Язык и национальная безопасность

Из далекого 2015ого. Последнее творческое эссе по моему курсу повышения квалификации в МГУ (кросс-культурные коммуникации) у легендарнооо профессора Тер-Минасовой. На это раз на тему "Язык и национальная безопасность". Тема неоднозначная и не совсем любимая мной. Но, тем не менее, появилось такое эссе, которое сокурсникам при их анонимной проверке моей работы понравилось.Язык и национальная безопасность: в чем суть проблемы, каково решение?

В своих лекциях профессор С. Г.Тер-Минасова затрагивает очень важную тему - взаимосвязи языка и национальной безопасности. Постараемся рассмотреть эту проблему с разных точек зрения – ведь единого ее понимания на сегодняшний день пока нет. У идеи cоздания единого языка есть много и противников. В 1920 гг. и позже была популярной идея объединения рабочей интеллигенции - советская молодежь также вступала в клубы эсперантистов (вспомним роман моего любимого Л. Юзефовича «Казароза»). Затем  роль эсперанто взял на себя английский язык. С конца 20-ого века  распространению английского языка способствовали глобализация, всемирная компьютеризация и развитие Интернета. И если С.А. Есенин воспевал изобретение единого языка («языки воедино сольются»), то сейчас все больше наших современников готовы воспевать «трайбализацию» – идею сохранения национальной культуры и субкультуры, обычаев, доведенную в наш прогрессивный век до абсурда.
Защита национального языка выливается в поддержку клановой семейственности и т.п.,  которая отнюдь не способствует безопасному развитию общества, а скорее сеет вражду и препятствует прогрессу.
 Пропаганда американского образа жизни через английский язык и особенно его американский вариант ведется активно через такие важные составляющие культуры как фильмы, песни, музыку.
 Американизированные общества теряют свою идентичность, утрачивают способность обогащать свой язык.  Да,  каждые две недели умирает один язык, по данным ЮНЕСКО, и это, безусловно, плохо.  Но разве плохо то, что отдельно взятой стране удается удачно пропагандировать свою культуру? Что мешало России также заняться пропагандой языка и своей культуры во всем мире, а также заодно разработкой имиджа и бренда страны на пользу национальной безопасности?
Проверяя эссе одной своей студентки из Франции, я прочитала ее историю о том, как она была в международном лагере в Канаде и как она была удивлена патриотизмом двух американских студенток, которые всегда отзывались о своей Родине уважительно, а также знали наизусть свой гимн. Француженка сокрушалась, что французам не хватает такой вот национальной идентичности. При этом французы как никакая другая нация  ревностно подходят к защите своего языка от иностранных заимствований, англицизмов (взять хотя бы знаменитый «ординатер»,  т.е. компьютер). 
  В перестроечные годы в СССР, а затем в России многие увлекались американской культурой. Благодаря любви к американской музыке, особенно кантри, я прекрасно практиковала свой английский язык. Желание поехать в США было для меня стимулом для изучения языка в совершенстве. Безусловно, при второй моей поездке в США эффект новизны и восхищения новым сошел на нет, уступив место более трезвой оценке условий жизни, особенностей культуры.   Я патриот и не хочу уезжать из своей страны. Но именно в США в возрасте 17 лет я впервые наглядно познакомилась с таким термином как субкультура и научилась именно у американцев, этой уникальной нации – «плавильного котла»  уважать представителей других культур и меньшинств.  До сих пор помню как моя «американская» семья среднего достатка помогала  семьям бедных мигрантов из Мексики (американской семьей назывались семьи в которых жили студенты и школьники, приезжающие в США по обмену). Пожилые уже Бекки и Уэйн, помимо воспитания восьми внуков и основной работы, учили еще в свободное время испанский. Уэйн был хозяином автомастерской, а Бекки возила детишек в школу на школьном автобусе (по образованию Бекки была этнограф, закончила университет со степенью бакалавра). Уйэн считал себя американцем немецкого происхождения. Бекки воспитывалась в детском доме – ее отец был ирландцем, а мать – коренным жителем Америки (Native American – потомок индейских племен). Бекки сокрушалась, что многие считают американцев не говорящей на иностранных языках нацией из-за доминирования английского языка в мире.  Она очень хотела разрушить этот стереотип. Одновременно со мной в доме у  Бекки и Уэйна жила школьница из Бразилии. До сих пор помню, как мы сидели с ней, обнявшись, и пели вместе песни – на португальском и на русском, а потом обменивались тогда еще пленочными кассетами – я ей Бичевскую и Кадышеву, а она мне - песни в стиле форро и сертанежу. 
Единый язык - это язык любви. Не будет никакой угрозы национальной безопасности, если люди будет внимать голосу сердца.   
Помните чудесную песню в исполнении А. Челентано, где он трогательно на разных языках поет « Я тебя люблю»?  Надо любить себя и свою страну, свой язык, и с уважением, без ксенофобии относиться к другим культурам и странам.  Из этой любви  растет интерес и любовь к другим, иным, чужим, непонятным странам и культурам. Поэтому я позволю себе не согласиться с точкой зрения С. Г. Тер-Минасовой о том, что детские мультфильмы с монстрами будят в детях жестокость. Мне кажется, что такие мультфильмы учат, прежде всего, доброте, умению любить и понимать иных, непохожих на тебя, говорящих на непонятном языке и некрасивых по субъективным стандартам восприятия красоты, присущим твоей культуре.  Я очень любила в детстве мультфильм «Аленький Цветочек», и идея этой сказки находит отражение в новых мультфильмах, только перенесенных в более современную среду.
Я сама научилась читать в три года, и первое слово, которое я прочитала, было «МИР».  Я, конечно же, не осознавала весь многогранный смысл этого коротенького «мира». Мне слово это казалось округлым, его хотелось повторять снова и снова, ощущать на языке, понимая, что наконец-то тайна разгадана и теперь я сама смогу читать свои любимые сказки. Я не любила непонятные мне считалки про «месяца-убийцу». Здесь я абсолютно согласна с профессором Тер-Минасовой, что мы неосознанно приучаем себя к жестокости, отсутствию толерантности. Мы позволяем в присутствии детей рассказывать националистические анекдоты,  мы пренебрежительно называем дворника, убирающего наш двор, «безграмотным таджиком», как чуть раньше говорили про некоренных москвичей «понаехали тут».  Может быть, основы национальной безопасности кроются не в языке, а в том, как мы к нашему языку относимся? Ведь язык может быть как мощным двигателем прогресса, так и безжалостным убийцей, ведущим нации к войне.
Вспоминаю, как мои коллеги из Италии довольно-таки бестактно, на итальянском обсуждали, какой грубый и некрасивый словацкий язык, как и все славянские языки, в то время, как другой наш коллега-словак говорил по телефону, находясь с нами совсем рядом. Моего знания итальянского хватило мне, чтобы покраснеть до ушей и тактично попросить коллег прекратить неприятную дискуссию.
Язык – орудие пропаганды может повести толпы людей на смерть во имя абстрактной идеи. И язык может привести к всеобщему процветанию и пониманию, соблюдая баланс между глобальной и самобытной культурой, тем самым не угрожая национальной безопасности.  Самое время задуматься об этом в канун 70-ти летия Великой Победы над страшной «коричневой чумой», поглотившей лучший генофонд многих стран и народов.