали перед моим взором освещенные пероны. С грохотом проносились товарные встречные поезда. А я все смотрел в окно и никак  не мог осводиться от мыслей.
"Почему же у Петра Сергеевича Мальгинова, капитана второго ранга, излюбленное место Ваганьковское кладбище? Хм...и чего бы было не спросить?"

( продолжение следует).